Аластер Рейнольдс - Префект
– Тем не менее кажется, что взлет популярности совпал с началом работы над портретами Ласкаля.
Дельфин равнодушно пожала плечами:
– Я работала над многими сериями. Просто эта самая свежая.
– Но именно эта серия привлекла интерес. Так или иначе, в ваших работах что-то изменилось. По какой причине вы обратились к теме Ласкаля?
– Не понимаю, к чему вы клоните. Личность Ласкаля и значимые события его жизни – часть нашей общей истории. Его полет к завесе вдохновил миллионы художников. Разве удивительно, что я использовала в творчестве яркий трагический образ?
– Дельфин, но ведь это времена Восьмидесяти, дело прошлое, – с сомнением заметил Дрейфус. – Те раны давным-давно затянулись.
– Но тема актуальности не утратила, – возразила Дельфин.
– Я не отрицаю. Вы не думали, что ненароком всколыхнули воду в опасном омуте?
– Темой Ласкаля?
– Ну да. Он вернулся ненормальным, даже есть самостоятельно не мог. По слухам, Ласкаль покончил с собой в Силвестовском институте изучения завес. Другие организации, которые интересовались затворниками, совершенно не обрадовались этому. Они давно рассчитывали заполучить Ласкаля, заглянуть к нему в голову и выяснить, что с ним стряслось. А тут слухи: Филипп, мол, утопился в декоративном пруду с рыбками.
– Суицидальные наклонности у него, скорее всего, имелись. Вы же не намекаете, что Ласкаля убили?
– Нет, я намекаю лишь на то, что его гибель навредила Дому Силвестов.
– Если поняла правильно, вы клоните к тому, что меня, мою семью, не говоря о целом анклаве, уничтожили по той причине, что мне хватило неосторожности в моем творчестве обратиться к Филиппу Ласкалю?
– Это лишь гипотеза. Если люди, связанные с кланом Силвестов, почувствовали в вашем творчестве скрытую критику их действий, они вполне могли подумать о мести.
– Раз я их так разозлила, почему бы просто меня не убить?
– Не знаю, – сказал Дрейфус. – Но очень помогла бы уверенность, что ваши скульптуры не задумывались как компромат на Силвестов.
– То есть скомпрометировать их – преступление?
– Нет, но, если своими работами вы хотели спровоцировать определенную реакцию, неудивительно, что она последовала.
– Не могу строить догадки о мотивах Силвестов.
– Зато можете объяснить мне, почему занялись Ласкалем.
Дельфин смерила Дрейфуса испепеляющим взглядом, словно только что разглядела его истинную сущность.
– По-вашему, это просто? По-вашему, выбор темы творчества сформулировать не сложнее, чем выбор стула определенного цвета?
– Я совершенно не хотел…
– Мир творчества для вас темный лес, префект. Мне искренне вас жаль. Какими унылыми, примитивными понятиями вы оцениваете жизнь! В каком бездушном, регламентированном, предсказуемом мире вы живете! Искусство, как и все, что за пределами строгих уставных понятий, вам совершенно чуждо.
– Я понимал свою жену, – тихо заметил Дрейфус.
– Что, простите?
– Она была человеком творческим.
Дельфин долго смотрела на него, и взгляд постепенно смягчался.
– Что с ней случилось? – спросила она.
– Погибла.
– Извините, – пролепетала Дельфин, и в ее голосе Дрейфус услышал искреннее раскаяние. – То, что я наговорила, – совершенно ненужная грубость.
– Вы правы, склонности к искусству у меня нет. Но с женой я прожил достаточно долго, чтобы понять суть творческого процесса.
– Не расскажете, что с ней стало?
– «Кви про кво» – кажется, так звучит крылатая фраза? – Дрейфус холодно улыбнулся.
– Мне необязательно слушать рассказ о вашей жене, а вам необходимо выслушать рассказ о моем искусстве.
– Чувствуется, вы любопытны.
Дельфин вздохнула и сверху вниз глянула на Дрейфуса:
– Ну и чем же она занималась?
– Исключительно талантлива Валери не была, – начал Дрейфус. – Она поняла это достаточно рано, чтобы не горевать и не терзаться при встрече с настоящим гением. Но душа у нее по-прежнему лежала к искусству.
– И?
– Мечту удалось воплотить в жизнь. Валери увлеклась творчеством носителей машинного интеллекта. Своей миссией она хотела доказать, что такое искусство имеет не меньше прав на существование, чем человеческое, что творческая искра не всегда порождение плоти и крови.
– Очень обнадеживает, ведь плоти и крови у меня самой больше нет.
– Валери настояла бы, чтобы ваше нынешнее искусство воспринимали так же серьезно, как прижизненное. Впрочем, куда больше творчества бета-симулякров ее интересовали работы носителей искусственного разума, не имеющих человеческого прошлого. Этот интерес и привел ее в СИИИ.
