Евгений Панаско - Десант из прошлого

Панаско Евгений

Десант из прошлого

Евгений Панаско

ДЕСАНТ ИЗ ПРОШЛОГО

1

Бреясь, я вглядывался в зеркало и думал, может ли отражающийся в нем субъект считать себя неудачником.

В зеркале скоблил щеки бравый шатен тридцати лет от роду, ста девяноста двух сантиметров ростом и весом в восемьдесят семь килограммов. Заметим: это профессиональное - определять рост и вес с первого взгляда, хотя, разумеется, свои-то параметры я знал точно. Как и то, что субъект, отражающийся в зеркале, не пьет, не курит, не женат, но, в общем, нравится девушкам... Впрочем, к делу все это не относилось.

А относилось, пожалуй, то, что инспектор Сбитнев, сосредоточенно выбривающий сейчас щеки, к завершению стажировки имел совсем неплохие показатели как в теории, так и на практике, и это было отмечено соответствующим продлением на три года зарубежной командировки. Этот субъект мог в любой момент недурно пробежать славную дистанцию - полторы мили, умел хорошо стрелять - не будем скромничать, одно время, еще до Интерпола, был даже призером регионального первенства; были у него не только эти, но и многие другие профессиональные козыри... Всего не перечислить. Пожалуй, этому субъекту с намыленной физиономией вроде бы и не на что жаловаться.

Но как сказать, господа, как сказать! Вчера я впервые порадовался, что в нашей конторе информация распространяется только по вертикали и запрещено передавать по горизонтали любые сведения без прямой необходимости. Поэтому о конкретной сути дела, которым занимается тот или иной инспектор, знает только непосредственное начальство, а если занимается делом группа, то и в ней каждый получает ровно такую долю информации, какая необходима для выполнения своих функций.

Будучи стажером, входил и я в ряд групп; мне приходилось наводить справки и стрелять (к счастью, пока - в воздух), защелкивать наручники и обеспечивать тылы, разнимать дерущихся и организовывать драки - и так далее, и так далее... И все эти драки и дежурства на подхвате суммировались, и за все - выставлялись оценки, и все это в конце концов определило главное: профессиональную пригодность. Два эти последних слова для добривающегося новоиспеченного инспектора продолжали звучать музыкой, потому что знал, знал отражающийся в зеркале субъект и другие слова, прямо противоположные по смыслу...

Впрочем, это несущественно тоже.

В данном случае гораздо существеннее то, что о большинстве дел, которые вели инспектора или спецгруппы, в состав которых меня включали стажером, я до сих пор имею довольно смутное представление. Жесткая система секретности ограждает незаконченные дела от ненужного любопытства. Достоянием всех становятся только полностью законченные, закрытые производством дела - да и то, разумеется, не все. Свои теоретические познания, а также свою интеллектуальную сметку стажер демонстрирует на сценариях, разыгрываемых компьютером по дальним аналогиям чьих-то реальных дел. (И с этим тоже, как будто, получалось неплохо у стажера Сбитнева).

Так вот обстоят дела с осведомленностью рядового сотрудника Интерпола о конкретных задачах дружного интернационального коллектива, и нельзя сказать, чтобы степень этой осведомленности рядового сотрудника Сбитнева стопроцентно удовлетворяла. Но вот вчера вечером, принимая поздравления с получением первого самостоятельного дела, я от души радовался, что никому нельзя мне о нем рассказать и никто, соответственно, меня и не спрашивает о его сути. И сейчас, добривая подбородок в порядке подготовки к встрече с первым и пока единственным лицом, связанным с моим следственным дебютом, ощущал я недоумение и дискомфорт...

- Принимай дело, - сказал вчера шеф в конце дня, вызвав меня к себе в кабинет. Он кивнул на приставной столик, где лежала желтая папка с номером и моей фамилией в верхнем правом углу под отчетливым словом "инспектор".

- Есть принять дело! - браво выпалил я.

