Брайан Д'Амато - Хранитель солнца, или Ритуалы Апокалипсиса

По мере приближения интеллектуальной фазы к своему пику улучшались навыки, которые не имеют отношения к высшей деятельности мозга. Например, обезьяны обретали сверхчувствительность к цвету. Для сравнения: люди запоминают несколько тысяч цветов. Скажем, работники текстильной промышленности могут различать около десяти тысяч оттенков. Макаки же — всего несколько сотен. Но к третьему часу воздействия порошков это количество учетверилось. Еще одно наблюдение: улитки и (в меньшей, но значительной степени) млекопитающие стали гораздо более чувствительными к колебаниям дозвуковой частоты, к электрическому току в воде вокруг них или в полу клеток. Когда они вылизывали друг друга, одна искорка статического электричества могла вызвать у них крик. При увеличении дозы отмечались отрицательные эффекты, то есть помимо обычных тошноты, холодного пота и заложенности носа. «Онихофагия и трихофагия у Macaca mulatta переходили в хроническую фазу», — сообщалось в отчете. Иными словами, они начали обкусывать себе ногти и жевать шерстку. «А у Aplysia californica после многократного приема увеличенных доз возникала острая автосаркофагия». То есть улитки пожирали сами себя.

Доктор Лизуарте и люди из «Лотоса» оказались в затруднительной ситуации. Они, конечно, были знакомы с корыстным миром допинговых средств. Да что там, даже заходили разговоры о том, что мы могли бы — как бы по незнанию — заняться биопиратством.[750] Может, некая ослабленная разновидность порошка могла бы иметь блестящее медицинское будущее. Но как и многие большие компании, «Уоррен груп» вкладывала немалые деньги в борьбу с наркотиками — причем так активно, что, должно быть, эти ребята уверовали в ее действенность. К тому же вся их мормонская идеология не способствовала этой идее. Уорреновцы были законопослушны просто до тошноты. И это при том, что завзятых наркоманов среди них хватало. Майкл Вейнер если не хлебал «банди»[751] из фляжки, то поедал оксикодон, словно это были пастилки-пец.[752] Тони Сик все еще принимал стероиды и андростендион, хотя и бросил играть в полупрофессиональный футбол четыре года назад, а молодые специалисты из лаборатории курили коноплю и шесть раз в неделю устраивали сборища жирных белых уродов, на которых наедались экстази. Даже Таро принимал модафинил. Марена вернулась к пачке сигарет в день. Строительные рабочие до опупения нажирались амфетаминами, а их детишки хлебали толуол, и по меньшей мере половина мормонского персонала тайно глушила водку и «ред бул». Так что можно было бы предположить некоторые отклонения в генеральной линии. Ан нет.

Марена (она говорила со мной из Колорадо по новой зашифрованной сотовой линии, о которой, по ее словам, в фирме ничего не знали) сказала мне, что хочет немного расслабиться, и просила не торопить ход событий и не рисковать — меня могут выкинуть из проекта.

— Бойл и эти ребята всего лишь кучка бухгалтеров, — говорила она. — В сумме у них столько же любопытства, сколько у миски с протухшей кимчи.[753]

— Угу, — поддакнул я.

— Но каждый раз, просматривая отчеты, Линдси будет полагаться на них и выслушивать их мнения.

Еще она заявила, что ее беспокоит мое здоровье — не стоит принимать эту дрянь без врачебного наблюдения. Я ответил, что с ее стороны это очень мило, но она берет на себя сизифов труд.

— Ладно, ты там держись, — сказала она.

Так или иначе, 10 марта были получены результаты тестов на токсичность, проведенных на трансгенных юкатанских микросвиньях. Они сильно поумнели в ходе испытаний и пока не имели каких-либо серьезных проблем со здоровьем.

— Биохимический состав у них более чем на пятьдесят процентов совпадает с человеческим, — сообщила Лизуарте.

Это показалось мне вполне аргументированным, потому что поведенчески человек является свиньей больше чем наполовину. Я, конечно, предполагал, что «Лотос» проводит эксперименты уже и на людях, где-нибудь в Индии, к примеру, но эти деятели не хотят, чтобы об этом знал кто-либо посторонний. В особенности такой непредсказуемый хер, как я. В общем, они обещали, что через неделю дадут нам разрешение.

Однако не дали. Шестеренки календаря проворачивались в направлении 4 Ахау, а мы не подвинулись ни на шаг в своих поисках апокалипсника. Мир за пределами нашего маленького анклава катился к вырождению.

Восемнадцатого числа ребята из «Лотоса» наконец-то выдали почти по пол-литра каждого из порошков.

— Я же вам говорила, что у них получится, — сказала Лизуарте. — Они обеспокоены не меньше нас.

