Юлия Зонис - Геном Пандоры

– Та-ак. Значит, мало. Ладно. Когда подпалим тебе пятки, увидим, как ты запоешь.

Парень, скосив глаза, смотрел на что-то на своем плече. Муха. Крупная, толстобрюхая мясная муха. Странно, вроде уже не лето. Отец Элиэзер автоматически поднял руку, чтобы согнать насекомое, как вдруг земля поплыла под его ногами. Преподобный поспешно шагнул в сторону, успел увидеть свежий раскоп, успел увидеть даже, как из раскопа выскочило что-то серое, – и тут это серое впилось в поднятую руку отца Элиэзера, и пришла ужасная боль.

Когда прекрасный наземник взял ее за руку, не притронувшись и пальцем, Сиби перестала слышать Старого. И это было тяжело, потому что, оказывается, Старый здорово помогал думать. Как будто половина мыслей принадлежала ей, Сиби, а половина – Старому. Или даже нет – первая половинка одной мысли Сибина, вторая – Старого. Или нет – мысль, может, и Сибина, но правильная ли это мысль, знает только Старый. Тут Сиби окончательно запуталась и чуть не заревела от огорчения. И все же не заревела, потому что рука наземника – самая настоящая, теплая рука – погладила ее по голове. Ничего лучше с Сиби никогда не случалось.

«Не бойся, – сказал прекрасный наземник со сложным именем Колдун. – Ты теперь со мной. С тобой не случится ничего плохого».

Да, с ней не могло случиться плохого, хотя мысли еще немного путались. Для начала она попробовала опереться о мысли Своего Наземника – ведь он сам сказал, что теперь вместо Старого, – но из этого ничего не вышло. Колдун думал странно, сразу во всех направлениях, и кажется, сам толком не понимал, что думал. Например, о Сиби он думал одновременно как о теплом шерстистом звере на четырех лапах, с болтающимися ушами и высунутым мокрым языком; как о похожем на Сиби наземнике с темной кожей и странным именем Маугли и как о маленькой наземнице по имени Мирра. Сиби вздохнула и поняла, что, видимо, отныне придется полагаться только на собственные мысли. А это оказалось непривычно и тяжело. Ленивые мысли, глупые мысли. Сиби с удовольствием дала бы им оплеуху, чтобы шевелились быстрее.

Колдун велел ей ждать и вместе с другом ушел в Очень Плохое Место. Сиби сама толком не понимала, почему это место такое плохое. Надо было вспомнить. Старый просил не вспоминать, но сейчас очень важно было вспомнить – а память у Сиби хорошая. Сиби помнила все, что когда-то с нею случалось, все, начиная с того момента, как она осознала себя в тесной и теплой, наполненной влагой норе, где плавала и слушала, что творится за стенами. За стенами говорили наземники. Они говорили точь-в-точь как Колдун с его другом, и это было просто здорово, потому что Сиби хотела побыстрее научиться говорить с Колдуном на его наземном языке. Тогда, возможно, о ней не станут думать как о четвероногой, покрытой шерстью и глупой скотине.

«Лиззи, ну что ты в самом деле? Ты же знаешь, ты все знаешь. Она родится чудовищем, к ней приложил лапу нечистый. Мы не можем ее оставить».

«Пит, дорогой, я все понимаю, но пожалуйста… Она же наш ребенок, наша доченька».

«Но отец Элиэзер не допустит…»

«Мы можем сбежать».

Тоска во втором голосе захлестнула Сиби с головой.

«Сбежать? Сбежать куда? Там никого нет, Лиззи, нет никого. Мы остались одни, остальные люди погибли. Там только зло».

Наземник… людь… человек по имени Пит ошибался, но Лиззи его послушалась. А затем… Сиби запомнила красный свет, грубые злые руки и чувство, что она задыхается, что ее не будет сейчас, уже почти нет… Она тонула, как тонул в свой тоске человек Пит. Но пришел Старый, и все стало хорошо.

Колдун очень красивый и очень добрый, но не такой умный, как Старый. Он глупый и ходит опасно, почти как Сири, которая иногда карабкалась на ветки верхних деревьев и там расхаживала, щеголяя смелостью. Колдун делает это не из хвастовства, а из-за чего-то, чего Сиби пока не понимала. Может, из-за того, что у него никогда не было Старого. Вот и сейчас он ушел в Плохое Место, и там начало твориться необъяснимое. Сиби оставалась внизу и ничего не понимала, проклиная свою глупость, пока Колдун не закричал – так громко, что даже его мысли в голове у Сиби наполнились криком, – и в земле не появился вкус его крови. И тут Сиби все стало ясно. Плохое Место собиралось съесть Колдуна, как однажды чуть не съело Сиби, как ело Неродившихся Сестренок. Идти наверх было невозможно. Наверху сейчас полыхало огромное, слепящее, которое ободрало бы кожу и сожрало плоть с Сибиных костей. Но какое это имело значение, когда погибал Ее Человек?

Колдун слишком увлекся рассевшимся на его плече дроном и потому не сразу осознал, что произошло. Сиби, выскочившая из раскопа, каталась в пыли и жалобно выла. С нее на глазах слезала кожа, обнажая кровящее мясо. Но и священник, еще минуту назад самодовольно ухмылявшийся, опустился на землю. Он зажимал укус на руке, а на лице его застыл ужас. Потом отец Элиэзер заорал.

Кожа на его щеках и надо лбом вспухла бубонами, прорвалась гнойными кровоточащими язвами. Преподобный вцепился в свой черный сюртук и содрал его, разорвал рубашку, и под ней тоже обнажились нарывы. Толпа охнула и замерла, и в гробовой тишине раздался истерический смех. Смеялся доктор Ковальский. Смеялся, хихикал, реготал, тыкал пальцем в преподобного и булькал сквозь хохот:

– Смотрите! Глядите, люди, на вашего отца Элиэзера! В него тоже вселился бес! Он нечист, нечист!

Толпа вздохнула, зашевелилась. Кто-то начал пробиваться прочь, кто-то, наоборот, кинулся к преподобному. Один из давешних верзил поднял дубину и решительно шагнул к столбам, но сзади налетел доктор Ковальский и повис у верзилы на спине. Хантер еще сильнее забился в веревках. Шум нарастал, и тут на севере, со стороны города, раздался взрыв. Грохнуло так, что на секунду перекрыло людской гомон. К небу взметнулось пламя, и медленно пополз черный дым. Толпа замерла. Верзила выронил дубинку. Доктор Ковальский свалился со спины своей жертвы и присел на корточки, прикрывая голову. А снявшийся с плеча Колдуна дрон осенней кусачей мухой ввинтился в сутолоку и там хлопнул, выкинув облако желтого горчичного газа. Люди заревели. Теперь уже все ринулись прочь с площади, чихая, кашляя, прикрывая руками глаза. Хантер, тоже глотнувший газа, шумно бранился и перхал. Но на этом веселье не кончилось. Те из поселян, что бежали к северной части изгороди, прыснули в разные стороны, потому что под грохот и дым нового взрыва бревна разлетелись и в пролом ввалился открытый армейский джип.