Альгис Будрис - Падающий факел

– Уделив основное внимание междоусобной войне.

– Людям нужно что-то есть, у нас это одна из главных проблем, – резко и сурово отозвался Ньюфстед.

– И как же вы решаете эту проблему?

Ньюфстед щелкнул языком.

– Что сказать – фермерам в здешних горах приходится платить двойной налог, только и всего.

После того как солнце окончательно скрылось за горизонтом, в долине похолодало. Одеяло почти не спасало Майкла от холода. Он покачивался вперед и назад, перемещая вес тела с пяток на мыски.

– Может быть, разведем небольшой костер? – наконец решился предложить он.

– Если хочешь скорее сдохнуть, то давай, валяй.

Из горла Майкла непроизвольно вырвался холодный смешок.

– Вот что мы сделаем – найдем здесь какую-нибудь нору, – сказал тогда Ньюфстед, – и будем там по-очереди спать. Завтра нам останется всего ничего – только подняться на следующую гору. От подножия начинается территория Хамиля. Там и погреемся.

– Хамиль, – повторил Майкл, скривив губы.

Ньюфстед произвел звук, который можно было назвать смехом только на половину.

– Хамиль просто клоун. Без меня и Ладисласа он не сумел бы даже штаны утром застегнуть. Вот, например, вчера вечером я говорю ему, что рядом с лагерем мы заметили незнакомца. И что, ты думаешь, он мне ответил? Он сказал, что теперь, когда у него есть ружья, никто не посмеет на него напасть. Вот таким вот образом. А зачем еще, по его мнению, кому-то на нас нападать? С чего он взял, что никто не догадается о том, что мы не взяли с собой патронов для этих ружей? Кого-кого, а Хамиля все знают отлично. Он назначил место рандеву в двадцати милях от своего основного лагеря потому, что не хотел, чтобы кто-нибудь узнал о том, где тот находится. Но боеприпасы он с собой брать не захотел, потому что тащить их тяжело, да и потерять в дороге можно. Вместо этого он потерял всех людей, которые должны были нести ружья, и в результате нам с тобой и Ладисласу с твоим приятелем приходится корячиться самим. И что в итоге? В итоге остается еще девятьсот ружей, которые мы должны как-то получить – их сбросят прямехонько к нам на базу, потому что другого способа нет. Но Хамиль спокоен на этот счет, потому что если пришлые прознают про ружья и решат разбомбить нас, то у него на этот случай будут наготове на базе сто ружей. С сотней ружей он будет сражаться со штурмовиками!

Ньюфстед сплюнул себе под ноги.

– Знаешь, что эти ружья значат для Хамиля? – спросил после этого он. – Это самое главное событие в его жизни – вот что они значат для него. Вот почему он носится будто цыпленок с отрубленной головой. Теперь он может ходить важно как индюк, потому что стал шишкой на ровном месте, а тут еще эта чертова бумага о присвоении звания генерала как нельзя кстати. Все, о чем он когда-то мечтал перед зеркалом, наконец сбывается. Разве он сможет вести себя в такой обстановке разумно?

Забыв о своей обычной маске презрительной раздражительности, Ньюфстед все больше и больше горячился. Было ясно, что намеренно или нет, он разбередил свою старую рану.

Задумчиво подняв бровь, Майкл Вайерман кивнул на рюкзак с ружьями и заметил:

– Если ты так на все это смотришь, тогда я не понимаю, почему бы тебе не забрать это оружие себе и не создать где-нибудь свой собственный отряд?

– Я мог бы конечно это сделать, – с горечью отозвался Ньюфстед. – Можно напасть на блокпост пришлых и раздобыть там патронов. С полусотней ружей и нормальными парнями я мог бы отвоевать в этих горах местечко и для себя. Но что будет потом? Как только ружья перестанут стрелять, придет конец и мне.

Ньюфстед дал волю чувствам и больше не следил за выражением лица. Даже в темноте можно было различить на нем высвобождающуюся ярость и злобу, во всем их блеске и остроте.

– За всю свою жизнь Хамиль сделал только две умные вещи. Вторая из них – это то, что он сберег радиопередатчик и установил контакт с вашими людьми. Первое произошло с ним по чистой случайности тридцать лет назад. Он был совершенно никчемным человеком, все, за что он ни брался, заканчивалось провалом. И тогда он попытался добыть себе место возле общественной кормушки. Он выхлопотал себе это жалкое звание лейтенанта запаса. И посмотри, что это звание принесло ему теперь.

Что было бы, окажись это радио в руках такого человека, как я, например? Ну, я бы связался с вами и сказал: «Эй, это Джо Ньюфстед, я хочу освобождать Землю. А ну-ка, сбросьте мне оружие». Знаешь, что произошло бы потом? Секретные агенты ОЦС немедленно принялись бы копаться в секретных архивах последнего земного правительства, которые находятся теперь в руках пришельцев, и разыскали бы там мое старое полицейское досье. Только бы и видел я после этого мои ружья. Но Хамиль – который пальцем не пошевелил, когда пришельцы напали на нас, который сдал свой батальон без единого выстрела – он без труда получил тысячу ружей, и не только это.

Ньюфстед задыхался от волнения.

– На месте Хамиля мог быть любой человек – вот что самое обидное. Я просто с ума схожу, когда начинаю думать об этом. Если тебе удалось наладить поставку оружия, то плевать, кто ты, Хамиль или кто-то еще. Как только оружие появилось, стало неважно, сколько человек сейчас находится на его стороне – сотня, десяток или вообще ни одного. Они все теперь встанут за него горой. И неважно, как сильно они ненавидели Хамиля прежде – теперь все чуют, откуда дует ветер. И всем все до лампочки, никто и слова ему не скажет. Он теперь официальный парень – у него в руках монополия, он имеет лояльную армию, чтобы защищать себя.

Лицо Ньюфстеда исказилось судорогой.

– Он просто бабуин – волосатый важный бабуин, такой осанистый и дурацкий позер. У него есть единственное достоинство, и оно же самое главное и нужное, ты сталкиваешься с этим сразу же, как только видишь его – он здорово верит в свои собственные позы, вот такой он идиот. Он верит в то, что держит судьбу планеты в своих руках – воображает себя величайшим вождем всех народов. Его вера настолько крепка, что порой, черт возьми, хочется поверить в это самому, так он умеет убеждать.

Это то главное, что различает меня и его. Я тоже мог бы вести себя как ведет он, но сохранять при этом такую же серьезную и невозмутимую физиономию я не могу, это выше моих сил. Я умнее его, но он может нести чушь с деловым видом – вот почему я должен играть вторую скрипку при бабуине.

Шатаясь под тяжкой ношей, выслушивая ругательства Ньюфстеда за спиной, Майкл Вайерман кое-как сумел добрести до лагеря Хамиля на вершине следующей горы. По другую сторону горы у самого горизонта показались геометрически правильные кварталы города. Но здесь, в горах, люди обитали в хлипких хибарах и раскинутых под деревьями навесах, среди невыносимой вони, которая неизменно появляется вокруг лагеря, слишком долго остающегося на одном месте. Из-под деревьев навстречу им вышли грязные оборванные люди. Мухи набросились на них почти в ту же секунду.