И в ее словах был резон. «Лотос» являлся частью корпорации, и его сотрудники не желали рисковать — эти беложопые республиканские расисты, мужланы и шваль, готовые перестрелять всех и каждого за свое право владеть оружием, скорее удавились бы, купив себе веревку за доллар, лишь бы не дать вам ни цента; они легко велись на всякую фигню вроде «просто скажи нет»,[754] но в конечном счете все же оставались людьми. У них были семьи, банковские счета, амбиции, им требовались медицинские страховки… и они разбирались в математике.

Были составлены и подписаны необходимые документы. Из Солт-Лейк-Сити приехал доктор, чтобы обследовать меня и, как я догадался, прикрыть последствия и принять огонь на себя, если наши прожекты накроются медным тазом. Мне подсунули бумаги, и я их подписал. Может, не следовало это делать, но на всякие там тонкости не было времени. Девятнадцатого Лизуарте дала мне зеленый свет. Мне разрешили попробовать тридцать миллиграммов смеси хронолитического и тополитического порошков при условии, что за мной будут наблюдать по всем параметрам с воскресенья. Когда мне дали зелье в первый раз, я слишком забалдел, чтобы начать игру.

Симптомы включали головокружение, тошноту, светящуюся ауру (как при мигрени), временную потерю зрения, тахикардию и предсуицидальную депрессию. Меня поместили в звуконепроницаемую комнату. По словам доктора Лизуарте, когда ко мне пришла комиссия с проверкой, я соскользнул с кресла на пол, прокусил нижнюю губу и пытался раздолбить себе правую икру лоджитековской шариковой мышкой. Меня утащили в лазарет. Я убеждал их, что на меня накатывает по нескольку раз в день и мне нужно всего лишь принять еще одну дозу, чтобы вернуться к работе. Но вместо этого мой организм очистили от порошка и перестали подпускать меня к лаборатории.

Я ужасно расстроился, хотя действия порошка уже не испытывал, ко мне вернулось мое обычное настроение. Чтобы заполучить это снадобье, я прошел огонь, воду, медные трубы и человеческие экскременты (все это по большей части досталось на долю Джеда-2, что сути дела не меняет), а мне теперь даже не дают им попользоваться. Лизуарте высказала предположение, что, возможно, высокоалкалоидный компонент плохо взаимодействует с моими лекарствами. А именно, он блокирует обратный захват глютаминовой кислоты, что приводит к избытку азота, эксайтотоксичности, идеации самокалечения и целой куче других неприятных эффектов. В течение следующей недели она заменила мои старые добрые модификаторы поведения на целый мафиозный коктейль а-ля «Дон Бичкомер»[755] из более новых и агрессивных составляющих. Я посмотрел на дозировки, но список был таким накрученным, что у меня голова кругом пошла и я переправил его моему прежнему доктору в Майами. Он пришел к выводу, что это похоже на «стрельбу из пушки по воробьям», но я решил не отступать и все же попробовать. Как ни странно, новый набор оказался действенным. Прошло всего несколько дней, и мы получили нужный эффект: от прежнего Джеда практически ничего не осталось. Вместо беспокойного, мстительного троглодита появился этакий осторожный, вкрадчивый оптимист, которого тоже звали Джед. Новый «я» отличался редкой невозмутимостью. Вот, скажем (только для примера), Марена десятого числа улетела в Штаты к Максу, обещав вернуться через неделю, но прошел целый месяц, а она, похоже, не собиралась обратно. Марена объясняла это тем, что полеты стали небезопасными. Дела в мире и в самом деле шли наперекосяк. Люди покидали насиженные места. В очередях на таможенных пропускных пунктах приходилось стоять по десять часов. Авиакомпании припрятывали керосин. Большинство крупных аэропортов переоборудовали часть своих ангаров в принудительные карантинные пункты. И все же мне казалось, что миссис Парк просто придумала себе отговорку. Если бы Марена прибегла к помощи шайки Уоррена, они бы доставили ее сюда без всяких проблем. И вообще это было так не похоже на нее: оставаться в стороне, пока все мы тут бьемся над ее проектом. Может, она знала что-то такое, чего не знал я. Или видеть меня для нее стало невыносимо. Вероятно, она не хотела забирать Макса из школы. Мы с ней как бы съехались, вернее, просто спали вместе в сборном доме. Однако я считал, что наша близость крепнет… в чем начал сомневаться, когда она уехала. В обычной ситуации я бы бесился, дергался и тосковал по Марене, как трусливая собака. Но теперь, вспоминая о ней, я застывал на секунду, а потом мрачно возвращался к своим занятиям, как совершенно нормальный человек, смиренно принимающий свою дневную дозу отчаяния. Кроме того, Отзынь так и не нашелся. Поначалу я с ума сходил, думая о нем, и пытался искать его, а сейчас я спокойно ждал, что будет дальше. Может, моего друга, как и меня, засосало в черную дыру.