Выше звезд и другие истории - Урсула К. Ле Гуин
– Так, примерно отсюда. «Вы войдете в состояние гипноза. Вот – сейчас! Только не уходите от меня, Джордж», – шипела кассета.
Ор потряс головой и заморгал. Последние хейберовские слова, разумеется, были на пленке, а он еще находился под действием гипнотического лекарства.
– Немного промотаю вперед. А, вот.
И снова Хейбер заговорил из магнитофона:
– …мир. Люди больше не истребляют людей. Нет войн в Иране, Аравии и Израиле. Нет больше геноцида в Африке. Нет ядерных и биологических арсеналов для уничтожения других стран. Не придумываются новые способы и средства для умерщвления людей. Мир в мире с собой. Мир как всеобщий образ жизни на планете. Вам приснится этот мир, который с собой в мире. Сейчас вы заснете. Когда я скажу…
Он оборвал запись, чтобы Орр, услышав кодовое слово, не заснул.
Орр потер лоб.
– Что ж, – сказал он, – я сделал, что было сказано.
– Вряд ли. Увидеть сон о битве в цизлунном пространстве…
Хейбер оборвал себя так же резко, как пленку.
– В цизлунном? – сказал Орр, немного даже сочувствуя Хейберу. – Когда я засыпал, такого слова еще не было. А как дела в Израгипте?
Искусственное слово из старой действительности, произнесенное в новых условиях, произвело поразительный эффект: как сюрреалистическое полотно, оно казалось осмысленным, не имея смысла, или бессмысленным, но при этом со смыслом.
Хейбер прошелся туда-сюда по длинному, со вкусом обставленному кабинету. Провел рукой по своей курчавой рыжевато-каштановой бороде. Жест был отработанный и знакомый Орру, но, когда врач заговорил, было ощущение, что слова он подбирает осторожно, в кои-то веки не полагаясь на импровизацию и свое неистощимое красноречие.
– Любопытно, что вы избрали Оборону Земли символом, своего рода метафорой мира, конца войны. Что ж, она вполне уместна, хотя неочевидна. Сны вообще вещь крайне неочевидная. Крайне. Ведь именно та угроза, та непосредственная опасность вторжения со стороны бессмысленно агрессивных, не идущих на контакт пришельцев заставила нас прекратить внутренние войны и направить нашу наступательно-оборонительную энергию вовне, расширить представление о своем народе на все человечество, обернуть оружие против общего врага. Если бы не напали пришельцы, кто знает? Может, мы до сих пор бы воевали на Ближнем Востоке.
– Из огня да в полымя, – сказал Орр. – Доктор Хейбер, вы разве не видите, что ничего другого вы от меня не добьетесь? И я не то чтобы хочу вам помешать, расстроить ваши планы. Положить конец войне – идея хорошая, я сам только за. На последних выборах даже за изоляционистов голосовал, потому что Харрис обещал вывести наших солдат с Ближнего Востока. Но видимо, я не могу – или мое подсознательное не может – даже вообразить мир совсем без войн. В лучшем случае вместо одной войны выходит другая. Вы сказали: где люди не убивают людей. Ну вот – мне приснились инопланетяне. Ваши замыслы вполне разумные и здравые, но вы пытаетесь действовать через мое бессознательное, а не сознание. Наверное, на рациональном уровне я могу представить себе гомо сапиенс, которые не пытаются истреблять друг друга целыми странами. На самом деле с рациональной точки зрения такое представить даже легче, чем мотивы для войн. Но вы-то взаимодействуете с силами за пределами рационального сознания. Вы пытаетесь добиться прогрессивных, гуманистических целей не теми инструментами. Слушайте, ну кому снятся гуманистические сны?
Хейбер не ответил и никак не отреагировал, и Орр продолжил:
– Может, дело не в моем бессознательном, не в иррациональной части сознания. Может, дело во мне в целом – как в человеке: может, я просто не гожусь. У меня пораженческие настроения, я, как вы говорили, пассивен – наверное, так. У меня мало желаний. Может, это как-то связано с моим даром – с действенными снами; но может, и не связано, и тогда, наверное, есть более подходящие сновидцы – люди с мышлением, больше похожим на ваше, с которыми вы большего добьетесь. Попробуйте их выявить. Вряд ли я один такой на весь мир; может, остальные просто не осознают свои способности. Но я продолжать не хочу. Отпустите меня, а? Не выдерживаю. Слушайте, ну хорошо, война на Ближнем Востоке закончилась шесть лет назад, прекрасно, но зато теперь на Луне пришельцы. А если они высадятся у нас? Каких чудовищ вы откопали в моем подсознании во имя мира? Даже представить себе не могу!
– Джордж, никто не знает, как выглядят пришельцы, – сказал Хейбер своим авторитетным увещевательным тоном. – Нам всем о них снятся кошмары, еще бы! Но вы же сами сказали: они впервые высадились на Луне шесть с лишним лет назад и пока до Земли не добрались. За это время наши ракетные системы ПВО стали стопроцентно эффективными. Если пришельцы до сих пор через них не пробились, вряд ли пробьются в будущем. Самый опасный период был в те первые месяцы, пока не наладили мировое сотрудничество и не мобилизовали оборонительную систему.
Ссутулившись, Орр какое-то время сидел молча. Ему захотелось заорать: «Вранье! Зачем вы врете?!» Но порыв был несильный и ни к чему не привел. Может, Хейбер на откровенность и не способен, ведь он обманывает самого себя. Не исключено, что он разделил свое сознание на два герметичных отдела: в одном он понимает, что сны Орра меняют действительность, и использует их в этих в целях; в другом – думает, что с помощью гипноза и абреакции снов лечит шизоидного пациента, которому кажется, будто его сны меняют действительность.
Трудновато было поверить, что Хейбер так отгородился от коммуникации с самим собой: сознание Орра подобным «перегородкам» настолько противилось, что их присутствие у других людей он замечал не сразу. Но Орр знал, что они существуют. Он ведь вырос в стране, где политики посылали летчиков сбрасывать бомбы на детей во имя счастливого детства.
Правда, так было в старом мире. Не в дивном новом.
– Я схожу с ума, – вновь заговорил он. – Вы разве не видите? Вы же психиатр. Не видите, что я на пределе? Пришельцы из космоса атакуют Землю! А что мне приснится в следующий раз? Сумасшедший мир, порожденный сумасшедшим? Чудовища, призраки, ведьмы, драконы, превращения – мало ли что в нас понапихано, мало ли какие страхи и детские кошмары. А вдруг все это вырвется наружу? Я тут ничего не могу поделать. У меня нет рычагов!
– Насчет рычагов не беспокойтесь! Ваша цель – свобода, – жизнерадостно ответил Хейбер. – Свобода! Ваше бессознательное не
