Песах Амнуэль - Право на возвращение

- А теперь, - Анисимов заговорил слишком громко, и судья подняла на него взгляд, рука ее потянулась к молоточку, но остановилась на полпути, она только головой покачала и продолжала спрашивать то Мейера, то Бермана, Агерти же стоял неподвижно и молча, не уходил, ждал, может, что и к нему еще будут вопросы. - А теперь судья спрашивает, удалось ли полиции - к Ноаму она больше не обращается, он свое будто уже сделал... - получить информацию о человеке, который... Да, говорит Берман, мы... то есть, они, полиция... стали работать по связям Гинзбурга... какие у него связи, он почти ни с кем не встречался... В общем, вчера же вечером выяснились два обстоятельства, которые... Дальше я не расслышал, ну, неважно... Они пришли в офис охранной фирмы, от которой работал Гинзбург. Хозяин... его фамилия Ройтман... бывший полицейский, кстати, дослужился до майора, это было двадцать лет назад... вышел в отставку и занялся охранным бизнесом... Судья говорит, чтобы вызвали Ройтмана, а Берман просит повременить, пока он не закончит... так и решили... Да, они пришли в офис, Ройтман уже собирался уходить... Попросили книгу дежурств, тут он и раскололся...

- Кто? - не понял Карпухин. - Ройтман? Он что же...

- Нет-нет, - сказал Анисимов. - Погодите, сейчас... Да, Ройтман заявил, что не собирался, мол, так это оставлять и, конечно, пришел бы в полицию, но Берман считает... Судья говорит, что сейчас не имеет значения, что именно считает полицейский следователь, пусть излагает только факты, которые ему удалось... Видите, Берман кладет перед собой такой гроссбух... Читает... Ну, это из журнала, да... Но не дежурств, а проверок, в фирме, оказывается, есть три человека в штате, которые... ну, как контролеры в автобусах... время от времени выходят на объекты и проверяют, как работают сторожа. Со стороны смотрят, незаметно. Да, а потом на основании их докладов Ройтман делает выводы - кому прибавить зарплату, кого, наоборот, оштрафовать, а кого вообще уволить... Да... Берман говорит, что... то есть, он показывает судье запись, сделанную во вторник в семь ноль пять утра. Говорит, что такая же запись есть в компьютере фирмы. А в книге подписи самого Ройтмана и проверяющего, его фамилия... не расслышал... кажется, Баренштейн... или Бронштейн... Его все равно потом вызовут, так что узнаем... И этот Баренштейн, согласно записи, отправился на проверку трех объектов, первым из которых стала школа, где сторожем Гинзбург. Проверяющий должен был определить профессионализм работника в наиболее ответственный момент - когда школьники идут на занятия, во дворе много детей, это самое ответственное время... в том смысле, что если террорист... Проверяющий прибыл к школе в семь сорок две и стал из-за забора смотреть, что делает Гинзбург.

- Погодите, - пробормотал Карпухин, начиная, наконец, понимать. - Погодите, Николай Федорович, вы что же, хотите сказать...

- Что? Судья говорит, что о действиях Баренштейна... да, именно такая у него фамилия... он расскажет сам. Берман говорит, что Баренштейн задержан... собственно, он сам явился в полицию, когда ему позвонил Ройтман... это был уже первый час ночи, кстати... Судья говорит, чтобы Берман и Ройтман отошли и... Ага, вот и этот... Баренштейн.

