Больше не плачь, мой робот (СИ) - Гейер Честер

Я вытаращился на Роуи, слишком ошеломленный, чтобы сразу отреагировать. Потом вскочил на ноги, возбужденный не меньше него.

Когда Роуи достаточно успокоился, то объяснил, что у него в кабинете был включен телевизор, и все новостные станции объявили о возвращении «Космического патруля». Местом приземления был Грант Филд.

– Скорее! Идем! – закончил он.

Мы напрочь забыли про то, что на дворе осень и холодно и, не надев пальто и шляпы, как безумные, помчались к посадочной платформе на крыше здания, оставляя позади себя потрясенных и испуганных сотрудников. Выкрикивая бессвязные распоряжения служащим гаража, я велел вывести свой двухместный самолет, мы с Роуи буквально вскочили в него, и я резко поднял маленькое судно в воздух.

И как раз вовремя. Целый рой легких самолетов был уже на пути к Филду. И когда я приземлил судно, то лишь на несколько секунд опередил эскадрилью воздушной полиции, которая прибыла, дабы воспрепятствовать дальнейшему наплыву любопытных.

Полицейский в зеленой форме полиции Филда подбежал к нам, крича, чтоб мы покинули поле. Мы быстро назвались. Упоминание имени Роуи и один взгляд на его лицо остановили дальнейшие возражения. Без колебаний полицейский Филда повернулся и повел нас к административному зданию. Именно туда, по его словам, астронавтов с «Космического патруля» отвели после приземления.

Полицейский был молодым парнем с чувством собственного достоинства и он, я уверен, предпочел бы пристойный бодрый шаг, но мы с Роуи подгоняли его, вынудив вначале побежать трусцой, а потом и вовсе перейти на быстрый бег. Я был, конечно же, охвачен возбуждением и нетерпением, но Роуи, тот просто дрожал. Он походил на человека, который вот-вот обретет свой долгожданный личный рай. Он спотыкался на бегу, глаза его, широко открытые и немигающие, были устремлены на административное здание, и между тяжелыми прерывистыми вздохами он бормотал снова и снова: «Джимми… Джимми, мальчик!»

Это, без сомнения, был величайший момент в его жизни – своего рода кульминация. Возвращение двух самых важных составляющих его жизни – Джимми и «Космического патруля». Я всей душой надеялся, что он не будет разочарован. Казалось просто невозможным, что все астронавты, которые были на борту корабля, могли вернуться целыми и невредимыми после опасностей семи лет. Наверняка, кто-то из них был потерян. И если один из них Джимми… что ж, для Роуи это будет равносильно концу света. Семь лет ожидания, вознагражденные, в конце концов, безграничной скорбью… Напряжение росло во мне по мере того, как административное здание приближалось.

Еще я испытывал чувство благоговейного, нетерпеливого ожидания. Исследователи вернулись из другого мира. Какие необыкновенные чудеса они видели? Какие странные приключения пережили? И как они выглядят спустя семь лет?

Эти вопросы калейдоскопом мелькали у меня в голове, пока я бежал. А потом каждому из нас пришлось локтями прокладывать себе дорогу сквозь толпу перед дверьми администрации. Внутри было довольно тихо, хотя полицейские в зеленой филдовской форме, казалось, были повсюду.

Наконец, мы остановились перед дверью, охраняемой особенно большой группой полицейских. Офицер, сопровождавший нас, отдуваясь, дал объяснения, по всей видимости, старшему чину, и нас с Роуи завели в комнату.

Это была ярко освещенная, приятная комната, не очень большая, но показалось просторной после толпы снаружи. И тут было тихо. Думаю, вначале я заметил тишину. Только чуть позже до меня дошло, что тишина странная – напряженная и неловкая.

Мои чувства внезапно обострились. Я огляделся вокруг с растущим осознанием, что что-то не так. Группа мужчин стояла в одном конце комнаты, рядом с широкими окнами, словно солнечный свет, который вливался в них, был сейчас самой нужной в мире вещью. Сами позы их были одеревенелыми и неестественными.

Прямо напротив двери, за столом, уставленными тарелками с едой, которая, похоже, осталась почти нетронутой, сидели четверо мужчин. Я забыл про все остальное, посмотрев на них.

