Павел Парфин - Посвящение в Мастера
- Ангел, пусти меня в город. Мне очень надо!
- Еще чего! - воспротивилась Вансуан и попыталась освободиться от сильных мужских рук.- Отпусти немедленно!
- Только когда вернусь из города! - больной вдруг опрокинул медсестру на крышку стола, прижал ее левой рукой, правой резко сорвал с себя рубаху, накинул на девушку и крепко связал рукава на ее спине.
*14*
Ходасевич в одной темно-зеленой армейской майке и полосатых больничных шароварах, выйдя на холодный мартовский ветер, на свое счастье, быстро остановил такси.
- Вот так встреча! - невольно вырвалось у Вадьки, но, разглядев сидевшую за рулем женщину, тут же поправился.- Простите, обознался.
Ходасевич загрустил, сам не зная отчего, и всю дорогу, пока ехали до бара Собака баска Вилли, молчал. Вадька думал о невеселом, раздражаясь от того, что не мог объяснить причину своего упаднического настроения. Наконец, почти подъезжая к Собаке баска Вилли, поймал себя на мысли, что вынужден, словно маятник, мотаться между двумя домами - туда-сюда, туда-сюда... По сути, оба дома были связаны с именем Катарины. Один (в который он сейчас ехал) воплощал в себе показушную сторону Катарининой жизни: ее искусство, умничание, восторги тусовки, игры, модный прикид, посредственность вперемежку с проблесками таланта... В другом ее доме-жизни заумных красивостей было не меньше, даже, наверное, больше. Вдобавок в нем приливами накатывало женское эго Катарины, захлестывало волной страсти и предательства всех, кто вдруг оказывался на ее пути. Прямо-таки первобытная женщина вырастала из темных ее глубин, из самой Катарининой матки - эдакого генератора ее неистребимого матриархата! Что Катарине, например, вчерашний праздник Восьмого марта? Всего лишь один из 365 эпизодов, которыми она управляет как хочет. Напористое обаяние этого самого матриархата и заставляло Ходасевича, как одержимого, бросаться из огня да в полымя - из одного дома в другой... Бр-р! Ну и мыслишки приходят после пяти часов, проведенных в дурдоме. А что если (не дай Бог, конечно) Ходасевич погостил бы в нем подольше?..
Таксистка не выдержала, спросила:
- У вас, наверное, крутые неприятности?
Вадька удивленно глянул на водительницу - в ее черных солнцезащитных очках с лукавыми уголками отразился его свежевыбритый череп.
- У меня нет таких классных очков. Подарите - и я улыбнусь!
Таксистка сняла очки - на Ходасевича смотрели, как ему показалось, грустные-прегрустные глаза женщины. Она и он улыбнулись друг другу почти одновременно...
В баре Собака баска Вилли проходил редкий, чистый перформанс - выставка керамики Катарины Май. Никаких там капустных стриптизов и сумского дартса! Одно только сухое искусство без граммульки фуршетовской водки!
На вновь вошедшего посетителя оглянулись две женщины. Одна - в ярко-алом вечернем платье, вторая - слегка подшофе.
- Який гарный парняга! - с хмельным восторгом воскликнула Ника.
- Да, прикид у него клевый! - похвалила Катарина, оценив бритый череп, черные очки, армейскую майку и больничные шаровары нового посетителя. Она не узнала в нем Ходасевича. - Будто из психушки сбежал!
Вадька подошел к расфуфыренным молодым дамам и, неумело пытаясь говорить с восточным акцентом, сказал:
- Сдрасуйтэ! Скажит, гдэ тут знамэнытый кэрамык?
Женщины молча перглянулись. Ходасевич, переводя с одной на другую взгляд, глупо улыбался.
- Джэмали гаварыт мнэ: ваш кэрамык знамэныт - гнотся, гнотся, но нэ ламатся! Да?
Ника, отвернувшись, прыснула в ладошку. Катарина, напротив, была не в настроении: ее отчего-то быстро достал этот бритоголовый абрек. Упершись руками в бока, обтянутые алым шелком, она с воинственным видом шагнула к засекреченному Ходасевичу.
- Шо пристал, Аро? Вон видишь, амфоры, чашки, горшки, даже керамическая железная дорога. Хочешь, покататься?
- Нэ-э! - отрицательно покрутил головой Ходасевич.- Гыбкый кэрамык хачу! Такой: гнотся, гнотся - но нэ ламатся! - потом заговорщически зашептал.- Я сматрэть буду, патом грыны давать.
- Гривни или грины? - машинально уточнила Ника.
- Грыны, грыны! - быстро-быстро закивал головой Ходасевич.
- Ну что делать с Аро? - словно ища поддержки, Катарина неуверенно смотрела на подругу.- Остался у меня еще один Эрос. Но я хотела приберечь его для будущих утех,- Катарина нехорошо, не по-доброму улыбнулась.
- А, какая разница, кого на посмешище выставлять! - махнула рукой Ника.Этот вдобавок еще и деньги дает!
- Ты думаешь? - задумчиво спросила Катарина. Подруги еще минут пять громко обменивались репликами, полагая, видимо, что бритоголовый Аро не только плохо говорит, но и понимает по-русски. Ходасевич терпеливо ждал. Наконец Катарина решилась, кивнула на прощание Нике и увела Ходасевича-Аро в уже знакомую ему комнату за барной стойкой.
Через четверть часа они лихо мчались на такси в сторону Барановки. Катарина сладко перебирала пальчиками пять десятидолларовых бумажек, которые Вадька, точно фокусник, извлек из своих трусов. Сам же Ходасевич, немного нервничая, прижав руку к правому боку шаровар, сжимал спрятанный в кармане обломок дубинки из глины.
Еще примерно через пятнадцать минут, пройдя зловещим коридором, не удивившись бутылочным осколкам в знакомом углублении в стене, поднявшись по лестнице, Ходасевич, ведомый вмиг изменившейся, обратившейся в умноречивую кокетку Катариной, очутился в жертвенной комнате. Здесь приносят в жертву на чью-то потеху,- подумал Ходасевич. Но удивительно: вокруг разливался покой и тишина, совсем не пахло совокупившейся плотью, но доносился аромат неизвестного благовония.
Ходасевич вдруг понял, что опоздал. И в тот момент, когда Катарина, нарочито жеманничая, протянула ему прозрачную простыню с четырьмя карабинами по углам, Ходасевич, все так же оставаясь в черных очках, позабыв про дубинку в шароварах, грубо подхватил Катарину, подбежал с ней, истошно визжащей, к колышущейся от легкого сквозняка стене цвета разлитого молока и кинул на эту стену. Под натиском тела ткань в ту же секунду громко треснула, верхний край оборвался с потолка, и Катарина рухнула в пресловутый зрительный зал.
В нем не было ни души. Лишь миниатюрная потаскушка - вьетнамка Вансуан, сидя на спинке кресла, жгла ароматные палочки. С Вадьки упали очки, на него ненавидящим взглядом смотрела с трудом поднявшаяся с пола Катарина. Потом, постанывая, едва слышно чертыхаясь, она ушла, оставив открытой в комнату дверь. Вансуан протянула одну ароматную палочку Ходасевичу.
- Не отчаивайся, мужчина. Ты мести хотел, а стал мастером! Ты хотел ударить, а тебя никто не ждет. Государь дракон Лак сам приходил. Лак Лаунг Куан - это судьба...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});