Александр Громов - Запретный мир
До заката успели лишь присыпать могилу. Под плач женщин, под длинные песни, славящие доблесть павших сородичей, мертвых припорошили тертой охрой и руками, как велел обычай, насыпали первый слой мягкой земли. Люди будут работать еще несколько дней, и вскоре над общей могилой поднимется высокий курган. Ему не дадут оплыть под нудными осенними дождями, его не размоют летние ливни, не уничтожит время, пока жива в людях память. Вон сколько курганов вокруг… Свежих нет, минувшей зимой никто не умер, а старых, заросших травой, дикой смородиной и даже высокими деревьями – собьешься считать. Большинство насыпных холмиков маленькие, высотою едва в человеческий рост, а то и ниже, но есть и громадины. Вон сразу три больших кургана – эти выросли на памяти нынешнего поколения, когда пришел черный мор. Тяжко тогда пришлось, сама Мать-Земля не защитила своих детей… До мора, посланного духами за неведомые проступки, племя считалось едва ли не самым сильным среди соседей, достигая числом двенадцати сотен мужчин и женщин, молодых и старых. Счастье, что мор равно поразил и соседей, иначе много сыскалось бы охочих попытать оружием, не ослабла ли сила грозного когда-то племени…
Ни один курган не забыт. Всякий, кто проходит мимо, обязательно поклонится ушедшим сородичам и бросит на вершину холма горсть-другую земли. А бывало, колдун Скарр, не спрашивая вождя, своей волей посылал людей поправить тот или иной начавший оплывать курган, и вождь не противился.
Много могильных курганов, много. С незапамятных времен живет в удобной долине племя детей Земли. Сто поколений, а то и двести – кто теперь упомнит? Ясно, что переселение свершилось еще до Договора, в седую старину. Лишь в одной-двух старых песнях поется о тех временах, когда три союзных рода, поклоняющиеся Матери-Земле, прогнали отсюда какой-то народец. От добра добра не ищут: мужественные предки осели здесь, считая своими и леса, лежащие на восход на три дня пути. В память ли о странствиях предков или по какой другой причине – теперь не скажет никто – племя хоронит своих мертвых вне долины.
У соседей не так. У них свои обычаи, сильно схожие с обычаями людей Земли, но все-таки свои, иные. У дальних соседей и язык свой, часто смешной, хотя понятный. Чем ближе соседи, тем больше сходства между ними. Нередко бывает, что молодые парни ищут невест на стороне и находят – чаще всего в тех племенах, с которыми издавна ведется дружба, как, например, с Лососями или Беркутами. С согласия девушки племя может отдать соседям и свою невесту, если старейшины не против и родители посчитали выкуп достаточным. Такой обмен укрепляет общность людей одного языка и не нарушает ни обычаев, ни Договора.
Не считается позором и умыкнуть невесту у не слишком-то дружелюбных соседей, вроде Волков, Выдр или Вепрей, но тут мнение парня не принимается в расчет, а решают вождь и старейшины. Ждать ли набега в отместку за воровство, позволить ли соседям выкупить девушку или вернуть ее даром, отчитав парня за неуместную лихость, – решать им. А может быть, упредить набег соседей, напав первыми?..
В прошлом бывало по-всякому. Теперь Растак знал: наступили плохие времена. Племя ослабло, и покуда не подрастут дети, оно останется слабейшим среди всех соседей. Даже не слишком-то многочисленные люди Выдры, в свое время как следует проученные, ныне стали сильнее племени Земли. Не захотят ли они отомстить за унижение шестилетней давности? А прочие соседи, например Волки? Можно ли доверять им?
Молодые воины, вчерашние мальчишки, еще могут хорохориться, предвкушая будущие набеги и походы, – старшим понятно, что предстоят годы и годы притеснений, невыгодных соглашений с соседями и стойкой обороны в тех случаях, когда мелкими уступками нельзя купить мир. Не будет никаких набегов на соседей – уберечься бы самим… Угодья племени велики, оборонять их трудно, хищные соседи будут отгрызать от них кусок за куском. А если вечно враждующие между собой соседи-недруги на время объединятся – что тогда? И как знать, не обернутся ли вчерашние друзья врагами?
Лишь вовремя явившаяся помощь из смежного мира спасет от гибели оскудевший числом народ. На то и Договор, последняя надежда слабых. Но разве он спас вовсе не малое числом племя Куницы, когда его истребляли крысохвостые? Договор – надежда, но еще не спасение. Непростительно беспечны оказались Куницы – им и не простили… Где они теперь? Аукай не аукай – не докличешься…
В сумерках вождь приказал прервать работу. Люди, до предела измотанные еще вчера, едва волочили ноги. Наскоро помянув павших пивом и медом, растекались по домам. Некоторые из тех, кому предстояло стоять в дозоре вторую половину ночи, не дойдя до своих жилищ, укладывались спать прямо на улице. В воздухе было душно. Вдалеке погромыхивало – не иначе, с заката надвигалась гроза.
