Ришар Бессьер - Легион Альфа

- И что это значит? - спросил Перкинс. - Часто ли такое бывает?

- В том-то и дело, что нет. Я вообще впервые вижу...

Ковач замолчал, погрузившись в свои думы, затем кровь отхлынула от его лица, и он сдавленно пробормотал:

- Все ясно: они нашли способ переправляться к центру города. Как видите, сделать это оказалось не так уж сложно. Жить без контакта с почвой они долго не могут - этот факт установлен. Но, попав в воду, корни могут достаточно долго выдерживать состояние выживания на пределе.

- И как долго, вы считаете?

- Понятия не имею. Возможно, часы, но не исключено, что и целые дни.

- Ладно, допустим, им удастся проникнуть в центр города. Спрашивается, чем они там будут питаться?

- А кто знает, что они замышляют?

Они предусмотрительно обогнули опасный район и вошли в городские улицы, удвоив внимание. Не прошли они и сотни метров, как Перкинс указал на группу вилл, схожих с домом Ковача. Они также были окружены садом. Но острый взгляд Перкинса заметил выглянувшую из зарослей пурпурную головку хорелии.

Ковач нахмурился.

- Уверен, что в этом квартале их раньше не было. А сейчас взгляните сами: видите, чуть подальше виднеются и другие хорелии. Такое впечатление, что они готовы захватить любые участки, где, как им кажется, они найдут питание.

- У меня нет сомнений: они окружают нас.

- Не исключено. Но я тоже не дурак и выбрал единственную виллу в районе, где имеется сад. Я всегда испытывал к ним недоверие. Не думаю, что они нас достанут, но, если хотите знать мое мнение, нам следует все же проявлять максимальную осторожность.

Они поспешили вернуться в штаб-квартиру и, не медля ни минуты, сообщили Смиту, Круппу и Маршалу об увиденном.

Отношения Перкинса с подчиненными постепенно наладились. Перкинс с удовлетворением отмечал, что его приказы теперь воспринимаются без прежнего налета неприязни. Недоверие уступило место искреннему дружескому расположению.

Особую преданность ему выказывал Маршал. Командир даже порой подмечал проявления у него некоторого смущения, что было безусловно связано с прежним отношением к нему легионера.

Перкинс делал вид, что не замечает его некоторой сконфуженности, и продолжал действовать как шеф, сознающий свой долг и ответственность.

Как-то вечером, возвращаясь к вилле после напряженного дня, проведенного у поврежденного аэроджета, он нечаянно услышал разговор между Маршалом и остальными коллегами. Ковач, как всегда, готовил себе отдельный ужин.

- Повторяю, что это исключительный человек, - утверждал Маршал. - Как бы я хотел, чтобы вы понаблюдали за ним в тот роковой день! Он дрался, словно взбешенный дьявол! Не будь его - никто бы не возвратился живым из этой экспедиции.

- Пожалуй, ты прав, - подхватил Смит. - Славный малый. Те ошибки, что он мог совершить в прошлом, нас не касаются. Надо честно признаться, что нам не пристало гордиться нашим отношением к нему вначале.

- И все же он остается уголовником, преследуемым законом, упорствовал Крупп.

В ответ прозвучала резкая отповедь Смита:

- Не будем забывать, что это ты сообщил нам о его прошлом. Все мы ничего не знали о нем.

- Да, признаюсь... я это выболтал просто так, без задней мысли. Дело в том, что именно так все воспринимали ситуацию в Центре. В конечном счете, нечего вам меня за это упрекать, я ведь всего-навсего хотел поставить вас в известность, в некотором роде предупредить.

- И одновременно втереться в доверие к Перкинсу, корча из себя принципиального человека. Неужели ты думаешь, что мы тебя не поняли?

- Но ради чего?

- Да потому, что в душе ты так и не смог смириться с тем, что не тебя, а его поставили во главе Легиона.

- Но это же нелепо... Все же позабыто... Вы просто смешны с вашими наскоками.

Яростно хлопнула дверь. Перкинс счел момент, достаточно подходящим, чтобы появиться в гостиной, делая вид, что ничего не слышал.

Однако в это мгновение им владело чувство глубочайшего разочарования, ибо с самого начала Крупп казался ему искренним другом, а то, что он узнал сейчас, показывало, насколько глубоко он ошибался в оценке этого человека. Но, в сущности, было ли у него моральное право возмущаться поведением коллеги?

Главное, что к настоящему времени он добился признания и обрел преданность своих товарищей. И только с этим следовало считаться.

Вместе с Ковачем Перкинс обошел все входы-выходы из помещений виллы, чтобы убедиться, что они надежно перекрыты, и только после этого обратился к записям в дневнике. Он надеялся, что наступит день, когда он сможет вручить их Руперту.

Кто знает... А вдруг им повезет?..

"Майкл, как прекрасно иметь возможность говорить с тобой, чувствовать, что ты рядом... Ты так мне нужен... да-да, именно ты... Тебе так просто воссоединиться со мной... ты в состоянии это сделать... И мы были бы так счастливы вместе... так счастливы... счастливы... счастливы..."

Нежный, легкий, как аромат, голос полностью завладел разумом Перкинса, проникая в самые потаенные глубины его существа. И он не чувствовал в себе достаточно сил противостоять этим чарующим звукам.

"Майкл, ничто не сможет воспрепятствовать нашему воссоединению... И все это за пределами жизни... за безнадежными границами смерти... Помни об этом... помни..."

Образ Мэри легкими волнами колебался за окном, временами пропадая, как сирена в мутной воде. Она протягивала к нему руки в возвышенном... почти безнадежном порыве.

- Это... абсурд... этого не может быть...

"Майкл, я буду тебя ждать..."

- Но это же вне реальности... этого просто-напросто не существует...

"Но ты все же придешь ко мне..."

Перкинс в каком-то исступлении бросился к окну и замер. Он чувствовал, как его захлестывают одновременно ужас и радость от этого таинственного голоса.

Мэри по-прежнему оставалась рядом с ним, улыбающаяся, умоляющая, любимая.

Но все рациональное в Перкинсе яростно взбунтовалось, и он - в который уже раз! - сумел овладеть собой. Он понял, что его заманивают в какую-то безвыходную ловушку, и был готов позвать кого-нибудь из друзей на помощь. Но как раз в этот момент образ исчез.

Ему вдруг вспомнилось, что Ковач занимает соседнюю комнату. Она также выходила на огороженный участок. Может быть, ему...

Перкинс бросился к соседу и застал его за перелистыванием старинного фолианта. Он все ещё не спал.

- Ковач, вы не заметили ничего за окном? Это было... нечто блестящее... напоминавшее человеческую фигуру... во всяком случае, очень на неё похожее?

И тут почувствовал, насколько глупо он, должно быть, выглядит в глазах Ковача, и сразу же пожалел о своем импульсивном поступке.

Огорошенный этим заявлением Перкинса, Ковач поднялся из кресла.