Джордж Мартин - Туз в трудном положении

Эти слова были полны шутливости, и приготовившийся к конфронтации Тахион расслабился:

– Преподобный, я нахожусь на Земле дольше, чем вы живете на свете, но, кажется, такого выражения не слышал.

Из окружения Барнета вышла какая-то женщина:

– Обычно это говорят по поводу секса, а уж о нем-то вы все знаете.

Длинные черные волосы, падающие ей на грудь, длинные темные ресницы, трепещущие у алебастровых щек… А под ресницами оказываются глаза – синие, как вечернее небо…

«Нет, карие!»

Реальность сдвинулась, словно кабинка фуникулера, сдернутого с рельса. Дыхание у Таха застряло где-то между диафрагмой и горлом. Он пошатнулся, пытаясь ухватиться за плечо Блеза, а Лео Барнет рванулся, чтобы подхватить его с другой стороны.

– Доктор, что с вами?

– Я увидел призрака, – хрипло пробормотал Тах.

Приступ дурноты прошел, и он посмотрел женщине в глаза.

– Руководитель моей избирательной кампании, Флер ван Ренссэйлер, – сказал Лео, бросая на женщину неуверенный взгляд.

– Знаю, – отозвался Тахион.

– А вы быстро соображаете, доктор.

Если ее первые слова были агрессивными, то теперь в каждом слоге слышался горький сарказм.

– У вас лицо вашей матери… – Пылающий в ее карих глазах гнев заставил его уточнить: – Но у нее глаза были синие.

– Какая у вас необычайная память!

– Я помню каждую черточку лица вашей матери.

– Меня это должно радовать?

– Надеюсь. Я невероятно рад вас видеть. Почти два года мы каждую неделю играли. – Он мягко засмеялся. – Я припоминаю, что вы ужасно любили те ужасные леденцы. У меня потом несколько дней карманы были липкие.

– Вы никогда не были у нас дома! Мой отец этого не допустил бы.

Тах почувствовал, как у него отвисла челюсть.

– Но я же мысленно управлял слугами! Вашей матери так отчаянно хотелось вас видеть…

– Моя мать была проклятой шлюхой. Она бросила мужа и детей ради вас.

– Нет, это неправда. Ваш отец выгнал ее из дома.

– Потому что она прелюбодействовала с вами!

Флер вскинула руку – и от ее пощечины у него мотнулась голова. Он осторожно прикоснулся к пылающей щеке и двинулся было к ней:

– Нет…

Барнет положил руку Тахиону на плечо.

– Доктор, этот разговор явно неприятен и для вас, и для мисс ван Ренссэйлер. Думаю, нам лучше разойтись.

Проповедник протянул руку Флер. Ее губы словно обвисли и как-то потяжелели. Ее окружал ореол сексуальности. Барнет усадил ее в такси, словно спеша от нее избавиться.

– Возможно, у нас еще будет возможность поговорить, доктор. Признаюсь, что мне очень любопытно было бы узнать о верованиях вашего мира. – Лео приостановился, держась за дверцу такси. – Вы христианин, доктор?

– Нет.

– Нам стоит поговорить.

Вся свита унеслась. Тах тупо смотрел вслед такси, в котором уехала Флер.

– Идеала ради объясни, что это было такое?

Такисианское выражение, произнесенное Блезом по-английски со свойственным ему сильным акцентом, еще больше усилило растерянность Тахиона.

Тах прижал к губам сложенные лодочкой пальцы обеих рук.

– Ох, предки! – Он крепко обхватил Блеза за плечи. – Тысяча девятьсот сорок седьмой.

– Да неужели? И что это, блин, значит?

– Следи за словами!

Они двинулись к отелю, и Блез спросил:

– К’иджпапа (k’ijdad), кто эта старая фемина?

– Она не старая… Чуть старше, чем была ее мать, когда я ее потерял. И перестань использовать французский и такисианский в одной и той же фразе. Это меня бесит.

– Рассказывай! – потребовал парнишка.

Тахион быстро посмотрел на лифты – а потом в сторону бара.

– Мне надо выпить.

Пианист барабанил игривый вариант «Дым застилает глаза».

– Бренди! – бросил на ходу официантке инопланетянин.

– Пива. – Под суровым взглядом деда подросток скис. – Колы, – поправился он уныло.

Они сидели молча, пока им не принесли заказ. Тахион отхлебнул большой глоток.

– Это случилось через несколько месяцев после начала эпидемии. Блайз заразилась дикой картой и попала в больницу, где я работал. Более прекрасной женщины я в жизни не видел. По-моему, я полюбил ее с первого взгляда. – Блез картинно закатил глаза. – Это правда! – упрямо сказал Тахион.

– И что случилось?

– Способность Блайз заключалась в поглощении разумов. Арчибальд Холмс завербовал ее в антифашистскую организацию, которую называли «Четыре туза». Другими ее членами был Джек, Эрл Сэндерсон и Дэвид Герштейн. Блайз стала хранилищем для разумов Эйнштейна, Оппенгеймера и еще очень многих людей, включая и меня. Тем временем Джек, Эрл и Дэвид мотались по всему миру, свергая диктаторов, захватывая нацистов и так далее. А в сорок восьмом они попытались решить проблему Китая. Дэвид возглавил переговоры, потому что у него была мощная способность выделять феромоны. Если ты находился рядом, он мог заставить тебя согласиться на что угодно. Мао и Гоминьдан поклялись у него в вечной дружбе. А когда он вместе с остальными уехал из Китая, все, естественно, рухнуло.

Тах поднял палец, требуя новую порцию бренди.

– В этот период к тузам относились с нарастающей подозрительностью. Во многом как сейчас. Китай стал необходимым предлогом. Четырех Тузов арестовали и обвинили в том, что они – коммунисты. Но это был просто предлог. На самом деле их вина была в том, что они были другими, не просто людьми. Нас всех вызвали в комитет по расследованию антиамериканской деятельности. У меня требовали имена всех тузов, которых я лечил. Я отказался их назвать, но тогда…

Тах сделал еще глоток бренди. Почему-то рассказывать эту историю всегда было очень трудно – и легче не становилось.

– Ну же! – поторопил Блез. В его темных глазах горело любопытство.

Лишенным всяких эмоций голосом Тах продолжил:

– Джек стал тем, кого называют «свидетель, дающий показания в пользу выставившей стороны». Он сказал комитетчикам, что Блайз поглотила мой разум, мои воспоминания. Ее вызвали в качестве свидетеля и подвергли жесткому допросу. Из-за того, что Блайз поглотила так много разумов, она стала… уязвимой. Она была на грани того, чтобы открыть имена других тузов. Я не мог этого допустить. Я взял ее под контроль и тем самым разрушил ее разум. Она стала безнадежно безумной, и ее муж отправил ее в сумасшедший дом. В пятьдесят четвертом году она умерла в больнице.

– А кто был ее муж?

– Сенатор от Нью-Йорка. У них было трое детей: Генри-младший, Брэндон и Флер. Я потерял их следы в те годы, пока скитался по Европе.

– И там ты познакомился с Джорджем.

– Да.

– Это все так путано!

– Попробовал бы ты все это прожить!

– Так что это и есть та давняя история, которую ты не желаешь обсуждать, когда я спрашиваю, почему вы с Джеком так часто ссоритесь.