Юрий Нестеренко - Приговор

знакомую калитку.

— Я — дядя Катарины, девочки, которую оставил у вас на попечение в

начале января. Я приехал за ней.

— У нас нет никакой девочки, — ответила привратница. Это была не

Клотильда; сквозь узкую смотровую щель я с трудом отличил бы глаза одной

монахини от другой, но голос был незнакомый, визгливый.

— Да, сестра, именно так вы и должны отвечать, — несколько

принужденно улыбнулся я. — Всем, кроме меня. Но я действительно тот, кто

оставил ее здесь. Скажите матери настоятельнице, что я вернулся.

— Говорю вам, сударь, здесь нет никакой девочки по имени Катарина.

— Да как это нет! — я начал терять терпение. — Проводите меня к

аббатисе, она меня узнает! В смысле, по голосу…

— Мужчина не может входить…

— Да знаю, знаю! У вас тут в башне слева — от вас справа — такая

ниша, в ней дверь, за дверью коридор в стене, потом он сворачивает под

землю, там этот… как это по-вашему… оссуарий, дальше выход наверх…

могу и кабинет настоятельницы описать! Вы все еще не верите, что я здесь

был и с ней разговаривал?

— Мне не ведомо, кто из сестер рассказал вам это, но…

Я выдохнул. Если ей так твердо вбили отвечать, что девочки нет, то

и призывы рассказать обо мне аббатисе бесполезны. Она закроет окошко,

подождет две минуты, а потом откроет и скажет, что настоятельница

говорит то же самое. Вот уж воистину — заставь дурака богу молиться…

— Позовите сюда сестру Клотильду. Этого вам устав не запрещает?

— Хорошо, если вы так настаиваете, — недовольно ответила

привратница, — но она скажет вам то же самое.

— Давайте все же спросим у нее, — произнес я с ангельской

кротостью.

Хлопнуло окошко. Я принялся ждать, повернувшись спиной к ветру. Они

тут что, меня измором взять надеются? Вот недаром же я не люблю всю эту

чернорясную братию… и сестрию, хотя и нет такого слова… почему,

кстати, нет?

Наконец окошко вновь открылось.

— Что вам угодно?

— Сестра Клотильда! — я был почти что рад ее видеть. — Вы меня

узнаете? В январе я был с бородой. Я приехал за своей племянницей, а

ваша… э… — с языка чуть не сорвалось "коллега", но я поправился, -

…сестра принялась твердить, что ее здесь нет!

— Здесь нет вашей племянницы, сударь, — холодно ответила Клотильда.

— Что?! — я приблизил лицо к окошку с такой скоростью, что она

невольно отпрянула. — Вы что, осмелитесь заявить мне в глаза, что меня

не знаете? Поклянетесь в этом спасением вашей души?

Последний аргумент, кажется, сработал. Она отвела взгляд.

— Я знаю вас, сударь.

— В таком случае, где Катарина?

— Ее здесь нет, сударь, — твердо повторила Клотильда.

— Куда, ч-ч… во имя всего святого, вы ее дели?!

— Она… она умерла.

Я почувствовал себя так, словно провалился под лед. Живот обожгло

холодом, дыхание на миг пресеклось. Так же было и когда я узнал о смерти

учителя… но тогда, по крайней мере, я готовился к худшему заранее.

Сейчас же удар обрушился неожиданно, когда я ощущал себя уже на вершине

триумфа… Нет, нет, нет, не может быть!!!

Должно быть, Клотильда видела, как изменилось мое лицо, поскольку

сочла необходимым забормотать какую-то свою утешительную чушь на тему "с

Господом ей будет лучше". Я еле сдержался, чтобы не рявкнуть, чтобы она

заткнулась.

Нет, Эвьет, нет! Только не ты, только не сейчас! Ты же была уже

почти здорова! Я бы ни за что не оставил тебя, если бы была хоть

какая-то опасность…

— Что вы с ней сделали?! — вновь накинулся я на монахиню. — Как вы

умудрились ее уморить?!

— Укротите свой гнев, сударь, — строго сказала она. — Мы сделали

для нее все, что могли. Но все в руках Господа нашего.

А разве не сам я говорил, что человек может умереть от любого

пустяка? И никакие высшие силы для этого не требуются (Спаситель, ага!),

есть куча вполне материальных причин. Какое-нибудь внезапное осложнение

после пневмонии… Она права насчет гнева. Ты должен прекратить

истерику, Дольф. Отрицать реальность — удел слабых. Ты должен признать

свершившийся факт.

Я повернулся и шагнул прочь от ворот. Механически поставил ногу в

стремя, взялся за луку седла. Посмотрел на второго коня и притороченный

к его седлу мягкий тюк с новой одеждой. То и другое я купил для Эвьет…

Стоп! А с каких это пор то, что говорят религиозники, стало фактом?

Да еще принимаемым учеными без доказательств?

Я повернулся и бросился обратно к двери. Окошко уже захлопнулось. Я

замолотил по дереву кулаками.

— Сестра Клотильда! Вернитесь!

— В чем дело, сударь? — ее глаза вновь появились в щели. Теперь они

смотрели с выражением оскорбленной добродетели.

— Как именно она умерла? День, час, все детали.

— Ну… она была так слаба… — пробормотала монахиня.

— Подробнее! Мне нужно знать все симптомы. Я врач и смогу

реконструировать течение болезни.

Упоминание о моих медицинских познаниях, кажется, смутило ее еще

больше.

— Я не знаю подробно… я при этом не была…

Юлит, все более убеждался я. Монастырь — это не город на тысячу

человек. Смерть каждого обитателя здесь — событие.

— Однако вы поклянетесь на Библии, что она действительно умерла?

Ее глаза на миг дрогнули в сторону, но затем вновь твердо взглянули

на меня:

— Да.

— В таком случае, я должен увидеть ее могилу.

Если Эвьет действительно умерла, мне это ни к чему. Никогда не

понимал обычая посещения могил. Мне нужен мой друг, а не косная

разлагающаюся плоть и не место, где ее зарыли. Но если мне лгут…

— Это на территории монастыря, сударь. Если хотите, я принесу вам

горсть земли оттуда…

Сказал бы я ей, куда она может засунуть эту землю!

— Только не надо опять этой бодяги, что я не могу войти! -

прикрикнул я вместо этого. — Эвь… Катарина, между прочим, мирянка! С

какой стати ее похоронили на территории, недоступной для посещения?

Это против всех правил!

— Я… — совсем растерялась Клотильда. — Я могла спутать… Я

спрошу мать настоятельницу…

Я уже ничуть не сомневался, что ее слова — сплошное вранье. Но

торжествовать рано. Допустим, мне даже предъявят некий холмик с

воткнутым крестом. Что дальше? Требовать эксгумации? Проще уж сразу

прийти к местным инквизиторам с проповедью атеизма. Действовать силой,

размахивать огнебоем, кидаться коробочками с порошком? Монастырь — это