Татьяна Иванова - Рыжая птица удачи

— Я справлюсь.

— Я буду кричать, — Ника ощутила, как страх поднимается до самого горла и сжимается тугим кольцом.

— Не будешь, — буднично произнёс Орест и поднял руку.

Раздался тихий щелчок, и стена с дверью резко качнулась, уходя назад и в сторону.

Она пришла в себя в том самом кресле, где только что сидел Орест. Голова её была запрокинута на спинку, так что видела она только светло-зелёный потолок, а на руках мешалась неприятная тяжесть. Ника пошевелилась, подняла голову. Всё вокруг слегка кружилось, тяжесть на руках не пропадала. Короткий взгляд на запястья обнаружил на них массивные гладкие браслеты золотистого цвета.

— Знаешь, что это? Браслеты Кали, — голос доносился будто издалека, но Орест был рядом, сидел перед ней на стуле, внимательно наблюдая. — Я не хочу причинять тебе боль, не вынуждай меня, маленькая.

Пояснение про браслеты Ника не поняла, да и не стремилась. Она постаралась выпрямиться в кресле. С улицы послышался шум мотора. Паша? Пожалуйста, пусть это будет он!

— Это не он, — Орест словно прочёл её мысли. На его лице застыло странное выражение, будто ему было очень больно.

— Он всё равно придёт, — тихо сказала Ника. — Он придёт за мной.

Орест молча смотрел на неё несколько секунд и вдруг резко поднялся со стула.

— Хватит болтать! Нам пора уходить.

Он подошёл к креслу.

— Нет, я не пойду, не хочу!

Голос опасно пошёл вверх. Орест покачал головой и поднял руку, в сжатых пальцах блеснул лакированный пластик.

— Ну, я же предупреждал.

Внезапно всё её тело пронзила острая боль, словно в желудок воткнули железную палку и несколько раз с силой провернули. Крик резанул горло, но спазм не позволил ему вырваться. Когда же боль отступила, от крика остался только сдавленный стон.

— Никогда не спорь со мной, девочка моя. Это принесёт тебе лишнюю боль.

Он подхватил её на руки.

— Из-за твоей осведомлённости тебе придётся поносить эти украшения. Мы доберёмся до космопорта, сядем в челнок и улетим отсюда. На орбите нас ждёт корабль.

Ника молчала. На самом деле слабость во всём теле была настолько велика, что девушка с трудом поднимала голову.

Орест вышел в коридор, пройдя несколько метров, свернул в небольшую нишу. Ника даже не знала, что здесь есть дверь. Он внёс её в ещё один коридор, тёмный, без окон и дверей, свет исходил только от фонарика на браслете Ореста, затем спустился по узкой лестнице вниз и вышел к чёрному входу.

Их выпустили, конечно. Мёртвые вообще не умеют сопротивляться. Ника только зажмурилась, когда Орест, освободив одну руку, уложил обоих охранников на землю выстрелами игольника. Через минуту они оказались на посадочной площадке, где стояли три аэрокара. Он открыл дверцу одного из них, усадил Нику на переднее пассажирское сиденье, сел за руль, и они сорвались с места. Она понимала, почему он ведёт сам — автопилот был осторожен и вёл бы машину не самым коротким, а самым безопасным путем. Оресту же сейчас была важна скорость.

— Твои друзья, наверное, думают, что причинили мне кучу неприятностей, — сказал он вдруг, не поворачивая головы. — Милые дети…

Ника выпрямилась на сидении. Она, наконец, почувствовала себя лучше, тошнота отступила.

— Спецназ ВКС действительно очень мил, — хрипло произнесла она.

— Мил. Они увидят тебя в качестве моей заложницы. Я буду серьёзен и убедителен, и нас выпустят. Ведь они не знают, что вернулся я ради тебя, любовь моя.

Нику передёрнуло. Она чувствовала, как её снова охватывает страх. Потому что если сейчас их всё ещё не останавливают, не догоняют, значит, в доме ещё не заметили её исчезновения. Аэрокар приближается к Алмазному. Да, там должен быть Паша. Но надеяться на то, что он ждёт её в космопорте — глупо. Он может быть где угодно, в том числе и вообще уже за пределами города. А это значит, что то, о чём говорит Орест, выполнимо. Это значит, что через час она может оказаться на его корабле, летящей с ним в неизвестность. Может быть, их догонят. А может быть, и нет. До сегодняшнего дня Оресту всё сходило с рук.

Это какой-то кошмарный сон. Ещё утром она была самой счастливой женщиной на свете рядом со своим любимым мужчиной, а теперь у неё есть реальный шанс вообще больше никогда его не увидеть! Пашка, я не хочу! Найди меня, вытащи отсюда, я не смогу без тебя.

— Твой мальчишка, конечно, будет расстроен, — Орест опять отвечал на её мысли. — Но недолго. Просто потому, что долго он не проживёт.

Ника перевела на него взгляд. Боже, кто этот человек?..

— Думаешь, справишься с ним? — спросила она. — С сафари ты промахнулся.

Орест нахмурился.

— Сафари — игрушка. И промахнулся не я. Поверь, девочка, я ещё даже не начинал им заниматься.

Ника отвернулась к окну.

Нет, не справишься. Он вытащит меня, по-другому и быть не может. А если вдруг…

Она ещё раз взглянула на Ореста, сосредоточено смотрящего на дорогу.

А если вдруг он не успеет, то лучше умереть. Потому что с тобой я не буду никогда.

Когда-то он думал, что не сможет причинить ей боль, что бы она ни сделала. Наверное, он нашёл бы способ увезти её без этих крайних мер. Может быть, он сделал бы это позже, чтобы не рисковать головой, лично прилетая туда, где на него фактически объявлена охота. Сафари.

Последним, что связывало его с Каджеро, была система видеонаблюдения, исправно передающая сигнал через длинную цепочку серверов. Цепочку надо было оборвать давно, по ней рано или поздно умельцы законников смогли бы выйти и на Альту. Орест давно не включал трансляцию, не нужно было — в кабинете Ревнёва, коридорах и общих помещениях все камеры были заменены, это было первое, что сделал новый начальник службы безопасности. Орест сам бы на его месте сделал бы то же самое. Весь дом был проверен и очищен… весь, за исключением пары мест. Одно из подсобных помещений, где случайно пропустили одну камеру, но никакой пользы она всё равно не принесла, помещение это после захвата дома практически не использовалось, и второе — одна из гостевых комнат.

В принципе, ничего бы Орест не потерял, просто отключив видеонаблюдение сразу после того, как он покинул Каджеро после разговора с Никой, и когда понял, что в его ведении остались только эти две камеры. Но он не стал отключаться. Мало ли, зачем они ещё могли пригодиться.

И сейчас, прежде чем оборвать последнюю нить, связывающую его с домом на Каджеро, он всё-таки включил обзор. В подсобке, естественно, было темно и тихо. А вот в гостевой комнате его словно ждали.

На Каджеро ночь, а в комнате светло, горят светильники под потолком, лёгкие белые занавеси развеваются на ветру — открыта балконная дверь, впуская в помещение пряный воздух джунглей. В комнате были люди. Он ещё не осознал, что увидел, ещё не понял, что за звуки доносятся из динамика, но словно на самом деле почувствовал оглушающе знакомый цветочный аромат, пробудивший возбуждение, с которым так тяжко было бороться.