– Название вроде бы знакомое.
– Силвестовский институт искусственного интеллекта.
– Снова эта семья!
– Ага, она вездесуща.
– Зачем Силвестовскому институту могла понадобиться ваша жена, префект Дрейфус?
– В СИИИ разрабатывались экспериментальные машинные интеллекты на основе различных типов нервной структуры. Валери направили в Лабораторию когнитивных исследований при СИИИ. Ее обязанностью было оценивать творческий потенциал новых интеллектов в рамках проекта по созданию поколения интеллектов гамма-уровня, способных решать проблемы благодаря интуиции, а не последовательному анализу. На деле в лаборатории пытались создать гамма-интеллекты не только способные проходить стандартные тесты Тьюринга, но и наделенные потенциалом интуитивного мышления. – Дрейфус коснулся пальцем верхней губы. – Валери привлекала те машины к творчеству, и, как правило, небезуспешно. Только машины не творили, а, как малыши, размазывали краску пальцами. Валери почти отчаялась нащупать в них художественное начало, когда у нее появился новый подопечный.
– Погодите. – Дельфин расправила руки. – Недаром это название – СИИИ – показалось знакомым. Там появился Часовщик?
Дрейфус кивнул:
– Он и стал новым подопечным Валери. Откуда взялся, непонятно. Как нередко бывает в подобных организациях, там процветали келейность и конкуренция между отделами. Сомнений не вызывало одно: кто-то создал уникальный искусственный интеллект. Не просто мозг в железной банке, а самостоятельное роботехническое существо, способное двигаться и взаимодействовать с окружением. Когда его показали моей жене, Часовщик уже мастерил головоломки, музыкальные шкатулки и часы. Постепенно он сосредоточился на часах.
– В то время вы знали, что он собой представляет?
– Только со слов жены. Я беспокоился. Способность Часовщика манипулировать окружением и менять собственную структуру указывала на то, что перед нами робот – носитель усовершенствованной технологии самовоспроизведения. Именно таких должны контролировать «Доспехи».
– Что на это сказала Валери?
– Чтобы я не тревожился. Часовщик не опаснее ребенка, старающегося угодить взрослым. Я лишь понадеялся, что у него не будет детских истерик.
– Вы чувствовали его потенциал?
– Никто не знал, откуда взялся Часовщик и кто его создал.
– Не зря вы тревожились.
– Однажды Часовщик совершил нечто ужасное. Часы номер сто четырнадцать не отличались от своих предшественников. Нашла их не Валери, а лаборантка по фамилии Краффт. В двенадцать пятьдесят восемь она забрала часы и понесла в исследовательский отсек. На пути к отсеку часы пробили тринадцать. Подпружиненный шип вытолкнул циферблат, прошел Краффт между ребер и вонзился в сердце. Смерть наступила мгновенно.
Дельфин вздрогнула:
– Так начался кошмар?
– В тринадцать двадцать шесть, менее чем через полчаса после обнаружения часов номер сто четырнадцать, связь с институтом оборвалась. В последнем четком сообщении говорилось, что по СИИИ бродит нечто, убивающее каждого встречного. При этом Часовщик умудрялся останавливаться и делать часы. Он поглощал материю, всасывал ее в свое мерцающее чрево, а секундой позже изрыгал в виде тикающих часов.
– Что стало с вашей женой? Часовщик убил ее?
– Нет, Валери погибла иначе. Я уверен в этом, потому что отряд префектов проник в СИИИ через час после начала ЧП. Они наладили связь с исследователями, укрывшимися в другой части института. Часовщика сдерживали аварийными противодекомпрессионными перегородками, заблокировав на одной половине анклава. Моя жена оказалась среди уцелевших, но префекты не смогли ни связаться с ними, ни организовать эвакуацию. Вместо этого они пытались обезвредить Часовщика и собирали артефакты для дальнейших исследований. Из префектов не погибла только Джейн Омонье. Она же единственная пережила встречу с Часовщиком.
– Джейн Омонье?
– Моя начальница, верховный префект. Мы нашли Джейн живой, но Часовщик что-то прикрепил ей к затылку. Еще пригрозил, что устройство убьет ее при попытке снять. И это не все. Он дал префектам шестьдесят минут, чтобы доставить Джейн на «Доспехи» и поместить в невесомую капсулу. Через час устройство на затылке активизировалось. Оно может умертвить Джейн, если кто-то или что-то окажется менее чем в семи с половиной метрах от нее. И это тоже не все. Скарабей – так мы прозвали устройство – не дает ей спать. Нет, потребность в сне скарабей не устранил. Организму Джейн сон необходим. Но если скарабей почувствует, что Джейн без сознания, он ее убьет. Благодаря лекарствам она бодрствует уже одиннадцать лет.
