Юлия Латынина - Проповедник

Ласси, напротив меня, положил ногу на ногу, взял со столика журнал и, как ни в чем не бывало, читал. Я даже рассердился, пока не увидел, что он четвертый час смотрит на одну и ту же страницу.

Молодой врач вышел из операционной в четыре утра, оглядел меня, подошел к Ласси и сказал:

— Поздравляю с сыном.

Я подскочил.

— Эй, — сказал я, — вы перепутали. Это я — муж.

Доктор оглядел меня с головы до ног.

— Да? Тогда уж не знаю, с кем вам изменяла ваша жена. Оба родителя ребенка — туземцы.

Я схватился за голову. Ласси спросил:

— И что ему теперь будет?

— Ничего ему не будет, — сказал доктор, — если вы заберете женщину и ребенка и улетите отсюда до восьми утра, потому что я не такая сволочь, как те, кто выписывает эти страховки.

— Я заплачу, — отважился я, — если женщине нужен уход.

— Помолчите, — сказал доктор, — на вас и так лица нет от вашего геройства.

Доктор надавал нам обоим лекарств и советов, помог донести Лину с ребенком до вертолета. Он заметно нервничал: в восемь утра кончалось его дежурство, и человек, который должен был прийти ему на смену, не упустил бы возможности возвыситься из-за такого случая в глазах начальства.

На прощание я спросил врача:

— Вы случайно не слышали проповедей ван Роширена?

— Это кто? — сначала удивился врач, а потом всплеснул руками: — А, этот ваш шарлатан! Не слышал.

До последнего срока оставалось сорок три дня.

Глава шестая

В субботу, тридцать второго числа, я ужинал у Ласси.

Мы остались одни на глиняной веранде, глядели на звезды и ели при свечке дыню.

— Ласси, — сказал я, — раньше я глядел на твою ферму и видел, что моя ферма богатая, а твоя — бедная. Я думал, что это от вашей лени. А теперь я вижу, что вы стараетесь, пожалуй, больше нас. Куда ты деваешь деньги?

— Сколько, — спросил Ласси, — ты платишь налогов?

— Десять процентов — компании.

— Ну, а я плачу десять процентов компании и пять — Президенту, и еще шестьдесят процентов отдаю Движению.

Я закусил губу. Я знал, что мятежники вымогают от фермеров деньги. Не заплатишь — изнасилуют дочь, сожгут урожай. Но я думал, это десять-двадцать процентов…

— А что будет, если ты не отдашь эти деньги? — спросил я.

— Вряд ли я могу не отдать эти деньги, — возразил с усмешкой Ласси, — потому что это для тебя я Ласси, а для других я — Исан Красивые Глаза.

У меня похолодели руки. Исан Красивые Глаза. Племянник полковника. Человек, который больше всех в окружении полковника ненавидит землян. Человек, который хотел в самом начале встретиться с ван Роширеном в Кипарисовой долине. Человек, который возил меня к князю Бродячего Перевала. Стало быть, князь Бродячего Перевала дарил баранов не мне, Рональду Денисону, который сделал доброе дело для бедного туземца, он дарил баранов другу Исана Красивые Глаза.

И стало быть, даже если половина того, что пишут об Исане, — вранье, все равно факт остается фактом: я подружился с человеком, голова которого оценена правительством вдвое больше, чем моя ферма.

— Ну спасибо, — говорю я, — что ты представился. И что мы теперь будем делать?

— А теперь, — сказал Ласси, он же Исан Красивые Глаза, — мы возьмем твою машину и поедем в столицу, и спросим, что нам делать, у этого вашего проповедника.

Мы сели в машину и поехали. Я сел за руль, Ласси — рядом, а на заднее сиденье забрались трое: лиц их я в темноте не видел, только слышал, как брякнули у них на коленях автоматы.

В два часа ночи мы оставили троих наших спутников под окнами глиняного особнячка, где теперь жил ван Роширен. В окнах горел свет. Ван Роширен трапезовал с учениками и выслушать нас наедине отказался. Я закусил губу и надулся. Ласси пожал плечами и стал рассказывать все по порядку.

Ван Роширен выслушал исповедь Ласси в полном молчании. Ласси закончил, проповедник поглядел ему в глаза и спросил:

— Почему ты продал поливальную установку?

Ласси побледнел. «Что за идиотский вопрос, — подумал я. — Ну, сломалась, и продал. Может, террористам понадобились деньги, а может, для свадьбы племянницы. Это же туземец — что такое честь, он знает, а что будет впереди — наплевать, рассчитывать наперед они не умеют».

— Почему ты продал установку?

— Ну, — процедил Ласси сквозь зубы, — она все равно сломалась, а у племянницы была свадьба.

Ван Роширен вдруг подпрыгнул и ткнул в него пальцем:

— Кому лжешь?! — заорал он. — Не мне лжешь, а Богу!

Что он делает? Это же племянник полковника, это же его, ван Роширена, шанс!

— Почему ты остался без установки?

Ласси вскочил со стула, отпихнул проповедника и выбежал в коридор. Через мгновенье за окнами взвизгнули колеса сорвавшегося с места автомобиля. Между прочим, моего автомобиля.

Я схватился за голову и стал орать на этого блаженного. Я орал долго, и он мне не мешал. Я остановился только тогда, когда под окнами опять заскрипели шины. Кого еще принесла нелегкая?

Дверь распахнулась — это вернулся Ласси.

— Я тут покатался, — сказал Ласси, — и решил рассказать, почему я остался без поливальной установки.

Он уселся на крашеной циновке, подгреб под себя ноги, оглядел меня как-то странно, как покупатель оглядывает связанного гуся на базаре, и начал:

— Как вы знаете, мой дядя старался не ссориться с землянами, а я их до крайности не любил, и из-за этого меня в прошлом году вышибли из первой пятерки. Вскоре объявили о решении арбитражной комиссии, и мне показалось досадным, что меня не будет в официально признанном правительстве, и что мы опять будем рубить друг другу головы на потеху телевизорам, а компания будет только снимать сливки.

Я сильно поссорился с дядей, но у меня осталось много верных мне людей. И вот они стороной узнают, что мой сосед, Рональд Денисон, большая шишка в компании и разработчик ихнего «Павиана», просто так, бесясь с жиру, покупает новую водоустановку, а старую ставит в сарай.

Тогда мы составили план. Я тихо продаю свою установку. Потом, в рабочие дни, когда Денисона на ферме нет, вывожу его установку и ставлю себе. Денисон поднимает шум. А я: «Да он продал мне эту установку! А то с чего бы ему покупать вторую? Вот и документы!» А документы о продаже один человек уже подделал.

Кое-кому из моих людей это не понравилось, но я сказал: «Какая разница? Все равно он вор, украл нашу землю. Все они воры, не один позарится на чужое добро, так другой. Сам мошенник, а меня же будет обвинять в грабеже!»

Ласси откинулся к стене и равнодушно продолжал:

— С тех пор, как прежний владелец этой фермы, человек из Движения, усыновил меня, у меня были очень хорошие документы, и никто не мог заподозрить во мне Исана Красивые Глаза. Мы рассчитывали так: пресса поднимает ужасный шум. Компания грозится послать за установкой своих людей. Мы сжигаем свою ферму и говорим, что это — результат нападения фермеров-землян. Кстати, поэтому ферма была в таком запустении, когда Денисон увидел ее в первый раз. Ей оставалось стоять полмесяца.