Евгений Панаско - Десант из прошлого

- Что ж, - сказал я, - успехов вам в освоении нового жанра. Кто же автор сценария? Аугусто Арренио Мендес? - К. П. молчал, безумно таращась на меня, и я, насладившись паузой, продолжил: - Но меня интересует еще и другое. Например, каков годовой объем подобной вашей продукции? - И бросил на стол пару видеокассет.

- Что это? - спросил он с паузой, но высокомерно. И тогда я решил, что пришла пора дать ему под дых - фигурально выражаясь, конечно. Это был не Умберто, но именно этому кинобоссу, вдохновителю виденной мною гадости, я бы с удовольствием съездил по зубам.

Под дых я ему врезал и увидел, что в нем что-то дрогнуло. Он был совершенно не готов к такому разговору и совершенно искренне, по-видимому, полагал, что вызвали его по поводу поимки какого-нибудь мелкого мошенника вроде того же Умберто. Этот момент растерянности надо было использовать, потому что, слегка придя в себя, он бы понял, что улик-то у меня маловато.

- Как видите, я вполне мог бы выписать ордер на арест, а не на допрос, - сказал я. - Однако у меня к вам пока - заметьте, пока - только вопросы. И вот еще один из них...

Он ждал.

- Вами заслан или подкуплен сотрудник ИАВ. Как его имя?

Похоже, шок у К. П. продолжался.

- Какой... - пробормотал он, - какой... Иов? Это что, из Библии?

- Бросьте валять дурака, - сказал я грубо. - Имя?

- Как странно... - продолжал бормотать продюсер, выворачивая шею из полураспущенного ворота дорогой французской рубашки. - ИАВ... Иов... Ну хорошо... Ну - Ользевский... - Он пожал плечами, и жест был одновременно демонстративный и какой-то в то же время вопросительный.

- Как он был заслан?

- Никто его не засылал, это работник ИАВ...

К. П., похоже, приходил в себя.

- Сколько вы ему предложили?

Продюсер хмыкнул.

- Полмиллиона.

- И он согласился?

- Да, и он согласился.

Момент растерянности проходил. К. П. наливался черной кровью.

- Это не повод, - заявил он, - чтобы приводить меня сюда под конвоем. И шантажировать! К этому, - он показал на видеокассеты, - я не имею ни малейшего отношения. Да, я знаю, что это такое, но вам пришлось бы крепко поработать, чтобы это доказать! Так-то вот! Возможно, что это действительно делается на нашей фирме, но ваши инсинуации в мой адрес совершенно безосновательны! Сегодня же пожалуюсь комиссару Плугаржу, сообщил он.

- А подкуп Ользевского?

- Послушайте! - сказал он с презрением. - Вашего ли это ума дело? Бросьте, инспектор, бросьте... К тому же никакой это не подкуп. Оформлено частное трудовое соглашение... Возможно, оно не совсем законно, но отнюдь не с нашей стороны, мы могли этого не знать...

Странно: он совершенно теперь не боялся! И порнопродукция, к которой он безусловно имел отношение, волновала его даже больше, чем дело, по которому он мог получить, как я полагал, значительно более серьезное обвинение! Ведь подготовка и засылка в прошлое темпонавта с программой, не утвержденной комиссией ООН, расценивалась бы как преступление против человечества!

- С этим, - сказал я, показывая на кассеты, - мы еще продолжим, не отчаивайтесь...

- Думаю, что с вами мы больше не увидимся, инспектор! И вообще ищите, дорогой мой, другую работу! - заявил он, поднялся, встряхнул искусственной шевелюрой и вышел вон из моего кабинета - пришедший в себя, исполненный презрения, вздорный, уверенный в собственном величии. Впрочем, из управления красиво уйти ему не удалось, потому что дежурный полицейский, ни слова не говоря, завернул его обратно.

