Концерт Патриции Каас. 7. Неужели это возможно. Недалеко от Москвы, продолжение - Марк Михайлович Вевиоровский
По лестнице можно спуститься в парк и наблюдать за рыболовами, которые устроились здесь и под большим мостом. Рыбные места менялись в зависимости от уровня воды в реке, и рыболовы пользовались складными бамбуковыми удочками, но с очень тонкой леской, легкой снастью и поплавками из гусиных перьев: они искусно подкармливали рыбу в том месте, где ловили.
Им всегда удавалось что-нибудь поймать, и часто на крючок попадалась отличная, похожая на плотву рыба, которую называют «goujon». Зажаренная целиком, она просто объедение, и я мог съесть полную тарелку. Мясо ее очень нежно и на вкус приятнее даже свежих сардин и совсем не отдает жиром, и мы съедали рыбу прямо с костями».
– Еще, Джон, еще!
– «Рыболовы и оживленная река, красавицы баржи с их особой жизнью на борту, буксиры с трубами, которые откидывались, чтобы не задеть мосты, и тянущаяся за буксиром вереница барж, величественные вязы на одетых в камень берегах, платаны и кое-где тополя – я никогда не чувствовал себя одиноким у реки.
Когда в городе так много деревьев, кажется, что весна вот-вот придет, что в одно прекрасное утро ее неожиданно принесет теплый ночной ветер.
Иногда холодные проливные дожди заставляли ее отступить, и казалось, что она никогда не вернется и что из твоей жизни выпадает целое время года.
Это были единственные по-настоящему тоскливые дни в Париже, и все казалось фальшивым. Осенью с тоской миришься. Каждый год в тебе что-то умирает, когда с деревьев опадают листья, а их голые ветки беззащитно качаются на ветру в холодном зимнем свете.
Но ты знаешь, что весна обязательно придет, так же как ты уверен, что замерзшая река снова освободится ото льда. Но когда холодные дожди лили не переставая и убивали весну, казалось, будто ни за что загублена молодая жизнь. Впрочем, в те дни весна в конце концов всегда наступала, но было страшно, что она могла и не прийти.
Когда наступала весна, пусть даже обманная, не было других забот, кроме одной: найти место, где тебе будет лучше всего …»
– Ну, пожалуйста, еще!
– «Весной я обычно работал рано утром, когда жена еще спала. Окна были распахнуты настежь, и булыжник мостовой просыхал после дождя. Солнце высушивало мокрые лица домов напротив моего окна.
В магазинах еще не открывали ставен. Пастух гнал по улице стадо коз, играя на дудке, и женщина, которая жила над нами, вышла на тротуар с большим кувшином. Пастух выбрал черную козу с набухшим выменем и подоил ее прямо в кувшин, а его собака тем временем загнала остальных коз на тротуар.
Козы глазели по сторонам и вертели головами, как туристы. Пастух взял у женщины деньги, поблагодарил ее и пошел дальше, наигрывая на своей дудке, а собака погнала коз, и они затрусили по мостовой, встряхивая рогами.
Я снова принялся писать, а женщина с молоком поднялась по лестнице. Она была в шлепанцах на войлочной подошве, и я слышал только ее тяжелое дыхание, когда она остановилась на нашей площадке, а потом стук закрывшейся за нею двери. В нашем доме, кроме нее, никто не пил козьего молока …»
– Еще!
«Я решил выйти на улицу и купить утреннюю программу скачек. Даже в самом бедном квартале можно было найти по крайней мере один экземпляр, но в такой день программу следовало купить пораньше. Я нашел ее на углу улицы Декарта и площади Контрэскарп.
Козы спускались по улице Декарта, а я глубоко вдохнул утренний воздух и быстро зашагал обратно, чтобы поскорее подняться к себе и закончить работу. Я чуть не поддался соблазну и не пошел вслед за козами по утренней улице, вместо того чтобы вернуться домой …»
– Какая прелесть! Правда, Джон?
– Еще бы. Хэм писал то, что видел и чувствовал. Ты видишь, что стрелка острова Ситэ изменилась мало, и рыбаки здесь почти те же, что и при Хемингуэе … Сюда нужно прийти попозже, ночью … Знаешь, что значит название этого сквера?
– «Пылкий любовник» … Давай сегодня пройдемся по набережным ночью?
ХЭМ И НОЧНОЙ ПАРИЖ
Ночной Париж сперва показался Джай похожим на ночную Москву – хотя бы чисто внешне. Тот же осветительный беспредел в центре с мельтешащей рекламой, тишина и полутьма узеньких улиц и забытых дворов.
Но при более внимательном взгляде проявилась разница, и она никак не могла сформулировать сущность этой разницы. Ну, почище улицы и дворы, ну, нет своры пьяниц на лавочках …
Но на самой тихой улице не было удручающей темноты, светились огни маленьких кафе и даже стояли столики на тротуаре под деревьями, и за столиками сидели веселые, но вполне достойные люди. И дома, даже самые старые, были ухожены и не выглядели развалинами, и в самом крайнем случае смотрелись ухоженными музейными экспонатами.
Почти в каждом, даже самом крохотном кафе звучала музыка. Два – три музыканта, иногда даже всего один – но музыка была обязательно. Музыка звучала неназойливо, негромко, почти интимно и составляла немалую часть ауры каждого такого заведения.
Здесь в углу крохотного зала стояло пианино и на нем играл пожилой музыкант с артистической гривой седых волос. Играл бесконечную мелодию из собственных воспоминаний с удивительным сочетанием многочисленных известных произведений – то песенных, то танцевальных, то даже оперных и симфонических.
Джон и Джай остановились и заслушались. Многие из посетителей выходили и танцевали, а другие просто раскачивались в такт музыке. А когда музыкант заиграл нечто быстрое и ритмичное в виде сочетания рока, джайва и еще неизвестно чего, то Джон не выдержал и потащил на пятачок Джай.
И они показали такой класс, что посетители дружно начали хлопать в такт музыке и их движениям, и даже вскрикивали от удовольствия. Музыкант почувствовал, что бесконечно продолжать такой темп невозможно и закончил мелодию эффектным аккордом.
И сразу раздались аплодисменты.
Джай подошла к музыканту и поцеловала его, чем вызвала дополнительную бурю восторга всех в зале.
Хлопали все посетители этого небольшого кафе, многие даже вставали и подходили к Джону и Джай. С подносом и двумя бокалами красного вина подошел полный немолодой господин, видимо, хозяин заведения, и стал говорить всякие восторженные слова.
Джон и Джай взяли бокалы, подняли их, приветствуя всех присутствующих, чокнулись и отпили.
– Что он говорит? – запыхавшись спросила Джай.
– Он расхваливает наш танец, благодарит и даже приглашает нас быть почетными посетителями его кафе.
Джай и Джон благодарили всех на английском языке, поднимали бокалы за здоровье всех присутствующих. Их
