Яна Завацкая - Выстрелы с той стороны

Я открыл дверь лазарета. В первой палате лежали и стонали двое пораженных... я прошел дальше. Больных у нас было двое - Виктор Иванович захворал все-таки после нашего похода, и семилетний Гришка опасно заболел пневмонией. Виктор Иванович спал, я не стал будить его, разумеется. Женщин больных, сколько я знал, у нас не было. Тем не менее, ширма, отделявшая женскую половину, слегка шевелилась. Как будто там был кто-то. Я остановился и громко позвал: - Катя! За ширмой заерзали. Мне стало как-то неудобно, я уже собрался выходить. Занавеска откинулась, и вышел Артем. Волосы его были встрепаны больше обычного, он застегивал верхнюю пуговицу рубашки (сохранил еще с Земли). - А, это ты... чего тебе? - недовольно спросил он. Я на некоторое время потерял дар речи. - Я к Кате... хотел спросить, может, помочь что-нибудь. Катя вынырнула из-за занавески - как всегда, свеженькая, аккуратно причесанная, в чистом холщовом платье. И какая-то особенно сияющая. Она подошла к Артему, взяла его под руку и прильнула щекой к его плечу. - Коленька, - она будто мурлыкала, я еще не видел ее такой... довольной, что ли, - Не надо ничего. Видишь, народу мало... Спасибо. - А... ладно, - выдавил я и бросился прочь. Как неудобно... надо же было так нарваться. Уже почти дойдя до дома, я наконец навел порядок в своих мыслях и понял главное, что меня тревожит - что же будет с Катей и Артемом на Земле... У Артема жена и ребенок. У Кати, я знал, осталось двое маленьких детей. Или на Земле между ними ничего не будет? Ладно, решил я, не мое это дело. Не мне, молодому ослу, туда лезть. Меня не касается... Я открыл дверь, вошел... дома был только дядя Леня. Я молча лег на койку. Завтра воскресенье... Я стал придумывать, чем бы заняться. Выбор, честно говоря, небольшой. Все приличные книги в библиотеке прочитаны. Гулять - холодно и дождливо... наверное, опять будем сидеть дома, в карты резаться... и надоели же эти карты. - Коля, - позвал дядя Леня. Голос его подрагивал - явно хватил уже своей браги, - ты спишь? - Нет. - Коль, а ты знаешь... сегодня у моего сына день рождения. Его Олежкой звали. - А сколько ему исполнилось? - спросил я из вежливости. - Ему... ему бы было двадцать один. А так - тринадцать... Я молчал, не понимая. - Он погиб у меня, Коля, когда ему было тринадцать лет, - сказал дядя Леня. Я снова ничего не ответил. Не представляю, что можно сказать человеку в таких случаях. - Он под КАМаз попал... Водитель молодой... желтый свет на светофоре был, мальчишка побежал, а тот хотел быстрее проскочить. Не заметил. Это все на моих глазах было, я сзади шел. - Водителя посадили? - спросил я. - Не... - дядя Леня махнул рукой, - я матери говорю... вот ему, считай, двадцать. Олежке бы через семь лет тоже двадцать было. Будем ему жизнь ломать? Ну и сказал, что Олежка был виноват, на красный побежал. - У вас ведь еще дети есть, - сказал я. - Еще дочка... да что, Коля, ты вот молодой еще. Не поймешь. Все равно ведь больно, когда свой сын...даже если бы их десять было. - Я понимаю. - Мать-то говорила, ну и пусть сидит, так ему и надо... так убивалась, Господи, так убивалась. И я думаю... знаешь, дома так пусто стало, бессмысленно, ничего не надо. Ведь тринадцать лет парня растили, столько сил приложили. А тут - удар, и нету его... - Да, - сказал я. У меня еще никто не умирал, и я просто не знал, что говорят в подобных случаях. - А с другой стороны... вот у соседей сын, ровесник Олежки. Подрос, и покатился по наклонной дорожке. Пьет, ворует... с компанией такой связался. Уже условная судимость... Может, еще и хуже. Нет! - перебил дядя Леня сам себя, Лучше пусть был бы плохим. Каким угодно - лишь бы только был. Странно, подумал я, почему дядя Леня раньше не говорил со мной так. И вообще о своих детях не рассказывал. Тихий такой алкоголик... мы думали, его ничего, кроме браги, давно уже и не волнует. - А дочке вашей сколько? - Дочке двадцать четыре. Уже внука родила, да я с ним и не понянчился... видишь, внуку-то уже должно быть два года. Зовут Мишкой, хороший такой парень.... вихор на макушке. Когда я исчез, ему всего месяц был. А зять у меня хирург-онколог. Дочка тоже в медицинском училась. Сейчас и не знаю... если бы я умер, им бы хоть пенсию платили, а так... не знаю прямо, что. - Ничего, мы скоро вернемся, - сказал я, глядя в потолок. Это у нас превратилось в заклинание: вернемся... вернемся. Дядя Леня замолчал. Я стал для развлечения вспоминать тексты всех песен, которые знал. Начал с Дольского... На песне "Господа офицеры" дверь открылась, просунулась голова Макса. - Эй, Коля! Не хочешь в клуб сходить? Там типа концерта намечается. А вы, дядя Леня? Дядя Леня, кряхтя, стал подниматься. Я тоже вскочил - хоть какое-то развлечение, лучше, чем ничего...

