Курт Занднер - Сигнал из космоса

Мне повезло: я застал Нидермейера в конторе. Она помещалась в его новом доме на рыночной площади. По замыслу хозяина, контора должна была отвечать ультрасовременным требованиям и вместе с тем свидетельствовать о его безупречной лояльности. Поэтому в комнате, обставленной не очень стильной и несколько комичной мебелью из стальных трубок, Нидермейер повесил на фоне бумажных обоев изображение так называемого святого хитона трирского[3] и фотографию бундесканцлера в полный рост. Посетителей беспокоил запах гнили, доносящийся из сеней, выходивших во двор, где в особых складских помещениях Нидермейер хранил кишки и кожи-источник всего своего благополучия.

Нидермейер немного удивился моему появлению, но, будучи в хорошем настроении, приветствовал меня весело:

— А! Милый наш доктор! Вот неожиданность! Не угодно ли рюмочку водки?

Все изменилось, едва я изложил ему цель визита.

— А зачем вам, собственно, деньги? — спросил он. Это был уже совсем другой Нидермейер, серьезный и деловитый, с нахмуренным лбом, поднятыми бровями и неизменной сигарой во рту.

— Надо сделать кое-какие приобретения, господин Нидермейер. С вашей стороны это было бы так любезно и мило… — пояснил я.

— Уж не собираетесь ли вы перебраться во Франкфурт? — поинтересовался он. Но я вынужден был его разочаровать:

— Нет. Пока что из этого еще ничего не вышло. К тому же в "Электро АГ" вашу фамилию припомнить не смогли, — ответил я несколько язвительно.

— Вот как? Это не совсем понятно…

Я воспользовался его минутным замешательством, чтобы повторить попытку выкачать из него деньги.

— А много ли? — осведомился он, не слишком обрадованный моей настойчивостью.

— Тысяча марок, — выпалил я и сам испугался размеров названной суммы. Когда же я заметил на его лице явное облегчение, мне стало досадно, что не догадался попросить двух тысяч. Что такое для Нидермейера тысяча марок? Он, видимо, опасался худшего.

— Ну, ладно, — согласился он, — и то только для вас, доктор. Вообще-то я денег не даю. Из принципа. А какую гарантию вы мне даете? — Передо мной опять был трезвый и расчетливый делец.

Волей-неволей пришлось назвать сумму моего жалованья. Почти потрясенный, он заявил, что в случае необходимости с такой суммы и удержать-то ничего нельзя, она ведь едва превышает прожиточный минимум. Тогда я предложил ему в залог предметы моей обстановки, но и это не успокоило его. Есть ли у меня еще долги? Об этом он спросил прямо, и я со спокойной совестью смог ответить отрицательно. Кроме тридцати двух марок лавочнику и последнего взноса за купленную в рассрочку мебель, — ничего. Четыреста пятьдесят марок, взятые мною у матери, я в расчет не брал — дело семейное.

Падать перед Нидермейером на колени, как в моем сне, к счастью, не пришлось, потому что в конце концов он дал мне деньги. Восемь процентов годовых, срок возврата — один год. Условия умеренные. Правда, откуда и как достать через год тысячу марок для уплаты долга, я представлял себе более чем туманно. Но при моей тогдашней одержимости я не стал слишком задумываться. Когда я, втайне торжествуя, уже собирался уходить, Нидермейер задержал меня на пороге.

— Послушайте, доктор,- прошептал он, бросив предварительно взгляд в сени, откуда несло запахом кишок, — при моей жене — ни слова об этом, когда мы следующий раз будем у вас. Сами знаете, женщины-такие чудачки…

— Все — только между нами. Даже моя жена — и та ничего не узнает, — обещал я.

В сущности Нидермейер был неплохим малым, только слишком быстро привалило ему богатство.

Никакой король гномов из сказки или саги не мог созерцать свои тайные сокровища с таким удовлетворением, с каким я через два дня созерцал вечером все свои новые приобретения. Накануне я привез их в двух чемоданах из города и обозревал теперь на чердаке при свете лампы. Вместо слитков золота и серебра — трансформаторы и конденсаторы; вместо драгоценных камней — полупроводниковые приборы и электронные лампы! Истинное великолепие!

— Да придешь ли ты наконец ужинать? Все остынет! — укоризненно крикнула мне снизу жена.

Я чрезвычайно удивился: разве я еще не поужинал?

Вычисления и чертежи были у меня уже готовы, но требовалось немало времени на переделку всей конструкции. Я очень сильно усложнил и усовершенствовал свою схему, не хватало терпения ждать, когда я успею все это наладить. И у меня возникла мысль подыскать себе помощника. Янек для таких целей вряд ли годился; нужен был человек, имеющий хотя бы некоторое понятие о всех этих вещах.

На следующее утро я вел в мрачных стенах нашего института практические занятия с группой студентов — учил их работать с мостиком Уитстона[4] и в то же время внимательно приглядывался к окружавшим меня лицам. Вот студенты Шмидт и Тренке. Эти молодые люди высокого мнения о себе — ведь у каждого уже было по студенческой дуэли. Мне они оба явно не годились, их интересовало совсем иное. Длинноволосый томный юноша рядом… Носит на мизинце кольцо с бриллиантом и, когда берет в руки какой-нибудь предмет, жеманно оттопыривает этот мизинец… Он — сын высокопоставленного государственного чиновника. Нечего и думать о том, чтобы обратиться к нему с моим предложением. Дальше — маленькая Гербер, приятная и умненькая девочка, но… ее не пригласишь: жена обидится, сплетни пойдут… Можно бы попробовать с Мюллером, он, верно, почувствовал бы себя даже польщенным. Когда Мюллеру дают какое-нибудь задание, вся его круглая и красная физиономия покрывается испариной от усердия. Он столь же старателен, сколь и нерасторопен. Увы, это не светоч ума! Отец этого студента — недавно разбогатевший делец,- видимо, вбил себе в голову во что бы то ни стало протащить свое чадо сквозь дебри университетских наук.

И в конце концов мой выбор пал на Крюгера. В прямую противоположность мне Крюгер был завидно хорош собой: с каштановыми волосами, большими темными глазами и слегка насмешливым округлым ртом. Вероятно, он был самым одаренным и умным из всей группы. Все поручаемые ему задания он выполнял с исключительной сноровкой, шутя, как будто обижался легкости заданий, считая их ниже своего достоинства. Однажды в обычной для него небрежной манере он признался мне, что сомневается: продолжать ли изучение медицины или сменить ее на физику, которая привлекает его куда больше? Можно ли, спросил он, пройти курс побыстрее. Одевался он опрятно, но очень скромно, и мне было известно, что для внесения платы за обучение ему приходится брать случайные работы. И все же пожелает ли он отдать свое свободное время мне, вместо того чтобы провести его с какой-нибудь девушкой? Его внешность давала все основания для сомнений.