Тимур Пулатов - Черепаха Тарази

- Ну что же, - решительно сказал Тарази, но больше не произнес ни слова, неопределенно махнув рукой, и пошел по сухим, прошлогодним листьям к зарослям, и черепаха вздрагивала от каждого его шага. - Вы уже вдоволь нагулялись, - сказал Тарази, остановившись в трех шагах от нее, и обратился к Абитаю: - Ступайте в дом...

Черепаха задом выползла из своего убежища и с горделивым независимым видом поплелась за Тарази. Видно было, что только ему она доверяла, но не льстила, не просила защиты, как раньше, не желая, видимо, при чужих показывать свои дурные наклонности.

Когда зашли в дом, Тарази молча пошел к себе в комнату и закрыл дверь - не хотел никого видеть.

Черепаха тоже легла в своем углу. А Армон велел Абитаю сидеть возле порога на страже...

XII

Вскоре тестудологи застали Абитая за еще более странным занятием. С саблей за поясом и в шлеме, он сидел у порога и корчил разные рожи, хохотал, а черепаха металась из угла в угол по комнате, ударяясь со всего маху панцирем о стены, да в таком отчаянии, что казалось, дыру сейчас пробьет, чтобы сбежать на волю.

Но затем Абитай, будто сжалившись, снимал шлем и, подперев кулаком подбородок, невинно смотрел на плутовку, как бы укоряя себя за дерзость. И черепаха, видя это, прижималась к стене, тяжело дыша, но ожидая в любой момент очередной выходки стражника.

Абитай же отвешивал поклоны мошеннице и, дернув на прощание жертву за хвост, уходил за дверь, делая вид, что оставляет ее в покое.

Черепаха поудобнее растягивалась на соломе, притворялась спящей. Но страж снова надевал на голову шлем и, приставив саблю к виску, с грозным видом открывал дверь, будто поклялся не давать плутовке отдыха.

Бедная черепаха вновь трепетала от страха и, если бы не прочные стены, пробила бы их панцирем...

Тарази долго наблюдал за всей этой чертовщиной, прежде чем обратиться к Армону:

- Отчего это вид шлема и сабли приводит ее в такой ужас? Может, наша гостья чувствует за собой вину и боится расплаты?

- Абитай! - крикнул Армон, и страж тут же выбежал к ним в коридор. Что за дурацкие выходки? И этот шлем?..

- Но ведь я так... без злого умысла, - оправдываясь, Абитай опустил голову, и шлем со звоном упал к его ногам. - Ведь вы разрешили носить его...

- Да, разрешил, когда мы встречали учителя. Тебе очень хотелось показаться бравым, хотя ты нелеп в этом котелке...

Черепаха прислушивалась к их разговору, уткнув морду в солому и притворяясь равнодушной к происходящему. И лишь Тарази догадывался, как благодарна она за то, что избавляют ее от издевательств Абитая.

- Иди! - прогнал его Армон.

- Слушаю и повинуюсь! - прокричал Абитай и еще хотел что-то добавить себе в оправдание, но Тараэи уже не слушал, о чем они говорят с Ар-моном. Он чувствовал: сжимается в тревоге сердце перед тем, как ощутит он приступ полного бессилия и отрешенности. Даже мелькнуло у Тарази странное: будь он сейчас в одиночестве в этом пустом доме, наверняка не смог бы уснуть под одной крышей с черепахой.

Он был раздражен, нервозен, ибо понимал, как был не прав в своих прежних предположениях. Его мучила теперь новая догадка, и сама мысль, что догадка эта может подтвердиться, приводила его в уныние и растерянность.

Но как только Армон повернулся к нему, Тарази овладел собой и сказал просто:

- Я думаю: тут все наоборот. - Он пристально посмотрел на черепаху, будто она мешала их разговору, и та отвернулась, царапнула ногтями стену, пробуя ее прочность. - Мы искали нити, связывающие животных с людьми, чтобы попытаться как-то менять натуры животных, а столкнулись с совершенно противоположным. Похоже, что этот танасух [Танасух - переселение душ, превращение (араб.)]... - Тарази умолк, видимо не желая раскрывать тайну перед Абитаем и черепахой, и зашептал на ухо Армону, объясняя ему нечто такое, отчего Армон побледнел и растерялся.

Вид ученика был таким, будто он разучился соображать, и Тарази для пущей убедительности закивал, настаивая на своем.

Армон попятился назад, не спуская глаз с черепахи, но Тарази предупредительно взял его под руку, сделал знак Абитаю, чтобы тот не отходил от дверей ни на шаг.

- Можете надеть свой шлем, если вам так безопаснее, - добавил он иронично.

Абитай, суетясь, бросился исполнять приказание. Просунув в дверь комнаты саблю, он энергично помахал ею, и тестудологи, удаляясь по коридору, снова услышали шум, топот и удары панциря о стены - так бесновалась черепаха, когда к ней снова приставили стражника. После каждого ее удара Армон морщился и вздрагивал.

- Ничего, - сказал Тарази спокойно, - такая встряска ей только на пользу...

- Мне кажется, это Он! - шепнул Армон, почему-то испугавшись собственных слов, прижался к стене и прикусил от досады кончик усов.

- Дай бог, - пробормотал Тарази и добавил: - С особой женского пола всегда больше хлопот... Пусть Абитай не отходит от дверей. Кто знает, не выкинет ли гостья какой-нибудь отчаянный номер, боясь разоблачений...

Армон вернулся к двери и стал что-то втолковывать Абитаю, вначале вкрадчиво шепча на ухо, затем неторопливо размахивая руками. Наконец Абитай, кажется, понял, закивал, а когда Армон отошел от него, страж все продолжал кивать непроизвольно, будто случился с ним нервный тик.

А Тарази уже сидел в своей комнате, мрачный, как обычно. Армон, прислонившись к двери, смотрел на него, понимая его страхи и сомнения. Ему же, молодому и горячему, не терпелось уже сегодня же начать опыты, не думая о риске, о разочарованиях и ошибках.

Наконец Тарази поднял голову и сказал:

- Мы начнем... Но прежде я нарисую схему крови, опишу состав ее и равные дозы. Малейшая ошибка, и сосуды, через которые будет пропущена чистая кровь, не выдержат, и тогда с ней случится непоправимое апоплексический удар... Кровь попрошу доставлять в строжайшей тайне, через доверенных лекарей...

- Все будет в тайне! - воскликнул Армон и сделал нетерпеливое движение к выходу, но Тарази задержал его:

- Постойте... Вот что еще: опыт, даже самый удачный, не пройдет для нее бесследно... Это такое борение внутри, такая встряска, столько нитей будет разорвано, столько нервов погублено... Словом, когда гостья наша предстанет перед нами в человеческом облике, она постареет на десять лет... Если же опыт не удастся и она вернется в свое теперешнее состояние - снова минус десять лет жизни... Вот так... чтобы приобрести - надо терять. А когда теряешь приобретенное - платишь двойной платой... звонкой монетой... чередой лет... Я вот думаю: имеем ли мы моральное право? Бессловесная тварь - не может сказать нам ни "да" ни "нет". Твори! Пробуй! Издержки спишутся... Отнять у существа, пусть даже чудовищного, десять лет жизни... - Тарази не договорил - помешал шум и топот в коридоре. Обозленный, он остановился посередине комнаты - малейший шорох раздражал его сейчас.