Ходоки во времени. Суета во времени. Книга 2 - Виктор Васильевич Ананишнов
Иван поднял руки вверх, останавливая Учителя.
– Только не заклинай меня, пожалуйста! Я же сам всё понимаю… Но чем больше думаю об этом, тем меньше понимаю. Понимаешь… Фу-ты! – Иван засмеялся. – Зациклился тут с тобой. Поверь, я думаю, а придумать ничего не могу. Тем более, сейчас. Мне к Уленойку сходить надо.
Сарый фыркнул.
– А я тебя не держу. Иди. Я и сам собираюсь…
– Знаю я.
– Ты у нас всё знаешь, – взъерошился Сарый. – Ты у нас грамотный! Ты у нас современный! Походишь с моё, оценишь и поймёшь. Тем более, у тебя скоро у самого наступит такое же…А сейчас с тебя как… Иди, Ваня, чтобы я тебе не наговорил грубостей и глупостей, коих ты достоин. У тебя свои заботы, у меня свои.
Иван посмотрел на рассерженного Учителя и умилился.
Как был он для него книгой, не прочитанной до конца, так и остался, а там, в конце, быть может, вся разгадка, что он собой представляет. А сейчас он для него – только внешняя оболочка. Но до чего она стала для него родной и одомашненной, словно занял Камен в его квартире место священного очага, к которому возвращаются с душевным трепетом и покаянием.
Ну что бы он делал, если бы не было Сарыя, его Учителя?
Кредо Уленойка
Уленойк встретил его, не покидая своего громадного устройства под сидение, мастерски выдолбленного из целого ствола дерева. Сидел он, широко расставив толстые, сильные ноги. Молодая женщина полулежала между ними и проворно ласкала его развитые гениталии.
В свою первую встречу с ним Иван немало был смущён такой картинкой. Уленойк всегда занимался любовью со своими женщинами, а если не занимался, то им самим подобным образом занимались женщины. Похоже, иных дел у правителя ылимов не находилось.
Уленойк радостно приветствовал появление Ивана, но зад свой от сидения не оторвал.
– Хорошо, что ты не забываешь меня. Я тут… Видишь. – Он чуть наклонился и пощекотал женщине пухлые соски груди. – И тебе советую.
– Спасибо, но…
– Нет, Ваня. Меня трудно уговорить и убедить, когда я смотрю на тебя. Ты имеешь грудь борца, руки и ноги твои подобны корням и ветвям дерева умхо, ты уже прославлен у моих женщин силой и красотой, лицо твоё похоже на прекрасное лицо моего предка Перойка. А твоё мужское начало достойно самого великого Анки.
«Откуда бы им знать? – обеспокоено подумал Иван. – Следят, что ли?»
А Уленойк, сказав и упомянув своего знаменитого предка, повёл рукой в сторону вырубленной в скале ниши, где каменный идол Анки сиял во всей своей красоте. Треть всего его образа, выполненного грубо и даже небрежно, на взгляд Ивана, занимало то, чем он прославился в веках, и над этим неизвестный скульптор постарался на славу. Здесь каждая чёрточка придавала особую значимость великолепию фаллоса и всему тому, что ему сопутствовало.
– И посмотри, как ты одет, Ваня, – неторопливо продолжал прямой потомок Анки. – Надо укрывать спину и грудь, чтобы ядовитые абаканки не навредили тебе и не сели болячками и другой пакостью. Но промежность должна быть свободным и открытой. Видя это, кто может усомниться – мужчина ты или нет? Стеснительность, о которой ты мне говорил прошлый раз, не должна мешать. Так как стеснение членов здесь плохо отражается на работе сердца и гнетёт разум. У человека искажается походка и томится душа…
Иван слушал разглагольствования амазонского ходока и не знал: возмущаться ему или смеяться. По-видимому, он не должен был делать ни того, ни другого.
Образ жизни мужчин-ылимов, так же как и мужчин иных племён Великого Пелилакканка, состоял именно в таком понимании своего предназначения. Всё остальное в их жизни: работа на полях, сбор плодов, разведение скота и ведение иного хозяйства – только поддерживало их норму поведения. Женщины всегда ходили нагими, не считая узкой полоски выделанной кожи, едва прикрывающей лоно, да и то, наверное, чтобы обезопасить себя от веток и травы. Мужчины же, напротив, такой же кожей сохраняли плечи и спину. Скорее не для того, чтобы обезопасить себя от мифических абаканок, а, вернее всего, от ударов палками – этого единственного оружия на просторах страны, будущей Великой Амазонии, «зелёного ада».
– И женщины всегда должны видеть веселящую их душу плоть великого Анки, – гремел Уленойк, – иметь возможность наполнить свои руки, рот и лоно её объёмом, познать трепет и упругость мужского естества…
Женщина, ублажавшая Уленойка, не понимала их разговора, ведомого на языке ходоков вперемежку с местным. Она с увлечением продолжала своё занятие. Уленойк, высказывая Ивану своё кредо, каким-то образом, наверное, проявил свои мысли, отчего женщина начала извиваться гибким телом и постанывать. Уленойк опустил руку и помял ей небольшую грудь с заострёнными от желания бледно-розовыми сосками. Нежно повёл указательным пальцем вдоль её живота вниз и пощекотал между ног.
Иван, стиснув зубы, замер. А Уленойк, словно позабыв о нём, доводил женщину до экстаза. Его громадные руки оказались такими же проворными, как и у его очередной подружки, содрогавшейся от наслаждения.
Наконец она выгнулась, стон перешёл в крик…
– …у них, – как ни в чём ни бывало, продолжал Уленойк, оставляя женщину один на один со своим счастьем, – желание есть всегда, но дремлет, когда мужское естество скрыто, а это всё равно, что недоступно. Поэтому надо делать так, чтобы оно всегда бодрствовало, и было готово дать женщине счастье.
– Но, – решился не согласиться Иван, сам доведённый зрелищем до возбуждения, – нельзя объять необъятного, как у нас говорят. У тебя столько женщин и, если у всех будет всегда недремлющее желание и готовность, то… Это, уж точно, надо быть Богом, а не человеком, дабы все их желания удовлетворить. Я бы никогда…
– Что ты, Ваня! Для этого есть тысячи способов. Вот смотри! – Уленойк опять потянулся к женщине.
– Не надо! – выкрикнул Иван. – Как-нибудь в другой раз. Я к тебе по делу пришёл, а не смотреть, как ты тут лихо справляешься со своими женщинами.
Реликты
– А-а, помнишь! – выслушав Ивана, удовлетворённо заметил Уленойк. – А я уже думал, тебя моё предложение посмотреть на них, на туйков, не заинтересовало. Я покажу тебе их. Но опять предупреждаю, дело не безопасное.
– Я помню. И кое-что взял с собой.
– Что? – оживился вождь ылимов, отдирая руки женщины
