Клиффорд Саймак - Исчадия разума: Фантастические романы

— Ты-то сам в это веришь или не веришь?

— Ну, говоря по правде, не знаю. Идея, что деревья будут на планете господствующей формой жизни, представляется мне достаточно привлекательной. Может, они используют свое положение удачнее, чем люди, а до нас динозавры и трилобиты — ни у тех, ни у других, ни у третьих ничего путного не вышло…

— Бредовая идея! — вознегодовал Хорас. — Деревья просто стоят себе на месте и ни к чему не стремятся.

— Не забывай, что у них в распоряжении были миллиарды лет. Они могли позволить себе роскошь стоять на месте и надеяться, что рано или поздно эволюция возьмет свое. В том-то и беда человечества, что нам не терпелось и мы подстегивали эволюцию. А ведь это нелепо ругать эволюцию за неспешность. Посмотри, что она натворила менее чем за миллиард лет — преодолела дистанцию от первой слабой искорки жизни до разумного существа. Которому, правда, разум не пошел во благо…

— Опять ты за свое! — возмутился Хорас. — Хлебом тебя не корми, только дай принизить себе подобных!

Тимоти в ответ только пожал плечами и спросил себя: а что, если Хорас прав? Не принижает ли он людей понапрасну? Но, видит бог, люди вполне успешно принизили себя сами. На поверку они оказались не более чем безответственной стаей приматов. Спору нет, на протяжении истории у человечества были славные достижения, но сколько же роковых ошибок! Человек с редким постоянством делал едва ли не все ложные шаги, какие только были возможны.

Солнце собиралось вот-вот закатиться за западные холмы. Оставив Хораса дожидаться еды, Тимоти не спеша спустился по склону. Едва он приблизился к первому из фортов, роботы дружно побросали свои инструменты и замерли по стойке «смирно».

— Все в порядке, — заверил их Тимоти. — Работайте, не обращайте на меня внимания. Вы заслуживаете похвалы. У вас все очень здорово получается.

Роботы послушно вернулись к прежним занятиям. Зато Конрад, приметив Тимоти издали, поспешил подойти к нему.

— Сэр, — доложил он, — мы окружили их со всех сторон. Без преувеличения, взяли их за горло. Пусть только шевельнутся, и мы их задавим.

— Отличная работа, капитан, — одобрил Тимоти.

— Сэр, — поправил Конрад, — я не капитан, а полковник. Скоро стану генералом, сэр.

— Прости, не знал. Приношу свои извинения. Отнюдь не хотел тебя обидеть.

— И никоим образом не обидели, — ответствовал полковник.

Эмма, высунувшись из ковчега, крикнула, что кушать подано. Тимоти не заставил себя упрашивать и поспешил на зов. Хоть он и был намного терпеливее Хораса, а тоже давно ничего не ел и ощущал голод.

Эмма выставила на стол блюдо с сыром, блюдо с ветчиной, большую банку джема и хлеб.

— Ешьте сколько влезет, — пригласила она, — К сожалению, все холодное. То ли плита не работает, то ли я не сумела ее включить. Я уж пробовала и так и сяк, а она ни в какую.

— Ладно, обойдемся, — буркнул Хорас.

— И запивать придется водой, — посетовала Эмма. — У нас есть чай и кофе, но раз плита не действует…

— Не волнуйся, — молвил Тимоти ей в утешение, — И не расстраивайся по пустякам.

— Я искала пиво, но не нашла…

— Согласен на воду, — перебил Хорас.

В сущности, обед, а вернее, ужин оказался не так уж плох. Сыр был выдержанный, ноздреватый, тающий во рту, ветчина — тугая и сочная. Ежевичный джем отличался некоторым избытком семян, но в других отношениях был превосходен, и хлеб с хрустящей корочкой не оставлял желать лучшего.

Эмма отщипнула сыру, пожевала ломтик хлеба с толстым слоем джема и осведомилась:

— Что дальше?

— Пока что останемся здесь, — объявил Хорас, — Ковчег вполне комфортабелен по любым меркам, он послужит нам укрытием и штаб-квартирой.

— И как долго это будет продолжаться? — спросила Эмма плаксиво. — Мне здесь совсем не нравится.

— Пока мы не разберемся что к чему. Сейчас ситуация кажется невнятной, но через день-другой она разрешится так или иначе, тогда и будет ясно, как поступить.

— Со своей стороны, — сказал Тимоти, — объявляю еще раз, что при первой возможности возвращаюсь обратно.

— Обратно? Куда? — не поняла Эмма.

— Обратно в Гопкинс-Акр. Я и не хотел уезжать. И будь у меня время на размышление, ни за что не уехал бы.

— Но страшилище! — ужаснулась Эмма.

— К тому моменту, как я вернусь, от него там и следа не останется.

— Но зачем тебе возвращаться? — не унималась Эмма, — Не понимаю тебя. Там опасно!

— Там мои книги. И записи, которые я составлял годами. И работа еще далеко не окончена.

— Нет, окончена, — возразил Хорас неожиданно и грубо.

— А я считаю, что не окончена. Осталось много недоделанного.

— Ты же работал, уповая на лучшее будущее! Надеялся указать людям, каким путем идти, какие уроки извлечь из прежних ошибок и как начать все сначала. Ты что, не понимаешь, что все твои старания насмарку? Вот оно, будущее, — Хорас указал на окрестные холмы, — и вот твое человечество, по крайней мере большая его часть. Вон они, люди, — превратились в искорки света в небе. А бесконечники выполнили свою миссию и улетели.

— Но есть и люди, оставшиеся людьми! Можно начать с них.

— Их слишком мало. Горсточка тут, горсточка там, и все прячутся. Кто-то в прошлом, кто-то в настоящем. Начать все сначала? Не выйдет — генетический фонд слишком беден.

— Что толку его убеждать, — заметила Эмма. — Он упрямец. Если уж ему что-то втемяшится, то хоть кол на голове теши. Сколько ни говори, к каким аргументам ни прибегай, будет держаться своего, хоть тресни.

— Ладно, договорим завтра, — сказал Хорас. — Когда как следует выспимся.

Тимоти поднялся с места.

— Дайте мне парочку одеял. Я хотел бы переночевать на свежем воздухе. Погода сносная, холодов не ожидается. Я уж лучше посплю под звездами.

Эмма без возражений подала ему одеяла.

— Не забредай далеко, — попросила она.

— У меня нет такой привычки, — отрезал Тимоти.

Настала ночь. Черное пятно монастыря растворилось в

окружающей тьме. По холмам светились зажженные роботами костры, а над ними в небе мерцали мыслящие пылинки. Меж ними различались и звезды, но только самые яркие, — остальные были стерты назойливым мерцанием.

После недолгих поисков Тимоти нашел на склоне ровную терраску, как бы скамеечку, которая могла служить пристойным ложем. Перегнув одно одеяло пополам, уложил его на терраску, прикрылся другим. Вытянулся на спине и уставился в небо, на россыпь посверкивающих пылинок.

Наблюдать было удовольствием, потому что наблюдение вело к раздумьям. Шутка ли — он видел над собой финальную фазу развития человечества! В таком облике, как частички чистой мысли, люди способны пережить конец Вселенной, пережить исчезновение времени и пространства. Разум человечества останется в неприкосновенности в великом ничто, которое продлится вовеки. Останется — во имя чего? Тимоти попробовал вообразить себе, что произойдет, когда не станет ни времени, ни пространства — и может ли произойти вообще что-нибудь? Ответа не было, воображения не хватало.