Тимур Пулатов - Черепаха Тарази

- Черепахи могут долго жить без воды и пищи, - внушительно объяснил слуге Армон и повернулся к Тарази: - А не послать ли Абитая на базар за яйцами и змеями?

- Пожалуй... - уклончиво ответил Тарази. Он все еще никак не мог сосредоточиться, был в том обычном для себя состоянии отрешенности, замкнутости в новой обстановке.

- Каких яиц, хозяин? - с готовностью отозвался Абитай, довольный тем, что ему придется кормить черепаху и опять подглядеть в ее поведении что-нибудь забавное.

- Голубиных... перепелиных.

- Слушаю и повинуюсь! - Абитай бросился наружу, а тестудологи поднялись в комнату, приготовленную для Тарази, и, проходя мимо двери, за которой находилась черепаха, услышали легкое посапывание.

Тарази тихо приоткрыл дверь: черепаха лежала на мягком войлоке, так заботливо постеленном для нее Абитаем, и спала, уткнувшись мордой в прохладную стену. Таз, о котором смеясь рассказывал Абитай, был пуст. Ни капли воды, - значит, черепаха как-то приловчилась, чтобы утолить жажду.

- Не будем тревожить, - шепнул Тарази так, словно речь шла о заболевшем человеке.

Как и в прошлый приезд, Тарази поселился в скромно обставленной, с голыми стенами комнате - так ему было уютнее, - и этой своей неприхотливостью он также мало походил на типичного восточного человека, любящего окружать себя всем мягким, ярким, душистым (ведь даже в сторожке Абитая под лестницей висели на стенах три красных ковра). Из маленького окна и сюда, в комнату Тарази, протянулся мох, длинный стебель которого уже стелился по полу.

Армон все время чувствовал, что Тарази чем-то взволнован, нервничает, хотя и старается не подать виду. Сделав несколько шагов по комнате, Тарази вдруг остановился и чуть растерянно посмотрел ученику в лицо.

- А что, если она не будет есть ни яиц, ни змей?

- Вы хотите сказать, не из породы ли она травоядных? Это немыслимо... - не зная, что ответить на прямой вопрос, пожал плечами Армон.

- Может быть, - снова как-то неопределенно сказал Тарази, затем попытался улыбнуться, чтобы разрядить тягостную обстановку. - Можно и я немного вздремну? Вид сладко спящей черепахи умиротворил меня...

- Отдыхайте, пожалуйста. А я пока сбегаю домой и предупрежу отца о вашем приезде...

Тарази невольно поморщился, вспомнив о судье. Почтенный считал, что своими сомнительными занятиями Тарази дурно влияет на его сына и портит все его будущее, отвращая от карьеры военного.

- Как здоровье вашего уважаемого родителя? - поинтересовался Тарази.

Армон в ответ тряхнул упрямо головой, но, перед тем как выйти из комнаты, сказал весело:

- Он, кажется, уже привыкает к моим бессмысленным занятиям. Проговорил он это и умолк, удивленный: Тарази уже лежал на кровати и спал, свернувшись в трогательной, беззащитной позе...

XI

Прогуливаясь вокруг дома, наши тестудологи приблизились к саду, куда вела маленькая калитка.

Дом и окружающий его сад были собственностью судьи, но когда Армон всерьез занялся тестудологией и напрочь отверг военную карьеру, отец поспешил подарить непутевому сыну этот ветхий дом, чтобы лишить Армона другого наследства. На этом настояли и два его старших сына, чтобы досадить младшему, строптивому.

Но Армон продолжал жить с отцом и только изредка, когда Тарази приезжал в Оруз, перебирался в дом на холме. Без должного ухода сад совсем запустел, зарос дикой травой и кустарником. И деревья, питающиеся теперь ядовитыми соками трав, переродились и плодоносили дикими, несъедобными яблоками.

В саду гулял сейчас и Абитай с черепахой. Тарази и Армон услышали шум и топот, проходя вдоль ограды, и увидели, как Абитай кормит черепаху.

С корзиной в руках, он бегал по поляне, а черепаха пыталась скрыться в зарослях от змеи, которую слуга бросил к ее морде. И бедный Абитай никак не мог понять, отчего это черепаха, вместо того чтобы, растоптав змею, полакомиться ею с удовольствием, в ужасе убегает...

Абитай остановился и стал что-то объяснять черепахе, затем, схватив змею, снова бросился догонять толстоногую через заросли. Человек исполнительный, Абитай был очень сконфужен - ведь ему было велено хорошенько накормить черепаху...

Абитай сел на пень и устало пробормотал:

- Я бы сам задушил змею и положил тебе в пасть, но что ты, черт побери, за зверь, который любит дохлятину без запаха живой крови?!

Он хотел еще что-то сказать, с обидой и состраданием, но черепаха только глубже зарылась в зарослях, - кажется, сама мысль о дохлой змее привела ее в ужас.

- Да пойми ты! - терпеливо втолковывал черепахе Абитай. - Это не какая-нибудь дрянь - гюрза или очковая. Это вкусный уж, сам выловил в пруду, и если бы я, не приведи господи, был черепахой, устроил бы такое пиршество на зависть хозяевам...

Черепаха слушала его не шевелясь, только виден был кончик ее хвоста из зарослей да задние лапы. Как и Абитай, она позволила себе передышку, готовая, однако, в любую минуту продолжить бегство.

Абитай тревожно посмотрел по сторонам - словно почувствовал, что тестудологи слушают его, и сказал, теперь уже желая оправдаться перед ними:

- И яйца не ест, вот наказание! Крупные, голубиные. Я поставил перед ней на подносе десятка два яиц, а она морду брезгливо воротит. Так она нас вскоре разорит, сейчас, в смутное время, все дорожает и дорожает... Теперь я, кажется, начинаю понимать, отчего господин судья был против занятий своего сына. Дело это, кроме убытка и нервотрепки, ничего не приносит... Ни радости, ни денег, как занятие кафира [Кафир - неверный, немусульманин] в самаркандском базаре.

- Перестань, Абитай, нечего причитать, - строго прервал его Армон, появляясь перед ним вместе с Тарази.

Абитай вскочил, выронил корзину. С лукаво-ошарашенным видом смотрел он на тестудологов, ожидая порицания, но готовый какой-нибудь шуткой или даже грубой выходкой развеселить Армона и оправдаться.

Но тестудологов интересовало сейчас не поведение Абитая, они смотрели на черепаху, хвост которой вилял в зарослях.

Армон глянул на Тарази и понял, что догадка, мучившая его, прояснилась через пронзительную мысль, через озарение и всецело овладела им.

И казалось, мысль эта не радует, а скорее страшит. Может быть, поэтому Армон вдруг вспомнил, как Тарази сказал ему однажды - спокойно, без рисовки, даже с ноткой фатальности, что все дело его жизни может оказаться одной большой, трагической ошибкой, которой нет оправдания. Будет горько, смертельно обидно, но не страшно. И это мужество перед лицом судьбы и помогает ему верить и жить...

- Ну что же, - решительно сказал Тарази, но больше не произнес ни слова, неопределенно махнув рукой, и пошел по сухим, прошлогодним листьям к зарослям, и черепаха вздрагивала от каждого его шага. - Вы уже вдоволь нагулялись, - сказал Тарази, остановившись в трех шагах от нее, и обратился к Абитаю: - Ступайте в дом...