Юрий Нестеренко - Приговор

долину. Но кто-нибудь из грифонцев мог видеть его прежде.

Однако все обошлось. Я открыл тяжелую дверь и вошел, плотно

затворив ее за собой.

Я оказался в большой комнате, почти зале, столь же, впрочем,

неуютной, как и другие помещения замка: голые каменные стены без панелей

и гобеленов (лишь на дальней от входа стене висело длинное, от потолка

до пола, грифонское знамя), узкие окна-бойницы, почти не пропускавшие

света, из всей мебели — одно кресло. Правда, здесь было тепло. Огонь

пылал в большом очаге, озаряя багрово-оранжевым светом все помещение.

Возле очага в том самом единственном кресле сидел Лоис Лангедарг.

Он походил и не походил на виденный мной портрет. В отличие от

своего отца, он был худ и узок в плечах; прямые черные волосы до плеч

слегка завивались внутрь на концах. Бороды он не носил, хотя под носом

темнел некий намек на усы (которых еще не было в пору написания

портрета); похоже, Лоис отпустил их, чтобы казаться мужественней, но они

не слишком хорошо росли. Длинное бледное лицо с высоким лбом мало

походило на лицо воина; тонкие пальцы с ухоженными ногтями органично

смотрелись бы на грифе лютни, но не на рукояти меча.

И все же это лицо изменилось с тех пор, как его запечатлел

художник. Это больше не был изнеженный и избалованный юноша, для

которого самой большой трагедией является вскочивший прыщ. В чертах

появилась жесткость и твердость лидера, в тяжелый час принявшего на себя

ответственность за своих людей. Расслабленная полуулыбка сменилась

упрямо сжатыми губами.

Я сделал несколько шагов к нему и остановился, не дойдя пары ярдов,

как предписывал этикет. Он молча смотрел на меня несколько мгновений.

— Вы не Филипп Трувэль, — спокойно сказал он.

— Да.

— Кто вы?

— Я Дольф, также известный как Бертольд. Полагаю, вам знакомо это

имя?

Направляясь сюда, более всего я опасался истерической реакции,

которая была бы мне совершенно некстати. Но, уже взглянув на Лоиса от

порога, я понял, что ее не будет.

Я не ошибся.

— Вы человек, виновный в смерти моего отца и гибели всей нашей

армии, — его голос звучал так же ровно, хотя в нем и появилась некая

напряженность.

— Если бы ваш отец одержал победу, вряд ли вы бы назвали его

_виновным_ в ней. Но по существу вы правы.

— Вы, должно быть, сумасшедший, если решились прийти сюда, — теперь

он разглядывал меня, как какого-нибудь диковинного зверя. — Где Филипп

Трувэль?

— За большим продолговатым валуном справа от дороги, если ехать

вниз. Примерно в полутора часах езды.

Лоис не стал спрашивать, мертв ли граф. Это было очевидно.

— Прежде, чем вы попытаетесь убить и меня, хочу сообщить вам, что

под потолком этого зала у вас за спиной имеются бойницы. Сейчас в вас

целятся четверо арбалетчиков.

— Я не собираюсь вас убивать. Тем не менее, хочу кое-что показать

вам, прежде чем мы продолжим беседу.

Я расстегнул и распахнул свой медвежий полушубок. Под ним мой торс

туго охватывал широкий матерчатый пояс с карманами. В эти карманы были

вложены параллельно друг другу длинные прямоугольные металлические

коробочки. Те, что изготовил для меня кузнец.

— Внутри порошок, — любезно пояснил я. — Тот самый, что уничтожил

вашу армию и обрушил стены Греффенваля. Перемешанный с гвоздями и

острыми железными обрезками. Не стану врать, этого количества

недостаточно, чтобы разрушить Блюменраль. Но в этой комнате никто не

останется в живых. Я в любой миг могу сделать это сам, или это могут

сделать ваши арбалетчики. Удар стрелы вызовет детонацию и взрыв.

Лоис помолчал еще несколько мгновений. Затем сделал знак рукой,

предназначавшийся, очевидно, не мне.

— Я отдал команду не стрелять. Что вы хотите?

— Ваши стрелки нас слышат?

— Нет, если не повышать голос.

— Хорошо. Я пришел, чтобы отдать вам тайну, желание обладать

которой стоило жизни вашему отцу. Тайну порошка.

— Я не ослышался? После того, как вы рассказали ее Йорлингу, и вся

наша армия…

— Я не рассказывал ее Йорлингу.

— Вы что же, — усмехнулся Лоис, — хотите сказать, что он украл у

вас рецепт этой адской субстанции?

— Йорлинг не знает рецепта. Никто из живущих не знает. Он

пользуется лишь тем, что изготовил для него я, и его запасы на исходе.

Сейчас ваше положение практически безнадежно. Наладив собственное

производство порошка, вы сможете победить.

— Почему вы предлагаете это мне?

— Деньги, — пожал плечами я.

— Йорлинг, как видно, плохо платил вам, — довольно осклабился Лоис.

— Зато вы заплатите хорошо.

— Сколько?

— Двадцать тысяч крон.

Он чуть не поперхнулся, услышав эту сумму.

— Все-таки вы сумасшедший.

— Я — человек, который предлагает вам Империю. Неужели она не стоит

каких-то двадцать тысяч?

— У меня нет таких денег. И кроме того, — он усмехнулся с чувством

снисходительного превосходства богача над бедняком, — вы, похоже, не

представляете себе, сколько занимают и сколько весят двадцать тысяч

золотых монет. Я что-то не вижу с вами носильщиков.

— Я хорошо владею операцией умножения, — заверил его я. — Я даже

умею извлекать корень третьей степени, хотя это в данном случае неважно.

А важно то, что у вас, во-первых, есть эти деньги. Ваш отец был не

настолько глуп, чтобы оставить казну Лангедаргов врагу. Коль скоро из

Греффенваля вообще можно было выбраться — вы унесли оттуда не только

ноги и собственную жизнь. И поведение Ришарда после победы это

подтверждает. Он явно испытывает проблемы с деньгами. Если бы ему

достались ваши сокровища, он бы действовал сейчас более решительно. Ну а

"во-вторых" напрямую следует из только что сказанного: эти средства есть

у вас в удобной для транспортировки форме. Полагаю, брильянты и иные

драгоценные камни.

— Вы умный человек, — медленно произнес герцог.

— Дураки не делают изобретений, меняющих судьбы мира. И, кстати,

хочу предупредить на всякий случай, что в ювелирном деле я тоже кое-что

смыслю, — учителя драгоценные камни интересовали, главным образом, с

точки зрения минералогии и кристаллографии, но единственным способом

заполучить объекты для исследования было оказание ювелирных услуг.

— Хорошо, теоретически у меня есть камни на эту сумму. Но это