Юрий Шушкевич - Вексель судьбы. Книга вторая

Минут через двадцать над головами послышались нарастающий гул и стрекотание, и вскоре на поле рядом с хутором приземлился небольшой частный вертолёт, откуда выбежала Мария в сопровождении Гутмана, приятеля и партнёра Бориса с “Мосфильма”.

Борис, определённо путаясь в словах, поведал сестре о неудачном результате розысков. После чего, немного помолчав, сказал, что Алексей, скорее всего, просто перешёл в другой мир.

“Где ему, наверное, будет лучше”,— заключил он и опустил глаза.

Мария села прямо на снег и зарыдала.

Её подняли за руки и отвели в избу, где добрейшая Лукерья предложила на выбор ягодный чай и рюмку травяной настойки.

Мария осушила рюмку и тотчас же выпалила, обращаясь к Ершову:

— Ну как же ты мог! Почему ты не сказал никому из нас, что Алексей весь ноябрь жил на охотбазе! Уж мы бы с Борей придумали, как его вызволить!

Ветеран и Борис переглянулись.

— Маш, ты не сердись, пожалуйста. На самом деле, он мне сразу же позвонил и рассказал про Алексея. Сообщил, что тот совершенно подавлен, хочет ехать к молчальникам в абхазские горы, чтобы оставить мир, и так далее… Извини - я об этом не распространялся,- но действовать я начал сразу же! Я даже был в Администрации Президента, где рассказал, что это за сокровище наш Алексей и как виртуозно он отправил к чертям жулика и коррупционера Фуртумова.

— Нашёл, перед кем хвастать…

— А что - там, между прочим, остались очень довольны. Даже спрашивали - нет ли ещё в центре Москвы зданий со взрывчаткой? Короче, мы напрягли всех подряд - и ФСБ, и разведку,- и уже с нового года у Алексея должны были быть неубиваемая легенда и стопроцентная легализация. Всё бы у него классно сложилось… Совсем ведь немного не дотянул до января, эх!

— А я считаю,— неожиданно вступил в разговор доселе молчавший Гутман,— что ваш друг всю эту суету предвидел и всё правильно рассчитал. Ведь если имеешь возможность - всегда лучше уйти, чем играть по чужим правилам. По чужим правилам, согласитесь, играют только те, кто сильно должен или кто хочет не менее сильно что-то для себя урвать. А ваш друг, как я вижу, не входил в число ни первых, ни вторых.

— Да, это правда,— ответила Мария, и завидев на пороге Лукерью, обратилась к ней: — Не принесёте ли, пожалуйста, ещё немного вашей замечательной настойки?

— Принесу,— ответила Лукерья, строго взглянув на Марию.— Только за упокой не пей, обещаешь?

Вместе с рюмкой настойки хозяйка принесла ещё и конверт.

— Для вас, наверное,— сказала она, протягивая его Марии.

Распечатав конверт, Мария извлекала оттуда лист бумаги и, волнуясь и путаясь в строчках, исписанных знакомым почерком, прочла стихотворение, в котором Алексей, видимо, желал с нею объясниться.

Бурным духом весны опьянён,

Ослеплённый мечтой неуместной,

Я, как демон отвергнутый бездной,

Объявился из праха времён.

В вихре мытарств я твёрдо решил

Возвращаться, пока жив и молод,

В мой уставший от вечности город,

Где когда-то блистал и любил.

Я ходил по пропавшим давно адресам

Средь теней и преданий московских дворов,

Без надежды на память и кров,

Потому как не верил в них сам.

Я бы тоже пропал - не сейчас, так потом,

Если б сердце, крича от печали,

Не согрелось бы вдруг твоим тайным теплом

В страстной песне о счастье и славе.

Но забыв, что любовь - лишь надежды обет,

Двух отвергнутых судеб согласье,

Чашу выпив до дна из скитаний и бед,

Ты взмолилась о гибнущем счастье.

Я же не был готов подарить тебе мир,

Меч, не вложенный в ножны,- бездушен.

Ты ушла. Меня ждал восхитительный пир,

Где прославлен я был и задушен.

Что ж теперь? Мой печальный удел - наблюдать,

Как за сменой эпох и искусства

Уцелевшие прежние чувства

Будут быстрым огнём догорать.

Как в склонении памятных лет

Старомодных признаний и споров

В перекрестьях грядущих раздоров

Навсегда потеряется след.

И средь тьмы, где забвенье - блаженство,

И химерами полнится мрак,

Восторгаться твоим совершенством

И из бездны желать тебе благ.

Мария прочла стихотворение ещё два или три раза - и не отрывая платка от края глаз, обвела присутствующих в комнате печальным взглядом.

— Вы не знаете - это произошло до или после самого короткого дня в году? Не знаете - до или после? Скажите, и мне больше ничего не надо…

— Он ушёл как раз в этот самый короткий день,— ответил Борис.

— Но тогда когда же всё случилось - до или после полудня? Мне это очень, очень важно знать!

— Боюсь, ответ знает только тот, кого нет с нами,— угрюмо сказал Борис.— Однако какое всё это имеет значение?

— Алексей как-то раз рассказывал,— собравшись с мыслями, ответила Мария,— что со слов какой-то бедной венгерки, с которой он познакомился на том страшном дунайском острове, возле Паннонского Луга, якобы существует разница, когда умираешь - Утром года или же в его Ночь. Это, конечно, древнее языческое поверье, но тем не менее: если человек умирает в Ночь года, то есть когда солнце движется вниз, то его душа и даже он сам, быть может, ещё обязательно нас посетят. А если он уходит в Утро - а Утро года наступает как раз в полдень самого короткого декабрьского дня и длится до июньского солнцестояния, - то он уже не вернётся никогда.

— М-да, действительно странное поверье,— процедил Борис.— Красивое. Но в нашем случае, мне кажется, оно не работает. В сорок втором наши друзья ведь исчезли когда - весной, в апреле, то есть, по-твоему, в утро. Тем не менее, таким же утром года нынешнего они смогли нас навестить. Да и вообще - для христиан неприемлемо рассуждать, что души могут возвращаться или не возвращаться. В конце концов, мы верим как бы во всеобщее воскресение.

— Вот именно - как бы!— отрезала Мария, отвернувшись.— А следующей весной у нас с Лёшей - ты об этом ещё не знаешь, но теперь, так уж и быть, знай!- родится сын, и мне бы хотелось иметь надежду, что он когда-нибудь увидит отца.

Воцарилась тишина, в которой было слышно, как постукивают ходики в одной из отдалённых комнат.

Первым нарушил молчание Борис.

— Маш, то, что ты сказала - это очень здорово. Значит, жизнь не прерывается, и пониманием этого обстоятельства, наверное, и следует отныне жить.

— Ты говоришь мне это, словно зачитываешь приговор!

— Не бранитесь, милые мои,— неожиданно включилась в разговор Лукерья.— Ведь никто никого не хоронит - смерти-то ведь нет!

— То есть как это - нет?— не поверила Мария.

— А вот так,— ответила старушка, лукаво заглядываясь на примадонну, готовую разрыдаться.— Для кого-то из людей смерть есть, а для кого-то, бывает, что и нет.