- Вы забыли сказать "до свидания", - сказал я ему, расписываясь на пропуске. Он промолчал, высокомерно вздернув подбородок. Я же, несмотря на несомненный успех - удалось зацепиться за следующее звено! - после его ухода некоторое время боролся с приступом неуверенности. В чем-то К. П. меня переиграл. Но в чем? Ищите, говорит, другую работу... Нет, господа! Менять работу я не собираюсь. И если в расследовании наметился успех, надо его развивать.

7

Фамилия, которую назвал мне К. П., чем-то смутно была мне знакома. Я вспомнил: когда-то у меня был сокурсник с такой фамилией. Вернее, так: когда-то я был сокурсником человека по фамилии Ользевский. Да, именно так - некоторое время я с ним вместе учился. Это было не самое лучшее воспоминание, потому что Ользевский закончил весьма модный и престижный тогда факультет весьма модного и престижного университета. Впрочем, это было действительно очень серьезное и сильное учебное заведение, и Ользевский, мой недолгий друг и удачливый соперник, закончил его блестяще, получив степень магистра, а я - нет. Не закончил. Не смог. Не потянул. Оказалось, что электронное квазимышление, как и вообще кибернетика - это не для меня. Казалось бы, ну и что? Но вспоминать об этом мне не хотелось. Поэтому я предпочел думать. Что этот Ользевский и тот, знакомый, просто однофамильцы и не имеют друг к другу никакого отношения.

Однако это были не однофамильцы. Оказалось, что это именно Марк Ользевский, и когда я, найдя его хозяйство в одном из корпусов ИАВ, вошел и поздоровался, он сразу узнал меня:

- Сбитнев? Привет. Сколько лет! Где же ты сейчас обретаешься? Ребята, мы вместе учились, - представил он меня своим коллегам.

Коллеги были как коллеги: патлатые, бородатые, в белых халатах, все как один обтянутые неизбежными синтетическими лосинами; они курили; один при этом устроился на подоконнике, другой на столе, третий подпирал двери, и только Ользевский сидел, когда я вошел, на предмете, специально построенном как опора для седалища.

- Психоник? Программист? Электронщик? - осведомился тот, который с подоконника, а поскольку я промолчал, Ользевский пояснил:

- Да нет, ребята, Сбитнев... э... недоучился... Так уж получилось. Он решил переменить специальность. Ты ведь спортсмен? Э... Сбитнев всегда славился во всех видах спорта.

Он хотел, назвать меня по имени, но забыл, как меня зовут. И это мне помогло. Я действительно занимался спортом и в честной борьбе не раз приносил пользу своей команде. Но никогда, ни разу не был чемпионом. Коллеги заржали, когда он сказал, что я славился во всех видах спорта, и это тоже мне помогло.

Они все сейчас с интересом глядели на меня. Наверно, подумал я, у них плохо с развлечениями. Работы у них, наверное, много, поэтому они так заинтересовались недоучившимся сокурсником их коллеги и, как я понял, шефа. Ользевский был начальником отдела.

- Я пришел к тебе, Марк, по делу, - сказал я излишне сухо. - Нам надо поговорить.

- Да бог с ним, сразу о деле! Успеем! Садись, сейчас ребята подымят и разойдутся. У нас было маленькое, понимаешь, совещание. Так сказать, мозговая атака... Ты ведь не забыл, что это такое? Помнишь наши семинары?

- Да, - сказал я, - не забыл.

Увы, я их помнил, наши семинары. Помнил, как светлая голова Ользевский легко и просто предлагал решения и сам, в свою очередь, ставил проблемы и проводил мысленные эксперименты, и постоянно острил, и часто впопад, и часто - над тугодумом Сбитневым, и как все хохотали - надо мной. Я понимаю, что в любом маленьком коллективе обязательно должен быть и лидер, и козёл отпущения. Однако мне и сейчас было неприятно вспоминать, что Ользевский был лидером... а я - вторым в упомянутой табели о рангах.