Больше из чувства долга, чем по обязанности, Растак навестил Скарра, обнаружил старого чародея в беспамятстве и накричал на женщин, из страха перед колдовством оставивших старика без ухода. От малой горстки воинов, ушедших на заре к Волкам, не было ни слуху ни духу, да вождь и не ожидал известий так скоро. Завтра – может быть. Или послезавтра. От мальчишки Юмми, случись опять сражаться, толку немного, но пятеро ушедших с ним сильных воинов пригодились бы и сейчас, несмотря на отход плосколицых. Лишь глупец полагается на случай и на помощь духов – духи не любят беспечных.
Ничего… Найдут и взденут на копья своего чужака – вернутся без промедления. Скорее бы… А поговорят по-умному с Волками, дадут Ур-Гару понять, что в великой битве не оскудело силой племя Земли, – тем лучше.
* * *Восточная вершина Двуглавой горы издавна именовалась Плавильной, западная – Дозорной. На ее южном склоне, закрытом от злых зимних ветров, в хижинах, больше похожих на шалаши, жил особый отряд, обычно насчитывающий три десятка воинов. Жили они тут от луны до луны, затем приходила смена, и мало кому в отряде везло повидать родных до следующей полной луны.
Вернее сказать, не везло. Ведь если в селение отправлялся гонец, это означало только одно: на границе тревожно, пусть люди готовятся к обороне. Если же замечались не просто чужие лазутчики, если дозорным удавалось обнаружить крадущийся по лесам отряд соседей, замысливших внезапный набег, – тут уже сигнал тревоги подавали дымом. Тогда в селении бросали работу, мужчины хватали оружие и спешили прогнать врагов, если не удавалось обложить их в лесах, как медведя в берлоге, и уничтожить либо пленить за выкуп. Обычно по черному дыму на Дозорной неприятель сам понимал, что обнаружен, и спешил покинуть владения людей Земли, покуда цел.
Бывало – не успевал… Изредка случалось и наоборот, когда врага замечали слишком поздно или не замечали вообще. За разграбленное селение, за угнанные стада, за уведенных в рабство женщин и детей племя мстило ответными набегами, нередко дело доходило и до настоящих войн. Племя Выдры уцелело только потому, что вовремя получило помощь из смежного мира, иначе люди Земли истребили бы его под корень, мстя за вторжение. При случае пахарь, охотник, пастух, кузнец мгновенно становились воинами. Нет и не было в племени мужчины, ни разу в жизни не позвеневшего медью меча либо топора о медь врагов-соседей. Тот, кто не может похвастать боевыми шрамами, лишь наполовину мужчина, кому такой нужен? В недалеком прошлом, бывало, Растак легко отпускал молодых воинов в набеги на соседей, если те давно не тревожили владения племени. Не столько ради добычи, сколько для того, чтобы потешилась молодежь, показала лихость, чтобы пахарь, кузнец, пастух не забывали, что это такое – быть воинами, ибо передержанное пиво скисает в корчаге.
Все в прошлом…
Обычно из тридцати воинов дозорного отряда десять сидели в потаенных ухоронках вдоль границ с южными, западными и северными соседями в местах, удобных для наблюдения и для подачи дымом сигнала о вторжении; второй десяток обходил границу, равно готовый вступить в бой с небольшим отрядом или незаметно отойти перед внушительным войском, а случалось, и притаскивал чужого лазутчика, иногда живого и под пыткой разговорчивого. Третий десяток отдыхал и готовил пищу, он же стерег святая святых любого племени горного пояса – Дверь…
Недоспать, недоесть… Тяжела дозорная служба, а притягательна сверх меры. Надо было видеть лица молодых парней, когда впервые в жизни и, разумеется, под присмотром испытанных ветеранов воля вождя посылала их в дозорный отряд, – это была честь! Можно дивно наловчиться в охоте на пушного зверя, уметь бить соболя точно в глаз, можно в одиночку взять на рогатину матерого медведя, можно обогнать всех в пахоте – и все равно остаться лишь парнем. Мужчиной, воином и даже женихом парень становится не тогда, когда на его щеках закурчавится борода, а тогда, когда племя доверит ему нести в очередь дозорную службу.
Так было… Ныне не три, а лишь полтора десятка воинов стерегли границы владений племени Земли. И обнаружили врагов, когда те, уже не скрываясь, нахраписто лезли на склон Двуглавой, стремясь одним рывком достичь седла между Плавильной и Дозорной вершинами…