Ничьи котята - Евгений Валерьевич Лотош
Она отвернулась и надулась.
– Эй, не злись! – Палек примиряюще тронул ее за плечо. – По телику говорили, что все девианты – чокнутые, они убивают всех подряд, а значит, их надо изолировать.
– И меня надо изолировать, да? – бросила Яна, не поворачиваясь. Ну конечно, и он туда же.
– Нет, конечно, – вздохнул Палек. – Ты точно не чокнутая. Нормальная девчонка. Извини, ладно? И… спасибо, что помогла.
Яна недоверчиво взглянула на него. Потом она потянулась и заглянула ему в голову. Мальчик действительно раскаивался, что ляпнул, не подумав, и она решила его простить. В самом деле, мальчишки сами немного чокнутые. От природы, как говорит мама. Не обижаться же на них за природу? Наоборот, жалеть надо.
– Пожалуйста, – все еще немного сухо сказала она. – Палек, ты обещаешь, что никому не скажешь? Если скажешь, то меня снова отвезут в Институт, и… – Она поежилась. Что ее могло ожидать в Институте, она не знала, но ужас Карины перед возвращением чувствовала совершенно отчетливо. Наверное, там и в самом деле плохое место.
– А что такое «институт»? – спросил Палек. – Дзинтон вчера сказал, только я не понял. Ой, извини, – спохватился он, – наверное, невежливо спрашивать. Только ты на людей не кидайся, ладно?
Яна сжала кулаки, чтобы как следует врезать нахалу, но тот только весело рассмеялся, показал язык, вскочил на ноги и отбежал в сторону. Ну что с ним делать? Не бить же его по-настоящему не-руками! Девочка тоже вскочила и погналась за ним.
Несколько минут спустя дети оживленно болтали, забившись глубоко в придорожные кусты. Яна рассказала, как год назад она неожиданно обнаружила, что может двигать вещи, просто посмотрев на них, и как начала видеть, что чувствуют люди рядом с ней. Как перепугались мама и папа, когда она рассказала им. Она уже тогда не раз слышала по телевизору злое, нехорошее слово «девиант», но даже и в мыслях не примеривала его на себя, пока случайно не подслушала разговор родителей. Потом она перестала ходить в школу, и еще они даже переехали в другой город, и долго-долго она училась сама, по учебникам. А потом вдруг за ними на улице стали ходить в отдалении страшные незнакомые люди с плохими мыслями в голове, и мама с папой все время боялись. А потом днем два страшных человека как-то вошли в квартиру через запертую дверь, набросились на нее, нацепили на шею тугой ошейник, от которого стало шумно в ушах и голове, и увели с собой. Ей сказали, что мама с папой уехали и больше не вернутся, но она знала, что врут – она видела в головах, и ей удалось подслушать разговор в соседней комнате. Потом ее раздели, искололи иголками, сняли ошейник, но тут же засунули в глухой железный ящик, шум в котором стоял еще сильнее, чем от ошейника. Наверное, ее куда-то везли, но она почти все время спала, просыпаясь только когда ее грубо будили, чтобы покормить невкусной овсяной кашей и еще какой-то мерзкой гадостью. Иногда, правда, она приходила в себя и сама, в последний раз – перед тем, как Карина разбила ее ящик. Она долго-долго лежала без сна в черной качающейся духоте, и в конце концов ей стало страшно, и она заплакала, и тут что-то ударило в ее ящик, и еще раз, и еще, а потом она увидела Карину.
О том, что случилось потом, Яна все-таки рассказывать не стала. Ей не хотелось вспоминать ужасное бегство сначала по коридорам большого непонятного дома, по камню и битому стеклу большой-пребольшой комнаты, потом по темному ночному лесу и сующимся под ноги корням. И уж тем более не хотелось вспоминать, как Карина убила тех двоих взрослых дядек в доме. Наверное, они заслужили – Яна не понимала, что они хотели сделать, но хорошо помнила всплеск страха и отвращения, который почувствовала Карина. Но все равно – тайна ее с Кариной общая, и пока про нее рассказывать нельзя. И она просто сказала, что они убежали, разбив большую стеклянную стену, и спрятались в лесу, а утром пошли искать еду, и Карина заболела, а она, Яна, принесла ее в заброшенный дом, где и встретила Палека.
Наверное, Палек заметил, что она что-то не договаривает, но лезть с лишними вопросами не стал. Вместо того он сказал несколько скверных запрещенных слов, которые мама не позволяла говорить даже папе, а потом неожиданно похлопал девочку по плечу.
– Все взрослые – гады, – с чувством сказал он. – Ну, может, кроме некоторых, вроде Дзинтона или нашей директорши. Но Дзинтон тоже еще почти молодой. От меня вот родители отказались еще в роддоме. Ты не плачь, что у тебя родители умерли. Ты лучше думай, как хорошо, что ты с ними столько лет жила. А если бы они умерли раньше?
Яна недоверчиво посмотрела на него и вдруг, уткнувшись ему в плечо, разревелась. Палек неловко погладил ее по спине. Он явно не знал, что надо делать с плачущими девчонками, и потому чувствовал себя не в своей тарелке. Впрочем, Яна быстро заставила себя успокоиться и отодвинуться.
– Пойдем в магазин, – шмыгая носом, сказала она. – Дзинтон, наверное, уже беспокоится.
– Таким образом, блистательный господин майор, я могу констатировать один очень простой факт: служба охраны Института совершенно некомпетентна. Ну что же, случается…
Директор масарийского филиала Института человека сложил руки подушечками пальцев и с добродушной улыбкой посмотрел на начальника службы охраны. Кайн невольно поежился. Этот импозантный седовласый человек был наиболее опасен именно тогда, когда вот так ласково улыбался. Майор подозревал, что опытный психиатр нашел бы у блистательного господина Джоя Митеры немало любопытных отклонений, но все местные психиатры, психологи, философы и прочие душеведы работали на самого Джоя. И даже если они и анализировали его личность, то предпочитали держать язык за зубами – по крайней мере, на территории Института.
– Господин директор, – сухо ответил майор, – боюсь, ты слишком строг к нам. Ни одна система охраны не может защитить от такой цепочки невероятных совпадений. Сбой блокиратора транспортного сейфа, заклинившие запоры аварийной двери, короткое замыкание в системе питания камер слежения, учения роты охраны на дальнем полигоне, неудачно подвернувшийся «саркофаг» со вторым девиантом… Убери отсюда хотя бы один элемент – и беглецы сейчас сидели бы в своих боксах или, по крайней мере, оказались бы мертвы.
– Да, да, да… – покивал директор. – Ужасные, невероятные совпадения.