- Садись, посмотри. Завтра приступишь. Открыто заявлением профессора филологии Леонарда... гм... Компотова. Соотечественник! - отметил он, хотя я бы ничего особенного в этом факте не усмотрел. Впрочем, когда-то, в пору шефовой молодости, участие советских специалистов в работе не только Интерпола, но и многих других международных организаций едва-едва переставало быть экзотикой. Вот иной раз и проскальзывала в речи моего начальника некая ностальгическая нотка, только чуткому уху понятная. Но я уже заметил: если человеку хотя бы за сорок, у него такая нотка нет-нет да и прорвется...

Шеф углубился в ворох бумаг, разбросанных на его столище, а я подсел к приставному и с азартом взялся за папку. Что же мне приготовил профессор филологии?

Прочитав, я поначалу даже не понял сути. Перечитал.

В заявлении Л. Г. Компотова говорилось о том, что в университетской библиотеке, а также в личной коллекции профессора украдена некая книга. То же издание исчезло еще у нескольких коллекционеров.

Профессор занудно перечислял все библиографические данные, все выходные сведения книги, подробно описывал формат, цвет обложки и даже гарнитуру шрифта; казалось, это протокол осмотра свеженайденного трупа.

- Не понял? - шеф поднял голову.

- Не понял, - признался я. И в самом деле - было ведь от чего прийти в недоумение. М-да... Книгу украли. Кого брать в наручники? С кем вести перестрелку?

- Надо найти, кто это сделал, - обыденно пояснил шеф. - И зачем.

Признаться, я был настолько шокирован, что даже вступил в легкие препирательства. Я заявил, что если есть какой-то состав преступления в воровстве книг, - а он, конечно же, есть, книги красть нехорошо, это всем известно, и я этого вовсе не отрицаю, - то пусть все-таки этим занимается... ну, хотя бы местная уголовная полиция. Если там, конечно, сочтут подобный факт достойным внимания. Или какая-нибудь общественная организация. Какое-нибудь, допустим, общество любителей книги - ему и карты в руки. Если, конечно, подобное общество существует...

Шеф слушал с интересом, и я напомнил ему, что у Интерпола свои задачи, несколько более важные, чем расследование мелких краж, что я усвоил с первых дней работы в этой организации, причем не только теоретически, но и на практике... Шеф ободряюще кивал, и я прикусил язык не прежде, чем начал хвастать, как проходила практика. Ну и ну! Вчера лишь вышел приказ о моем производстве в инспекторы, а сегодня - уже препираюсь с шефом. Но ведь я получаю дело, которое, на мой взгляд, вообще не имеет отношения к нашему ведомству...

Итак, я вовремя осекся и замолчал. Шеф - ожидая, видимо, продолжения - еще с минуту глядел на меня с интересом, но потом интерес этот на глазах увял, и он, позевывая, сказал, что я забываю о существовании в международном праве обширной статьи, посвященной охране памятников мысли. В тех случаях, инспектор Сбитнев, когда дело подпадает под эту статью, занимается им именно Интерпол. Так уж заведено, и довольно давно - со времен реконструкции этой организации после разоружения. Украден не один экземпляр, изъяты, как следует из заявления профессора Л. Г. Компотова, все известные экземпляры книги, имевшей незначительный тираж и одно издание. В случае, если не сохранена рукопись, а в данном случае похоже, что так, речь идет именно о попытке уничтожения памятника мысли, а вовсе не о краже не слишком дорогой вещи. Думать надо, инспектор Сбитнев... И вообще, - тут голос шефа внезапно окреп, в нем зазвенело железо, так уж у него было заведено - вздымать голос в самые неожиданные моменты, - и вообще, инспектор, - он прямо-таки подчеркивал это слово, - начинать первое дело с препирательств не принято. Посмотрим еще, как вы, товарищ дорогой, справитесь с этим делом. Перестрелку вам подавай, остатки мафии! А ума хватит ли, чтобы самостоятельно распутать простенькую историю? Идите и работайте! Деятель, понимаете!