Джек Вэнс - Плавучие театры Большой Планеты

«Куда вы хотите пойти?» — спросила она.

Замп задумался: «На конце набережной есть трактир «Зеленая звезда». Там допоздна шумят гуляки, но зато там недорого сдают помещения. В данный момент меня вполне устроит такой ночлег».

«Меня это тоже вполне устраивает».

Даже в этой ситуации — пожалуй, самой мрачной за всю его жизнь — Замп нашел повод чему-то обрадоваться. Он осторожно произнес: «Мне удалось сохранить несколько ценных безделушек. Я готов поделиться с вами своими скудными средствами — их хватит, чтобы добраться до Кобля».

«У меня есть средства, достаточные для удовлетворения моих нужд».

Замп пожал плечами и надул щеки: норовистая особа, нечего сказать!

Они направились по набережной к упомянутому трактиру. Проходя мимо «Хмельного стеклодува», Замп уловил аппетитный, завораживающий аромат жареного мяса. К сожалению, в этом заведении блюда стоили очень дорого; в трактире «Зеленая звезда» можно было в десять раз дешевле подкрепиться миской рагу с ломтем хлеба и кружкой пива из корневищ болотного тростника.

Набережная кончилась: мостки на кривых сваях пересекали приливно-отливную отмель[8] и вели к трактиру «Зеленая звезда» — хаотичному сооружению из старых досок, плавника и кривых бутылей, забракованных на стеклозаводах. На веранде, закинув ноги на перила, сидели, пили пиво и точили лясы четыре человека. Когда Замп и мадемуазель Бланш-Астер поднялись на веранду, они замолчали; как только необычные посетители зашли в трактир, собутыльники принялись вполголоса обсуждать их появление.

Потолок широкого трактирного зала опирался, то поднимаясь, то опускаясь, на случайно расставленные деревянные столбы различной высоты. Стеклянные фонари в форме зеленых звезд отбрасывали болезненно-бледный свет на столы, за которыми сидели главным образом ничем не примечательные люди, решившие поразвлечься перед сном; в углу довольно-таки неряшливо одетая женщина извлекала из концертины меланхолические звуки.

Замп подошел к стойке бара и подозвал трактирщика: «Нам нужно переночевать — и хорошенько поужинать, как можно скорее».

«Очень хорошо — наша лучшая комната как раз пустует. Если не ошибаюсь, вы — Аполлон Замп, владелец знаменитого плавучего театра?»

«Он самый».

Трактирщик вышел из-за стойки и с легким поклоном пригласил их пройти: «По этому коридору, сударь и сударыня — ваша комната выходит окнами на реку».

Помещение оказалось достаточно удобным; на полу лежали тростниковые циновки, матрас был набит пухом мишурной травы, а на столе стоял кувшин с водой. Примыкавший к комнате нужник нависал над приливной отмелью.

Замп опустил саквояж спутницы на матрас; при этом саквояж раскрылся, и в нем обнаружились те предметы одежды, которые мадемуазель Бланш-Астер решила спасти и взять с собой — в том числе расшитую золотом роскошную синюю накидку; мадемуазель еще ни разу не надевала ее в присутствии Зампа.

«Вас это устроит, сударь?» — спросил трактирщик.

«Вполне, — отозвался Замп. — Мы спустимся поужинать через пять минут».

Трактирщик удалился; обернувшись, Замп увидел, что мадемуазель Бланш-Астер возмущенно выпрямилась: «Надеюсь, вы не намерены делить со мной эту комнату?»

Замп обвел помещение оценивающим взглядом: «По-моему, здесь чисто и удобно. Почему нет?»

«Я не желаю делить с вами какое бы то ни было помещение», — чопорно заявила мадемуазель Бланш-Астер.

События последних суток серьезно подорвали способность Зампа проявлять благожелательное терпение. Швырнув кепку на пол, он схватил полуоткрытый саквояж красавицы и резко протянул его ей в руки: «Найдите себе другую комнату. Мне наскучила ваша брезгливость. Ступайте своей дорогой и больше меня не беспокойте!»

Мадемуазель Бланш-Астер решительно направилась к двери, открыла ее — и остановилась. Она наклонила голову; Замп заметил, что она плачет. Приступы раздражительности Зампа, как правило, быстро заканчивались; в данном случае, однако, он продолжал хранить угрюмое молчание. Не мог же он вечно танцевать, как марионетка, под дудку этой особы!

Мадемуазель вернулась в комнату и положила саквояж на пол; по ее лицу было видно, что она неопытна, растеряна и устала до изнеможения. Замп поднял ее саквояж и положил его на стул, после чего заключил ее в объятия и, несмотря на очевидный ужас, отразившийся в ее глазах, поцеловал ее. Девушка никак не отозвалась на поцелуй, но и не сопротивлялась — с таким же успехом Замп мог бы поцеловать тряпичную куклу. Раздраженный антрепренер отступил на пару шагов.

Мадемуазель Бланш-Астер вытерла губы платком и наконец обрела дар речи: «Аполлон Замп, я хотела бы сопровождать вас до Морнуна — это правда. Но я надеялась, что вы сумеете сдерживать свою похоть — или, по меньшей мере, сосредоточить ее на другом человеческом или нечеловеческом существе. Мне предстоит трудный выбор. Я не намерена поступаться ни своими целями, ни тем, что вы называете моей брезгливостью».

Замп воздел руки к потолку и принялся расхаживать по комнате взад и вперед размашистыми, чуть приседающими шагами: «Ваши нравоучения возмутительны! Разве я урод какой-нибудь? Разве у меня в жилах течет не кровь, а уксус? Наша жизнь коротка — зачем бесконечно отказывать себе в ее радостях?» Он остановился рядом с ней и взял ее за талию: «Разве вы не чувствуете, что ваше сердце бьется чаще, что внутри у вас разливается теплота, вызывающая приятную слабость в ногах и руках?»

«Голод, усталость и безразличная апатия — это все, что я чувствую».

Замп с отвращением опустил руки: «Никто никогда не обвинит Аполлона Зампа в том, что он принудил женщину к соитию против ее воли! Тем не менее, я не намерен выселяться из этой комнаты. Разделите ее со мной или найдите другое помещение — как вам будет угодно».

«Вы можете спать на матрасе. Я буду спать на полу».

«Воля ваша. Тем временем, пора вымыть руки и поужинать».

Вернувшись в трактирный зал, они обнаружили, что почти все участники бывшей труппы «Миральдры» тоже собрались в «Зеленой звезде» и торговались с хозяином по поводу ночлега и ужина.

Зампу и его спутнице подали миски густого горячего супа, блюдо жареных жаворонков, острое рагу из трав, мидий и рыбы и каравай хлеба из пыльцовой муки — пожалуй, более роскошный ужин, чем ожидал Замп — но мадемуазель Бланш-Астер тут же отдала ему должное. За едой Замп продолжал выражать недоумение и разочарование по поводу поведения красавицы: «Как правило, я не позволяю эмоциям преобладать над разумом. Тем не менее, ваше пренебрежение лишает меня возможности трезво размышлять...»