Сказать, что я был потрясен – значит, ничего не сказать. Это была какая-то смесь из удивления, испуга, неверия с примесью страха. Я уставился на них, открыв рот, вытаращив глаза, ей-богу, как будто эта комната была зоопарком, а эти четверо мужчин – диковинные звери из далекого уголка земли, доселе неизведанного.

Они поднялись, когда я уставился на них. Я заглушил вскрик и едва сдержался, чтобы не отступить назад. Мне кажется, я забыл в тот момент, что они люди – более того, люди, которых я очень близко знал.

Они были одеты в свободные, очень простые туники, которые мягко поблескивали в смене тонов коричневого и золотистого. Поверх туник на них было что-то вроде металлических доспехов, с которых свисал ряд предметов или инструментов, блестящих и подмигивающих на свету. Длинные как у женщин волосы струились по плечам, а нижние части лиц скрывали бороды. Видимые же части были загорелыми почти до черноты, а во впалых глазницах горели глаза, странно мрачные и угрюмые.

Я заметил эти детали первыми. Потом осознал другую, возможно, самую странную из всех.

Примерно в середине лба каждого был каким-то образом закреплен большой драгоценный камень – или, по крайней мере, это походило на драгоценный камень. Они мерцали, словно жили своей таинственной внутренней жизнью, и при этом пульсировали. Радужные оттенки вначале темнели, потом сменялись интервалом молочного свечения, ритмично повторяясь вновь и вновь. Даже если б не было этого налета чужеродности в их лицах и глазах, причудливости одеяний, уже одни эти камни делали их пугающе внеземными.

Не считая того, что они поднялись при нашем с Роуи появлении, четверо мужчин больше не шелохнулись. Они просто смотрели на нас с мрачной, бесстрастной невозмутимостью. Ощущение крайней неловкости росло во мне, сродни тому, что ощущают новые знакомые или старые друзья, которые много лет не виделись, когда не знаешь, что сказать. Но мои ощущения в тот момент здорово усиливались странностью этих четверых и тем фактом, что ни слова не было сказано. Я испытывал мучительную потребность в речи, в каком-нибудь движении, но мне казалось, что в данный момент ничто не разрядит напряжения.

Ситуация была гротескной, нереальной. Мне ничего не хотелось так сильно, как уползти прочь и спрятаться.

Я взглянул на Роуи, отчасти, чтоб увидеть его реакцию, и отчасти, чтобы смягчить напряжение. Его лицо было потрясенным, обиженным. Он был похож на человека, который стал жертвой злой шутки. Он ожидал, сознательно или нет, увидеть мужчин, более или менее как тех мужчин в поведении и одежде, какими они были семь лет назад. Но эта перемена была настолько разительной и непостижимой, что выглядела как оскорбление для его ума.

Пока я наблюдал за ним, губы Роуи зашевелились. Его глаза неуверенно скользнули по четверым, терпеливо и торжественно стоящим у стола.

– Джимми? – прошептал он. – Джимми? – Голос его был запинающимся, вопросительным.

Я перевел взгляд на четверых исследователей с внезапным удивлением. До сих пор я не воспринимал их как индивидуумов, просто как некую единую, фантастическую группу. Слова Роуи заставили меня задуматься, кто же из них кто. Я вгляделся в мрачные лица, отыскивая знакомые черты.

– Джимми? – снова прошептал Роуи. Голос его сделался умоляющим.

Из шести улетевших вернулись четверо. С замиранием сердца я задался вопросом, не является ли Джимми Роуи одним из тех двоих, что не вернулись.

Едва эта мысль успела пронестись у меня в голове, как один их четверых пошевелился и медленно, торжественно поклонился в пояс. А когда заговорил, голос его прозвучал странно, незнакомо и с акцентом.

– Здравствуй, отец.

Стало быть, это Джимми. Я ощутил холод и легкую дурноту.

Роуи вытаращил глаза. Обида в его лице росла, и мне уже стало казаться, что он вот-вот расплачется. Но огромным усилием воли он взял себя в руки и заговорил:

– Здравствуй, сын, – сказал он. Голос его был тихим. И я никогда не видел, чтоб он выглядел таким старым, как в тот момент.