Карпухин посмотрел на дверь, в которую двое полицейских ввели невысокого крепыша лет сорока, с короткой шкиперской иссиня-черной бородкой и лысиной, похожей на почти полную луну. На Баренштейне были зеленые шорты ниже колен и огромных размеров серая майка навыпуск с надписью "I love N-Y" на груди. И яблоко было нарисовано, чтобы каждый понял о каком именно N-Y идет речь. Правда, яблоко почему-то оказалось надкушенное, но Карпухину было не до того, чтобы разбираться в этой странной символике. Руки вошедшего были скованы наручниками, как у Гинзбурга, и передвигался он странной шаркающей походкой - Карпухин не мог видеть со своего места, но, вероятно, и ноги у Баренштейна тоже было скованы. Полицейские повели было задержанного к скамье подсудимых, чтобы усадить рядом с Гинзбургом, но судья что-то сказала, и Баренштейн направился к свидетельскому месту, после чего последовала процедура установления личности, Карпухин нетерпеливо вертел головой и хотел задать Анисимову тысячу вопросов, но тот демонстративно смотрел в потолок, ожидая, когда начнется допрос. Сзади о чем-то тихо переговаривались Руфь с Симочкой, и еще чей-то женский голос был Карпухину слышен, но он не стал оборачиваться.

- Вот, - подал голос Анисимов. - Судья говорит, пусть, мол, Баренштейн подробно расскажет о том, что произошло. Вам все подряд переводить, Александр Никитич, или...

- Да, - отрывисто произнес Карпухин. - Все. Подряд. Если можно.

- Я пришел... да, он говорит, что приехал к школе на своей машине... поставил на соседней улице, сделал отметку в рабочем блокноте, мол, в такое-то время начал проверку... судья просит уточнить... семь часов сорок две минуты... подошел к школе со стороны забора, который выходит на пустырь, оттуда хорошо видны ворота, где стоял охранник... проверяемый... и школьный двор тоже отлично просматривался... много детей входило... охранник... Гинзбург... все делал, в принципе, правильно, но не у всех родителей проверял сумки, наверно, знал в лицо, но все равно это нарушение, и я... в смысле Баренштейн... отметил в блокноте. В восемь ноль три... вообще-то я собирался наблюдать до звонка, до десяти минут девятого, а потом подойти к Гинзбургу и обсудить... но в это время... в восемь ноль три, да... к воротам подошел молодой парень с чемоданчиком, с такими сейчас никто и не ходит, я... ну, то есть Бернштейн, сразу обратил на это внимание... и сам этот парень был... похож на араба... смуглый, с усами, и шел мимо Гинзбурга так нагло... кажется, кивнул, но точно сказать не могу... не может. Мне это очень не понравилось, и дальше я действовал согласно инструкции о пресечении террористических актов. Побежал к воротам, чтобы догнать... потому что Гинзбург действовал как-то неторопливо, а парень бежал ко входу в школу, там стояли дети... Я не успел добежать до ворот, когда охранник выстрелил, я этого выстрела не видел, но тут же повернулся и подошел к забору... Парень уже половину пути до входа пробежал, и то, что он убегал, и то, что охранник выстрелил в воздух, и чемодан, который парень вдруг прижал к груди, и вообще весь его вид... В общем, думать тут нечего было... я... Баренштейн, то есть... достал пистолет и выстрелил на поражение, потому что охранник уже дважды стрелял в воздух. Парень бежал, и я выстрелил второй раз, тогда он упал, чемодан, слава Богу, отлетел в сторону, взрыва не произошло, я подумал: хорошо, что все закончилось благополучно.

- Благополучно... - пробормотал Карпухин. - Черт его дери, почему же он...

- Подождите, - отмахнулся Анисимов. - Вот судья как раз этот вопрос задает: что он делал после того, как... Он говорит... Я, говорит, остановился и стал смотреть. Ну, все подбежали, кто-то из учителей обнимал охранника, герой, мол... Все решили, что он террориста и убил - видели, как стрелял, но никто не видел, что не попал. И я... в общем, Баренштейн решил не высовываться, славы, мол, мне не нужно, и если все думают, что охранник герой, пусть так и будет. Я... то есть, Баренштейн, сделал в блокноте запись, что, мол, произвел два выстрела в террориста, действия охранника тоже записал, гнать из охраны таких надо, но пусть решение принимает начальство... Ройтман, то есть. Нашел в траве одну гильзу, вторую не нашел... И ушел, чтобы доложить. Все.