Евгений Гаркушев - Три измерения времени

– Нет, время – оно течет, – протянул Отшельник. – Но пространство-то в кольце. И времени никуда отсюда не деться. Так что, двигаясь в одну сторону по условной прямой, рано или поздно окажешься в той же точке, откуда вышел.

Взмахнув резной палкой, Отшельник нарисовал в воздухе сферу из золотистых искр. Сфера продавилась с полюсов, превратилась в бублик, начала расширяться, пока не коснулась Звягина, – а потом растаяла в воздухе.

– И через Большой взрыв придется пройти? – спросил Василий.

– Нет, конечно. Тебе еще учиться и учиться, – усмехнулся Отшельник. – Ты пройдешь по поверхности тора. По краю расширяющегося бублика. А взрыв – он вне того бублика, что существует сейчас. Ровно посредине. Вне пространства, за горизонтом событий. Понимаешь?

На этот раз Отшельник не стал ничего рисовать в воздухе – просто глянул в бездонное голубое небо. И Василий посмотрел туда же. Небо как небо, только очень яркое.

– Не совсем хорошо понимаю, но представляю, – ответил физик.

– Отлично. Я дам тебе преобразователь, а прежде тебе было дано благословение – поэтому ты непременно окажешься там, где надо. И поймешь, когда нужно остановиться. Найдешь свою Машу – так, как хотел.

Казалось, Отшельник говорил не очень сложные вещи, а обещания его могли оказаться пустыми – если бы их произносил кто-то другой. Но этому человеку Звягин безоговорочно верил. И ему было так хорошо, так спокойно… Хотелось просто сесть в позу лотоса и подняться на полметра над землей. И сидеть так до скончания веков, время от времени улыбаясь.

– Нет, нет, даже не думай! – воскликнул Отшельник. – Твое предназначение не в этом. Ты должен идти, а не сидеть.

– Почему вы все мне помогаете? – едва сдерживая слезы, спросил Василий. – Инквизитор из того дикого мира, Лия, ты и еще один ты. Чем я заслужил это?

Голубое небо над головой, чистая вода в ручье, ласковые морские волны, прохлада дубовой рощи и свежесть земляники – чем люди заслуживают это? Или хорошие отношения между людьми так же естественны, как яркое солнце и чистая вода?

– Да, ты понял верно. Ничем, – коротко ответил Отшельник. – Мы – люди, и этим все сказано.

– Но человек так мал в сравнении с временем…

– И с пространством, – подтвердил просветленный. – