Филип Фармер - Повелитель деревьев (Мемуары Лорда Грандрита - 10)

Патриарх вновь положил детонатор на стол, но руки не убрал.

— Хитрый, словно заяц, сильный, как леопард, живучий, будто гиена, ах, как бы ты точно подошел на вакантное место за нашим столом! Ты мог бы править за ним тридцать тысяч лет! Как Аи-не-на. Но нет. Ему, видите ли, плевать на столь уникальную возможность. И почему? Потому что он не может переварить некоторые вещи, которые не имеют абсолютно никакого значения в глазах бессмертных! Ты что, забыл, что все эти людишки, которым ты так сочувствуешь, будут мертвы через несколько лет? Ничто из того, что ты предпринял против них, не может реально им повредить. Они не заслуживают никакой жалости. Единственное, что имеет какое-то значение и о чем ты должен помнить, — это то, что ты бессмертен, или почти бессмертен. Остальное не представляет собой никакой ценности.

— Я знаком с этой точкой зрения. Но у нас есть собственное достоинство, у Дока и у меня. Вам не удастся заставить нас проглотить это.

Теперь пришла очередь пожать плечами старому негру.

— Вы не первые, кто реагирует на это подобным образом. Все остальные кандидаты погибли, пытаясь бороться против нас. — Он повернулся к Муртагу. Думаю, не стоит прибегать к помощи наркотиков, чтобы заставить его сказать, где находится Калибан. Мы получили сообщение от наших агентов, что он в Грамсдорфе, в западной части Германии. Вполне очевидно, что Грандрит и Док стоят во главе организации, ставящей своей целью наше уничтожение. Вытяните из него все необходимые сведения об этом. После чего отправляйтесь в Германию и берите в руки руководство операцией. Если только Калибан не будет схвачен к тому времени, пока вы здесь не закончите с Грандритом.

Следствием этого разговора явилось то, что ритмичное покачивание головы Муртага туда-сюда несколько уменьшилось.

— Огромное спасибо, сир, — пробормотал он.

Мубанига улыбнулся:

— У вас будет еще возможность поблагодарить меня. Если, правда, к тому времени у вас еще останутся силы на это.

Голова Муртага застыла и — удивительное дело! — целых тридцать секунд оставалась совершенно неподвижной, в то время как лицо приняло синюшно-бледный оттенок.

Я не понял, что хотел сказать Мубанига, но вскоре мне предстояло это узнать. Правда, все началось совсем не так, как я ожидал. Вместо того чтобы завести меня в палатку и начать допрос, меня усадили и подали хороший завтрак. Только после этого вывели за ряды палаток на прогалину.

Там уже стояло раскладное кресло для Мубаниги. Он все так же продолжал держать в руках детонатор. Метрах в пятнадцати от кресла длинной чередой были установлены двадцать пять больших горшков двухметровой высоты. Меня подтолкнули к ним и приказали остановиться, когда до ближайшего оставалось пройти еще около метра.

В этот момент появился Муртаг во главе двадцати четырех солдат, входивших в состав его отряда. Все были обнажены до пояса и шли друг за другом цепочкой, как индейцы на тропе войны. По бокам шли вооруженные охранники. В числе двадцати четырех был и Смит, радист, которого я пощадил.

Повернув всех спиной к просеке, им привязали руки к сужающимся горлышкам горшков. Из рядов окруживших нас людей вышел незнакомец, которого, как я позже узнал, звали Гринриг, с тонким длинным хлыстом в руке. Это был здоровый мужик с выпирающим вперед огромным брюхом при росте в два с небольшим метра. Его тело колыхалось при ходьбе от толстого слоя жира и сала, накопленного им за свою жизнь.

Его вес был, вероятно, столь огромен, что даже сидя на строжайшей диете в течение месяца, он не успел бы скорее всего уменьшить его ниже ста тридцати пяти килограммов.

По сигналу Мубаниги толстяк поднял хлыст вверх. Честь первого удара выпала на долю Муртага. Он вздрогнул, и на спине его мигом возник кровоточащий след от хлыста. Затем наступила очередь следующего и так далее до самого конца ряда. Гринриг повернул и вернулся к Муртагу, с которого вновь начал отсчитывать удары, неторопливо продвигаясь вдоль шеренги голых спин, разукрашивая их рубцами и полосами, вдоль или поперек, как ему нравилось. В итоге каждый получил по десять ударов, все, кроме Смита. При последнем проходе те, кто еще не потерял сознание от боли, вопили или ругались на чем свет стоит или что-то неслышно шептали про себя.

Лишь Муртаг стоял, не проронив ни звука, гордо подняв голову вверх. Когда его отвязали, он не спеша и с достоинством, лишь крепко сжав зубы, направился в санитарную палатку, где для наказуемых были готовы повязки, нашатырь и все, что полагалось в таких случаях.

Но пока им еще не разрешили покинуть место экзекуции.

Все были обязаны присутствовать при наказании Смита. Его секли отдельно от всех, без передышки, секли, пока не забили до смерти. Мне не нужно было объяснять, почему с ним поступили именно так. Я достаточно знал патриархов, чтобы догадаться самому. Смит — единственный, кто был моим пленником. Не применив при его допросе наркотиков, они не могли точно знать, что он мне сказал, а что — нет. И у них не было времени для допроса. Кроме того, его смерть должна была устрашить всех и послужить наглядным примером тому, как хозяева поступают с теми, кто предает их.

Муртаг добился своей цели: его не устранили от дальнейшего хода операции, как он мог опасаться. Но ему ясно дали понять, что то, как он это делает, далеко от того, чтобы удовлетворить патриархов, и заслуживало порицания. Все заставляло думать, что, если с Калибаном дела у него не пойдут лучше, он потеряет свое звание «кандидата», а может быть, и жизнь.

Один из офицеров, не входящий в состав его отряда, имел неосторожность пройтись на его счет по поводу перенесенной им порки. Муртаг немедленно поставил его на место, заставив навечно замолчать с пулей в сердце, после чего спокойно вложил свой револьвер в кобуру. Мубанига не обратил на инцидент ни малейшего внимания. Муртаг уже понес наказание за свои ошибки. Он не был лишен своих полномочий, поэтому никто не смел непочтительно обращаться с офицером Девяти.

Сразу после инцидента я был прикован к полу кабины одного из вертолетов. Со мной в вертолете летел Муртаг и двое из его людей. Мубанига долго стоял на просеке, подняв к нам свое темное морщинистое лицо, пока белое пятно его комбинезона не было заслонено верхушками деревьев. Я не знал, увижу ли я его когда-нибудь еще, но надеялся, что если это случится, то лишь для того, чтобы сжать его горло обеими руками и сломать эту старую сморщенную шею. Как видите, мое показание, как бы ни было оно деликатно, ни в чем не поколебало моего неистощимого оптимизма. Я еще не был мертв.

Вертолет поднялся на высоту в сто пятьдесят метров и, преодолев двести миль сплошного, непроницаемого для человеческого глаза зеленого экрана, приземлился на очередном тайном аэродроме. Это было настоящее инженерное сооружение, с ангарами, посадочными площадками не только для вертолетов, но и взлетными полосами для винтовых и реактивных самолетов. Я имел возможность лишь коротко взглянуть на него, пока нас переводили в ожидающий самолет, по всей видимости британский, рассчитанный на шесть пассажиров Меня снова посадили на цепь, приковав к кольцу в полу самолета, с той лишь разницей, что теперь мне было позволено держать руки спереди. Детонатор вновь находился у Муртага.