Джон Уиндем - Золотоглазые

Эта неожиданная удача, оценивавшаяся тогда как раз по 83 фунта и 6 пенсов за акцию, пришлась мистеру Астеру как нельзя кстати. Реализация небольшой части акций дала ему возможность разрешить пару неотложных вопросов, и по ходу дел он и мистер Фраттон встретились еще несколько раз. Наконец, пришло время, когда последний, подстегиваемый любопытством, приступил чуть ближе к границе осторожности, чем он обычно себе позволял, чтобы заметить вскользь.

— Вы ведь не слишком хорошо знали сэра Эндрю?

Это было своего рода вступление, которое мистер Астер мог смело отвергнуть, если бы захотел, но в действительности он не сделал и попытки отразить удар. Вместо этого он погрузился в задумчивость и испытывающе разглядывал мистера Фраттона.

— Да, встретился с ним однажды, — произнес он. — Мы провели вместе где-то часа полтора.

— Примерно так я и предполагал, — сказал мистер Фраттон, давая своему замешательству стать чуть более заметным. — Где-то в прошлом июне, не так ли?

— 25 июня, — подтвердил мистер Астер.

— Но перед этим — никогда?

— Ни до — ни после.

Мистер Фраттон озадаченно покачал головой.

После паузы мистер Астер сказал:

— Есть в этом всем, знаете ли, что-то вовсе уж непонятное.

Мистер Фраттон кивнул, но не сделал никакого ответного замечания. Мистер Астер продолжил:

— Хотелось бы… ну… послушайте, вы не отобедаете со мной завтра?

Мистер Фраттон согласился, и когда на следующий день с обедом было покончено, они удалились с кофе и сигарами в тихий уголок клубной гостиной. После нескольких минут размышлений мистер Астер произнес:

— Надо сказать, что я чувствовал бы себя счастливее, будь этот случай с Винселлом хоть чуточку яснее. Я не вижу… гм!., во всем этом есть что-то необычное. Так и быть, расскажу вам всю эту историю. Вот как это было.

Вечер 25 июня выдался приятный, в отличие от самого лета. Чтобы получить побольше удовольствия, я решил прогуляться с работы до дома. Совершенно не спеша и раздумывая, не завернуть ли мне куда-нибудь выпить, я вдруг увидел старину Винселла. Он стоял на тротуаре, на улице Танет, держась за поручни одной рукой и, с выпученными от изумления глазами, ошеломленно оглядывался вокруг себя.

Видите ли, в нашей части Лондона, как вы знаете, всегда много иностранцев со всего света, особенно летом, и достаточное число их выглядит слегка потерянно. Но старик Винселл — ему было уже где-то за 70, как я решил, — не имел к ним никакого отношения. Конечно, он был не турист. И действительно, "элегантный" — вот то слово, что пришло мне в голову, когда я его увидел. У него была седая аккуратно подстриженная остроконечная бородка, тщательно вычищенная черная фетровая шляпа, темный костюм превосходной ткани и покроя, на нем были дорогие ботинки, таким же был и его умеренно яркий шелковый галстук. Не то чтоб в наших краях такие господа, как старик Винселл, были нам совсем уж в диковинку, но к нам они редко заглядывают, а чтобы так, один, да еще с выпученными от удивления глазами. Пара людей, шедших передо мной, коротко взглянули на него, машинально отметили про себя его состояние и прошли мимо. Но я этого не сделал, мне показалось, что он просто напился, более того, он действительно был как будто бы напуган.

Поэтому я остановился перед ним.

— С вами все в порядке? — спросил я его. — Может, вызвать такси?

Он повернулся и посмотрел на меня. В его глазах было изумление, но лицо было интеллигентным, слегка аскетичным и узким, что еще сильнее подчеркивали заросшие седые брови. Похоже, что он только с трудом сосредоточил на мне внимание, его ответ был еще медленнее и сделан с усилием.

— Нет, — неуверенно сказал он. — Нет, спасибо. Я… Со мной все в порядке.

Мне показалось, что это не вполне было правдой, но не высказал он и явного нежелания разговаривать со мной, поэтому, попытавшись один раз, я не собирался оставить его вот так.

— Вас что-то потрясло? — спросил я его.

Его глаза следили за машинами на проезжей части. Он кивнул, но ничего не сказал.

— Через пару улиц отсюда есть больница… — начал я. Но он затряс головой.

— Нет, — снова ответил он. — Я буду в порядке минуты через две.

Он все еще не просил меня уходить, и у меня было чувство, что он не совсем хочет этого. Его глаза смотрели то в одну сторону, то в другую, и затем взгляд снова обращался на него самого. Тогда он становился совершенно неподвижен и напряжен, уставясь на свою одежду с сильным удивлением, которое не могло быть неискренним. Отойдя от ограды, он поднял руку, чтобы разглядеть рукав, потом заметил кисть руки — красивой, ухоженной руки, но худой от возраста, с иссохшими суставами, выступающими голубыми венами. На мизинце было надето кольцо с печаткой…

Все мы читали про глаза навыкате, но это был единственный раз, когда я их видел. Казалось, что они готовы выскочить из орбит, а вытянутая рука начала мучительно дрожать. Он попытался что-то сказать, но ничего не вышло. Я начал бояться, что у него может случиться сердечный приступ.

— Больница… — начал я снова, но он еще раз покачал головой.

Я не знаю точно, что надо делать, но подумал, что ему следует присесть, да и бренди в таких случаях частенько помогает. Он не ответил ни да, ни нет на предложение зайти куда-нибудь, но послушно пошел за мной через улицу в отель "Йилсбурн". Я повел его к столику в тамошнем баре и послал за двойным бренди для каждого из нас. Когда я отвернулся от официанта, старик сидел, уставившись в другой конец комнаты с выражением ужаса. Я тут же взглянул туда. Он смотрел на себя самого в зеркале.

Не отрываясь глядя в него, Винселл снял шляпу и положил ее рядом на стул, затем поднял все еще трясущуюся руку, чтобы дотронуться сперва до своей бороды, а затем до красивых серебристых волос. После этого он сел совершенно неподвижно, тараща глаза.

Я почувствовал облегчение, когда принесли бренди. Он, видимо, тоже. Добавив туда немного содовой, он выпил весь бокал. Сейчас же рука стала спокойнее, на щеках выступил едва заметный румянец, но он продолжал, не отрывая взгляда, смотреть в другой конец комнаты. Затем с внезапным видом решимости поднялся.

— Извините меня, на минутку, — вежливо сказал он.

Старик пересек комнату. Добрых две минуты он стоял перед зеркалом, изучая себя вблизи. Затем отвернулся и пошел обратно. Хотя и не вполне уверенный, у него был вид большей решимости, и он сделал знак официанту, указав на наши бокалы.

С любопытством глядя на меня, он сказал, сев обратно на свое место:

— Я прошу вас извинить меня. Вы были чрезвычайно любезны.