В клубе (он же служил библиотекой - одна из самых больших хижин поселка) собралось уже достаточно много народа. Впереди освободили небольшое место под сцену, а дальше на расставленных поперек лавках (натащили, наверное, из всех хижин) сидели люди. Первые ряды занимали в основном женщины. Я поискал взглядом Катю - но ее не было. Конечно, с больными осталась... не бросит же она их. Артема тоже не было видно. Первыми на сцену выскочили трое девчонок, разукрашенных под ведьм, в цветастых платочках. Я их смутно знал - три подружки работали вместе в швейном цехе и вечно что-нибудь затевали, какие-то пьесы театральные ставили... Наверняка и идея концерта принадлежала им. Одну из них звали Ленка, другую Юлька, а третью я забыл как. Девчонки обнялись и громко, подвизгивая, запели а ля капелла, при этом танцуя наподобие кордебалета, песню бабок ежек из мультфильма "Летучий корабль".

Растяни меха гармошка, Эх, играй наяривай! Пой частушки, бабка ежка, Пой не разговаривай!

А дальше пошли куплеты уже про нашу жизнь, про Граничный... девчонки пели их по очереди, а остальные только подхватывали "Э-эх!", но часто окончание куплета тонуло в громовом хохоте зала...

Как иду через мостки Хрясь, от них одни куски, Оттого у нас в Граничном Ни полена, ни доски.

Приходите в швейный цех, Мы в цеху оденем всех, Как износятся наряды Так поставим вам заплаты.

И так далее - про столовую, про Евген Палыча, про лейтенанта Машкова, про старателей... Девчонкам долго хлопали. Потом последовала всеми любимая песня "Ивасей"

Приходи ко мне, Глафира, Я намаялся один. Приноси кусочек сыру, Мы вдвоем его съедим.

Буду ждать желанной встречи Я у двери начеку, Приходи ко мне под вечер, Посидим, попьем чайку.

Лучше быть сытым, чем голодным, Лучше жить в мире, чем в злобе. Лучше быть нужным, чем свободным, Это я знаю по себе.

Потом они спели еще на "бис" любимую песню швейного цеха - "Рябину" на три голоса. Голоса, надо сказать, у них прекрасные. После девочек на сцену вышел Юра. Он надел свои "земные" вещи... будучи практичным человеком, Юра носил их лишь изредка, поэтому они довольно хорошо сохранились. Юра был во всем черном черная водолазка, брюки и даже ботинки, в отличие от моих, почти новенькие. Надо мне тоже на лапти переходить для повседневной носки... Надо же, почему-то некоторым Бог ничего не дает, как мне, например, а некоторым - все: и талант, и судьбу красивую, и силу, и вот даже внешность... Юра, оказывается, вдобавок ко всему еще и красавец, черная водолазка к нему очень подходит... волосы у него тоже черные, лежат красивой волной, смуглое правильное лицо, темные сверкающие глаза. Гитара висела у него через плечо. Юра наклонил голову и стал медленно перебирать струны. И голос у него замечательный... я поискал взглядом Лерку - вот млеет, наверное. Все-таки мы немного подружились после этого похода. Да и как не подружиться... Юра пел Розенбаума своего любимого, потом еще разных других авторов. Целый час пел, и все слушали, затаив дыхание... И подпевали: