Аластер Рейнольдс - Префект
– Спасибо, не хочу, – нервно улыбнулась Талия.
– Вы не понимаете, от чего отказываетесь.
– Допустим. Зато понимаю, что хочу сохранить тело. И возможность ходить и дышать.
– Что вам известно об абстракции? Если пробовали ее до того, как стать префектом, воспоминания уже наверняка стерлись. Это как небесные врата, видимые между облаками: раз – и закрылись.
– Я пробовала абстракцию. Пока не вступила в «Доспехи», у меня были имплантаты.
– Пробовали, и только. Но лишь в Си-Таке вы испытаете блаженство полного погружения.
Талия глянула на противоположную стену, на ярусы ящиков – бесконечный парад бюстов.
– Они ведь далеко отсюда? Ну, мысленно? Они явно не о Си-Таке думают.
– А зачем им? Мои люди – единственные реальные граждане Блистающего Пояса, единственные, кто живет в нем по-настоящему. Они мысленно там, Талия, рассредоточены вокруг Йеллоустона. Невидимый хор, поющий о теле электрическом. Истинные ангелы.
– Они дорого заплатили за свои песни.
– Каждый из них с радостью заплатил бы в десять раз больше.
– Мне пора заняться работой, – сказала Талия.
– Центр голосования на дне шахты. Спускайтесь по лестнице – и через два пролета окажетесь на месте.
Талия послушалась. Когда спустилась к центру – Ньюкерк остановился в метре от пола, – она вытянула правую руку и призвала хлыст-ищейку. Послышался высокий, на грани ультразвука треск, и хлыст мигом оказался у нее в руке. Талия прикрепила его к поясу.
– Я проведу необходимый осмотр, на десять минут вскрою ядро центра голосования. – Талия похлопала по цилиндру, который привезла с собой. – Потом частично обновлю софт. Абстракцию отключу лишь на пару миллисекунд. – Талия глянула на ярусы бюстов. – Они ведь не заметят?
– Миллисекундное отключение? Вряд ли. В любом случае буферный софт в их имплантатах компенсирует любые помехи.
– Тогда не вижу причин медлить.
Цилиндр открылся, как шкатулка с секретом, – показались ряды специальных инструментов и цветокодированных дискет. Талия достала первый из одноразовых планшетов и поднесла к глазам. Одно прикосновение к дисплею – и появился текст.
– Это младший полевой префект Талия Нг. Подтвердите блокировку системы безопасности «Честность-три-камнеломка».
– Блокировку подтверждаю. Младший префект Нг, в вашем распоряжении шестьсот секунд.
– Покажите входной порт шестнадцать.
Центр голосования ушел под пол, словно сложившийся перископ, и одновременно повернулся вокруг своей оси. Вот и подсвеченный разъем. Талия вытащила из цилиндра дискету с соответствующим программным обновлением, вставила в разъем и с радостью почувствовала, что центр ее принял: колонна погудела-погудела и засосала дискету.
– На дискете фрагмент программы. Младший префект Нг, как мне распорядиться ею?
– Используйте ее для перезаписи исполняемого сегмента «Альфа-альфа-пять-один-шесть». – Талия повернулась к Ньюкерку и шепнула: – Дело секундное. Это фрагмент программы, так что перекомпилировать основной операционный стек не придется.
– Перезаписать исполняемый сегмент «Альфа-альфа-пять-один-шесть» не удается, – сообщил центр.
У Талии лоб покрылся едким по́том.
– Запрошенное действие вызовет конфликт третьей степени в массиве виртуальной памяти, который обращается к образу исполняемой программы в сегменте «Каппа-эпсилон-девять-девять-четыре».
– Что-то не так? – тихо спросил Ньюкерк.
Талия вытерла лоб.
– Проблема вполне решаемая. Архитектура чуть сложнее, чем я ожидала. Абстракции не будет не пару миллисекунд, а чуть дольше.
– «Чуть дольше» – это сколько?
– Десятую долю секунды.
– Это не пройдет незамеченным.
– Младший полевой префект Нг, у вас четыреста восемьдесят секунд доступа.
– Спасибо! – Талия старалась говорить спокойно. – Пожалуйста, примите следующий цикл команд. Временно заблокируйте все доступные изображения между сегментами «Альфа-альфа» до «Каппа-эпсилон», включая сами эти сегменты, затем произведите перезапись сегмента, как я уже просила. Подтвердите, что в процессе исполнения действий блокировка абстракции не превысит ста миллисекунд…
– Упомянутый конфликт третьей степени разрешается, но возникает конфликт четвертой степени.
Талия выругалась сквозь зубы. Надо было сперва архитектуру изучить, а уж потом получать одноразовый доступ. Выяснила бы все, что нужно, не транжиря привилегии «Доспехов»…
– Поверните колонну! – велела Талия, неожиданно нащупав решение. – Что потребуется для успешной установки нового сегмента программы?
– Новый сегмент программы установить можно, но это вызовет полную перестройку всех доступных изображений в сегментах от «Альфа-альфа» до «Каппа-эпсилон» включительно.
– Обозначьте статус абстракции на время установки.
– Абстракция будет полностью отключена.
– Назовите ориентировочное время компоновки, – со страхом попросила Талия.
– Триста сорок секунд плюс-минус десять секунд при степени вероятности девяносто пять процентов.
– Назовите оставшееся время доступа.
– Младший полевой префект Нг, у вас осталось четыреста шесть секунд.
Талия глянула на Ньюкерка. Тот следил за ней с выражением подчеркнутой безучастности, если лицо, похожее на восковую маску, обладало способностью что-то выражать.
– Вы слышали, что сказал центр, – проговорила Талия. – Абстракцию потеряете на пять с лишним минут. Компоновку я начну в следующую минуту, иначе не хватит времени доступа.
– А если компоновка не завершится за это время?
– Центр по умолчанию перейдет в безопасный режим работы. В этом случае для разблокировки будет совершенно недостаточно планшета с шестисотсекундным доступом. С учетом нынешней занятости «Доспехов» вы рискуете провести без абстракции несколько дней.
– Пятиминутная потеря абстракции дорого нам обойдется.
– Других вариантов, увы, нет, и мне пора приступать к компоновке.
– Тогда сделайте все, что считаете нужным.
– Не хотите предупредить сограждан?
– Это не поможет ни им, ни мне, если на то пошло. Начинайте, префект, – строго проговорил Ньюкерк. – Выполняйте свою работу.
Талия кивнула и велела центру приступить к компоновке.
– Доступ к абстракции перекроется через десять секунд, – объявила колонна. – Восстановление доступа ожидается через триста сорок секунд.
– Оставшееся время доступа к системе?
– Триста сорок четыре секунды.
– Времени в обрез, – заметил Ньюкерк.
Талия хотела ответить, но, уже открыв рот, поняла, что нет смысла. Лицо Ньюкерка превратилось в маску, глаза больше не дрожали в глазницах. Теперь он казался мертвецом, точнее, каменным бюстом.
«Они все такие», – подумала Талия. Один миллион двести семьдесят четыре тысячи шестьсот восемнадцать граждан «карусели» Нью-Сиэтл-Такома оказались в полной неопределенности, отрезанные от абстрактной реальности, единственного важного для них мира. Одного взгляда на Ньюкерка хватило, чтобы понять: сознание в его черепе отсутствует, а разум если существует, то заблокирован в некоем лимбе и стучится в дверь, которую не откроют еще пять минут.
Талия осталась одна-одинешенька в зоне присутствия миллиона с лишним человек.
– Как идет работа? – спросила она центр.
– Соответственно графику. Доступ к абстракции восстановится через двести девяносто секунд.
Талия сжала кулаки. Следующие три минуты будут самыми долгими в ее жизни.
* * *– Простите, что беспокою снова, – сказал Дрейфус, когда в кабинете для допросов возник бета-симулякр Дельфин Раскин-Сарторий. – Не соблаговолите прояснить еще пару моментов?
– Я в полном вашем распоряжении, как вы сами заявили без обиняков.
– Дельфин, зачем усугублять ситуацию? – улыбнулся Дрейфус. – У нас разное мнение о праведности бет, но в том, что совершено массовое убийство, мы единодушны. Мне нужна ваша помощь, чтобы докопаться до сути.
– А это, в свою очередь, приведет к больной теме моего творчества? – спросила Дельфин, скрестив руки на груди.
На запястьях она носила серебряные браслеты.
– Кто-то разозлился на кого-то настолько, что захотел уничтожить анклав, – продолжал Дрейфус. – Возможно, ваши скульптуры сыграли тут определенную роль.
– Мы возвращаемся к теме зависти.
– По-моему, дело не только в ней. Боюсь, вы затронули злободневную политическую проблему, когда начали серию, посвященную Филиппу Ласкалю.
– Простите, я не совсем понимаю.
– Не обижайтесь, но, судя по вашему творческому пути, до недавнего времени вы особой популярностью не пользовались. И вдруг… не скажу, что вы проснулись знаменитой, но совершенно внезапно о вас заговорили, а ваши работы резко выросли в цене.
– Такое случается. Ради этого художники готовы страдать.
– Тем не менее кажется, что взлет популярности совпал с началом работы над портретами Ласкаля.
