Томас Диш - «Если», 1995 № 04

— То, что в свое время мы довольствовались свитерами и тельняшками, было делом вынужденным. Не стоит хвалиться тем, что, дескать, смотрите: обхожусь малым, такой красивый и талантливый. Визбор мог чувствовать себя уютно и в отличном костюме, и в задрипанном туристском облачении. Главное — внутренняя свобода. В нашем тогдашнем дружестве, туризме только это и было важным, но человеку вовсе не запрещается носить что-то от Диора, ходить в смокинге. Пожалуйста. Как и в рубище.

Сегодня многие выбрали из всех возможных свобод свободу личного обогащения — стащить, урвать, объегорить вроде бы стало принято. Но можно и честно, совсем честно заработать деньги. Знаю одного молодого предпринимателя в Красноярске (кстати, любителя бардовской песни), он купил себе хорошую иномарку, лихо водит ее по ухабам. Думаю, что наличие у человека «мерседеса» не надо связывать с непременными воровскими наклонностями владельца. Для души опасностей раньше было не меньше. Жить с узким кругозором, приспосабливаться к ограничениям — это, думаю, смертельно опасно для души.

Страсть к потребительству, богатству — одна из вечных, пожалуй, страстей. Не всем обществам удавалось ее удовлетворить в людях, но от этого страсть вовсе не исчезала. Другое дело, как человек ее может удовлетворить. Честно трудясь или становясь преступником. Что тут скажешь? Общество должно помочь человеку идти первым путем. Государство для того и существует, чтобы так и было.

— А чем же сейчас занимается бард Юлий Ким?

— Как и все последние 15 лет, пишу песни и пьесы. Сочинил романтическую сказку «Кисть Рафаэля», которую взялся поставить Молодежный (бывший Центральный детский) театр.

— Сказка, как известно, — ложь, но в ней намек. Что автор хочет сказать тем, кто будет сказку слушать?

— Не хочется рассказывать до премьеры. Однако могу заметить, что отчасти это отклик на переживаемое нами время. Потребность откликаться остается во мне — когда-то и я «за мир» боролся. А в этой сказке художник изобразил на холсте сундук с деньгами, да сделал это так страстно, что сундук «ожил». Стал настоящим, с самыми же настоящими деньгами. Вокруг этого начали происходить всякие глупости…

РАФАЭЛЬ, а все как-то неожиданно всколыхнулось… Деньги, деньги… Кто же выручит нас всех?! А! Старый пират, мой кровный друг! Ну что, сплаваем по белой стрелке? Ты здесь хозяин, мы твои гости — давай, раскошеливайся! Не обедняешь, чай!

ЧАРЛИ. Чужим кошельком все мастера распоряжаться. Ты лучше свой заведи, художник. Возьми да нарисуй.

РАФАЭЛЬ. Да? А что? Хорошая мысль. Прекрасный совет! Я нарисую. Я их сейчас так нарисую, что ты все свои отдашь за этот холст, гангстер! Это будет шедевр, апология золота! Его повесят рядом с Джокондой, и тогда ее загадочная улыбка обретет наконец смысл: вот, оказывается, чему она так рада! (Начинает писать). Деньги, деньги, деньги — о, эти полновесные желтые кружочки, эти дублоны, цехины, франки, кроны, гинеи и гульдены — даже ваши названия так и перекатываются во рту, как драгоценные камни! Какое наслаждение перебирать вас, составлять веские столбики, а затем ковшиком ладони скатывать со стола на плюшевое дно шкатулки и слушать этот мягкий стук и медовый звон! Так и хочется по локоть зарыться в их податливую смеющуюся груду и осыпать, осыпать себя искрометными пригоршнями. Кто сказал, что деньги грязь, деньги прах? Кто придумал, что они лишь соблазн и наваждение дьявола? Это глупец сказал, это неудачник придумал, разве можно такую красоту унижать скудоумной бранью? Нет, деньги действительно не пахнут — пахнут руки, в которые они попадают, вот на них — да, бывает и грязь, и кровь, а золото — металл благородный! Полнись, полнись, мой кипарисовый ларец, с каждым взмахом волшебной кисти все сильнее дави на столик своими бронзовыми лапами и откинь узорчатую крышку, открой нам это переливчатое чудо — и пусть даже старческий выцветший взор при взгляде на тебя вспыхнет на миг жарким огнем алчности — и помолодеет!

Л. Рон Хаббард

Отрицательное измерение

От автора.

Для блага человечества и по просьбе Философского общества США упоминающееся далее философское уравнение приводится как уравнение «С», без расшифровки.

Комната не была ни темной, ни грязной. Просто в ней царил беспорядок. На полках огромных книжных шкафов зияли пустоты, повсюду, раскинув страницы, валялись книги. Ковер был запорошен исписанными листами бумаги. Поваленное чучело совы с унылым видом клевало Китай на глобусе.

Доктор Мадж работал. Ему мешали упорно сползающие очки; правая рука была вымазана чернилами, даже на носу красовалось чернильное пятно.

Провались мир в тартарары, это не потревожило бы доктора философии Ярмутского университета. В его голове бушевал вихрь философских и физических идей пополам с высшей математикой.

Тому, кто смог бы прочитать мысли Маджа, доктор показался бы отважным человеком. Внешнее впечатление складывалось иное. Во-первых, Генри Мадж был тощ. Во-вторых, лыс. К тому же невысок, со слишком большой головой, длинным носом и удивительно ясными глазами. И весь нацелен на работу. Нахмурившись, Мадж посмотрел на часы. Уже начало седьмого. В запасе оставалось полчаса. Он просто обязан завершить работу за этот срок. Времени в обрез, но он успеет домчаться до университета, чтобы выступить на заседании Философского общества.

Он совсем не рассчитывал на озарение, внезапное, как удар молнии. Мадж планировал сделать всего лишь достойное сообщение на тему «Прав ли был Спиноза, отклонив предложение занять пост профессора». Но, продумывая план своего выступления, он внезапно наткнулся на совершенно неожиданную идею. И ринулся вперед на всех парусах по волнам своих мыслей.

— Ген-ри-и-и Мадж! Генри Мадж не слышал.

— Ген-ри-и-и Мадж!

Он даже не поднял головы.

— Генри Мадж!!! Вы собираетесь обедать или нет?!

На этот раз он услышал, но смутно, как бы сквозь вату. Он так и не вернулся в мир бифштексов и картофеля, когда на пороге кабинета появилась его экономка миссис Лизабет Дулин, крупная женщина с исключительно сильным характером. Больше всего на свете любившая порядок, она, зайдя в кабинет, расправила плечи, как генерал, отдающий приказ о расстреле:

— Мистер Мадж! Что вы натворили? Посмотрите на себя! Вы испачкали нос и посадили чернильное пятно на жакет!