Татьяна Иванова - Рыжая птица удачи

— Да. — Как ни странно.

Неожиданно Дэн разжал пальцы.

— Тогда помоги. Мне всё равно не выжить. Подними его.

Хан не сразу понял, о чём говорит Строганов. А секундой позже взгляд упал на брошенный недавно излучатель. Он, всё ещё не до конца осознав, машинально поднял оружие.

— Ты ведь тоже профи, Хан, — сказал Дэн, голос снова стал тихим, последняя вспышка жизни закончилась. — Просто сделай это.

Глаза его закрылись, но слабое дыхание, с хрипом вырывающееся из груди, говорило о том, что он ещё жив.

Никогда в жизни Хан не испытывал таких проблем с тем, чтобы просто нажать на спуск. Сейчас даже думать об этом не хотелось. Но прерывистое, почти умоляющее «сделай это» от железного Дэна заставляло думать. Дэн умирает. Он прав — не довезти и не успеть позвать помощь. Он всё равно погибнет. Хан опустил глаза, снова увидел страшные раны на груди и животе умирающего. И решился.

Выстрел был сделан аккуратно и эффективно — рука его не подвела. И только теперь Хан позволил себе высказать то, что давно вертелось на языке, даже жаль, что Дэн уже не слышит и не ответит.

— Благородные все! — с непонятным себе самому отчаянием и злостью сказал он. — Правильные. С совестью, мать вашу!

Он в последний раз взглянул в успокоенное лицо Дэна, встал на ноги и медленно, прихрамывая, пошёл в сторону вездехода. Бережно придерживая сломанную правую руку, он чувствовал, как мешает в левой ненужное уже оружие. Убрать его в карман почему-то не пришло в голову, он так и добрёл до машины, не разжимая пальцев. Остановившись, Хан задумался. Куда теперь? Ехать обратно в Солнечный опасно. На другом конце просеки — Алмазный. Что делается в космопорте, он представлял. Что остаётся? Джунгли. К Арзуну можно добраться беспрепятственно, если взять левее просеки.

Но это значит — двигаться через джунгли. Со сломанной рукой. Вездеход поможет, но хватит ли заряда его батарей? Не хотелось бы оказаться посреди чужих зарослей без транспорта, в таком состоянии.

Несколько минут назад он стоял перед разгневанным Дэном и знал, что сейчас умрёт. И никакого особенного страха или сожаления не испытывал. Только азартное «Давай, давай, у тебя это хорошо получится!». Всё было предельно ясно и понятно, никаких сомнений. А теперь, когда Дэн ушёл, внутри всё холодеет. Потому что выхода нет. Или его сейчас просто не видно. Осесть бы где-нибудь, подумать, проанализировать всё — так негде и некогда. Как же всё было легко и просто несколько минут назад!

А сейчас он стоял, опершись на нагретый вездеход, баюкая на груди правую руку, и думал. Дьявол, о чём тут думать? Ничего, что усталость сковывала тело, ничего, что непонятное сожаление о смерти Строганова мешало чувствовать себя в норме, ничего, что пульсирующая боль от руки отдавалась даже в затылок. Всё это ерунда. Он жив и свободен. Пока.

«Ты так всю жизнь живёшь». Да, и никогда не рефлексирую по этому поводу! Я всегда знаю, чего хочу.

Хан помотал головой, отгоняя лишние мысли, не до философий теперь. Вариантов не так много. И все они с изъяном, ни один не подходит полностью. А выбирать надо быстро. Лишь на долю секунды он позавидовал Дэну, который выбрал хоть и простое и категоричное, но самое эффективное решение всех проблем. Но он, Александр Чернов, не настолько слаб, чтобы вот так сдаться.

Убрав оружие, он взялся за руль вездехода. Как бы то ни было, а отсюда надо сматываться. И чем быстрее, тем лучше, он и так слишком задержался. В принципе, с управлением можно справиться и одной рукой.

Внезапно далёкий характерный звук в воздухе привлёк его внимание. Со стороны Солнечного приближался катер.

— Ч-чёрт! — Хан завёл вездеход и моментально оказался на сиденье. Однако вдоль просеки двигаться невозможно — катер скоро догонит его, и не будет никаких шансов уйти. Решение пришло быстро, и оно было единственно верным. Он развернул руль в сторону той тропы, откуда полчаса назад появился Дэн, и решительно въехал, почти вломился, в джунгли.

Катер с надписью «Патрульная служба» появился над просекой сразу, как только вездеход скрылся в зарослях. А на утоптанную землю упала капля. Ещё и ещё… Дожди на Каджеро всегда начинаются неожиданно. Только что небо ясное, а через минуту уже тучи. И дождь… Ливни тут сильные.

Ника всё-таки оставила Дмитрия. Он ушёл в холл, откуда доносились голоса отца и Володи, а ей нужно было побыть одной, в своей комнате. Наверно, даже хорошо, что Паши нет дома, эта пара часов пригодится для обретения внутреннего равновесия.

Дверь за Никой бесшумно закрылась. Она сделала шаг к кровати и вдруг замерла. Присутствие в комнате ещё одного человека, ощущалось очень явственно, хотя тот не издал ни звука. Девушка медленно развернулась, чтобы убедиться, что не ошиблась, что здесь действительно кто-то есть. Она не ошиблась.

Он сидел в её любимом кресле, откинувшись на невысокую мягкую спинку, широко расставив ноги. Взгляд в упор. Немного сердитый, немного испытующий, зовущий взгляд чёрных глаз. Ника никогда раньше не замечала, что его глаза похожи на пропасть. Без дна.

— Ника.

И голос. Другой, совсем не такой как всегда.

— Зачем ты здесь? — Она, стараясь не выдавать дрожь, отступила к кровати.

Орест помолчал, потом усмехнулся, покачал головой.

— Я приехал за тобой, маленькая.

— Зачем? — глупый вопрос, но очень уж напрашивающийся.

— Чтобы увезти тебя и жить с тобой долго и счастливо.

Он шутит? Нет, даже не собирается.

— Ты уже забыла о нашем разговоре? По-моему, я говорил тогда предельно ясно.

— Прости, тут столько всего произошло. Сафари, реон, теракт…

Ника почувствовала, что не может сдерживать злость. Да кто он такой вообще?! Сидит тут со скучающим видом, глупости какие-то говорит!

— Значит, вы узнали, — Орест действительно, казалось, скучал.

— Да, мы узнали. Зачем ты это сделал? Зачем ты её убил?

Как ты мог отобрать её у меня, у папы?! Как ты посмел?

Он вздохнул, не меняя позы.

— Ты не хочешь знать ответ на этот вопрос, девочка моя, поверь мне.

— Хочу!

Орест улыбнулся.

— Она мешала мне, впрочем, как и твой отец. Я хотел, чтобы ты осталась одна, только со мной, только для меня.

Ника ошеломлённо уставилась в чёрные глаза-пропасти. Что он такое говорит?.. Что…

Внезапно она поняла. Это не Орест, тот уехал с Каджеро когда ей было восемь лет и никогда больше не возвращался. А этот чужой, жестокий мужчина, уничтоживший почти всю её семью — это не Орест.

Господи…

— В доме полно людей, — говорить им больше не о чем. Теперь надо торговаться.