Дмитрий Изосимов - Метагалактика 1993 № 2

— Идите, — сказал исковерканный гортанным хрипом голос, и Михаил почувствовал болезненный укол в спину.

Их вели по направлению к двухэтажному застекленному зданию, которое резко выделялось среди полуразвалившихся домиков. Михаил без труда узнал павильон метеостанции, выстроенный совсем недавно. Возле стеклянных дверей стояла толпа пещерников, из которых выделялось несколько мордастых увальней с карабинами за спиной. Простых жителей Михаил не видел совсем. Один раз из двери домика выбежал пятилетний мальчик, чтобы посмотреть на них, но его тут же втащили обратно. Послышался плачь.

Их ввели в гулкий просторный вестибюль. Здесь было темно и прохладно, Михаил с радостью ощутил свежий воздух кондиционеров после уличной жары. Здесь никого не было, абсолютно пустое пространство, только вдоль стен стояли вереницы голубых гладких кресел.

Они поднялись на второй этаж. Здесь, как и ожидал Михаил, стояла сложная метеоаппаратура и огромный, упирающийся в щель раздвинутой крыши телескоп. Тут же было огромное цельное кресло, отлитое из черного блестящего пластика, повернутое к ним гладкой, почти зеркальной спинкой. Кто-то в нем сидел и медленно вращал руками окуляры.

— Они здесь, — прохрипел пещерник сзади.

Кресло медленно повернулось вокруг своей оси, многократно отражая солнечные блики, и Михаил увидел сгорбленный черный матовый плащ с рукавами на подлокотниках с клобуком под длинным и толстым козырьком прямо из спинки кресла. Неприятное ощущение, как будто увидел одетого уэлссовского невидимку. Медленно поднялся капюшон, распрямляя складки воротника, и уставился на них горящими точками глаз.

Все враз упали на колени, даже толстые и неповоротливые охранники, Михаил почувствовал сзади хлесткий удар пикой под коленки, и ноги автоматически подломились.

Старик вдруг закричал тонким срывающимся голосом:

— Я не виноват! Я ни в чем не виноват! Я не виноват, что я родился! Я…

Черный халат едва заметно отрицательно покачал головой. Тотчас сзади прилетел гладкий булыжник и с хрустом вломился в стариковский затылок. Старика в бессознательном состоянии подхватили под мышки и поволокли вон из зала.

Кресло медленно повернулось на разлапистой опоре к окулярам, и оттуда донеслось:

— Все выйдете вон. Второго оставьте.

Михаил оглянулся. Все карабкались на коленях к выходу. Было слышно, как шуршат балахоны и бряцают карабины. С грохотом покатился слетевший рогатый шлем. Охранник, что-то бормоча сквозь черную бороду веником, подобрал шлем и спрятался за дверь, где его принялись пинать карлики, похожие на одетых мумий. Они негромко хакали и топтали его узкими плетеными башмаками, кто-то взял суковатую дубину, а охранник стоял коленями на полу, обхватив руками голову, упирался лбом в порог и что-то мычал жалобно. Михаил ничего не понимал. Кресло развернулось, и оттуда недовольно осведомились:

— Ну что там еще?

Пещерники перестали шуметь. Кто-то осторожно положил дубину у порога, они схватили стонущего верзилу за толстые волосатые ноги и потащили вниз по лестнице. Было слышно, как бессильно повисшая голова считает подбородком ступени и лязгает челюстями.

— Можешь встать, — разрешил призрак и, как показалось Михаилу, усмехнулся.

Михаил поднялся и почистил ладонью колени. Его переполняли вопросы и сомнения. Теперь было ясно, что здесь был кто-то из землян. Но что все-таки произошло? Аборигены сорвали контакт и набросились на корабль? И пещерников он представлял совершенно другими. И охранники… Они-то здесь откуда?

— Я вижу, у тебя много вопросов, — произнесли из кресла. — Но для начала…

Капюшон тяжело свалился на плечи. Потом руки исчезли за затылком, и медленно, демонстративно, чтобы это производило впечатление, стали стягивать черную, как у пещерников, кожу с абсолютно лысого черепа. Трещала и рвалась пластическая маска, потом последним рывком ее сдернули с лица, и Михаил увидел человеческое лицо мужчины: бледное, озабоченное, морщины задумчивости на выпуклом лбу и особенно его глаза — тоскливые и печальные.

Мужчина, улыбаясь, подошел к обалдевшему Михаилу, взял его за плечи широкими костистыми руками, уже без черной «кожи», встряхнул и с чувством сказал:

— Ну, здравствуй, друг-землянин.

Михаил слабо пожал протянутую руку.

— Я давно не пользуюсь земным именем, здешние жители назвали меня Гаан. Что ж, я не против. Да очнись же ты наконец!

— Ка… Каким образом?

Михаил уже полгода не видел человеческого лица. Ему казалось, что если он увидит хоть одного человека, то заплачет от счастья, примется радостно пожимать руку, все расспрашивать и не давать возможности ответить. Одиночество старательно жевало его все это время и, казалось, пришла минута как-то разрядиться, вывернуться из цепких лап и поговорить с человеком. Но ничего такого он не испытывал. Какое-то странное оцепенение овладело им, не от неожиданности, нет, просто стало ужасно пусто в душе. Он словно раздвоился: одна половина настойчиво говорила: «Это человек! Ты искал его!», а другая нагло науськивала их друг на друга и злобно хохотала.

— Сейчас все расскажу, все, — радостно говорил Гаан, увлекая за локоть Михаила в глубину зала, где слабо гудела и щелкала автоматика. — Вот только надо закрыться как следует… — Он замкнул выход и затемнил все стекла. Плавно зажглись длинные лампы. — Чтобы не подслушивали, — объяснил он. — Садись. Что тебе налить? Фруктовый сок, «Фламинго»? Очень рекомендую «фламинго», прекрасно успокаивает.

Гаан усадил его в голубое роскошное кресло рядом со столом, подошел к большой широкой будке, набрал на клавиатуре шифр и достал из ниши два длинных хрустальных бокала, наполненных холодной розовой жидкостью с шапкой пены. Вернувшись с напитком, он отдал бокал Михаилу, сел в кресло напротив и, сделав глоток, сказал:

— Ты пей, пей, это очень вкусно. Кстати, тебя как зовут? Михаил? Столько времени здесь, и родное человеческое лицо! Мне ведь тридцать лет, заметь, за два года я столько здесь передумал!

— Как ты здесь оказался? — спросил Михаил. Он теперь почти успокоился, но все еще где-то внутри прыгал мелкий неясный испуг.

— Долгая история, — начал Гаан. — Я раньше работал Искателем, пока не попал на эту планету. Нейропсихологи обрадовались, ведь тут такие возможности! Нас приняли добродушно, приветливо. Нас чуть ли не на руках носили. Боготворили. Но почему-то отвергали технику и идеи. Мы попытались внедрить новую технологию, помочь им при добыче угля, а они покинули крепость. Что-то мы не то делали. Надо было по-другому. Но никто не знал как. А ведь пещерникам приходилось не сладко. Постоянные войны с горцами, на каждую обычную большую охоту уходило человек десять, а возвращалась половина. Нужно было им помочь…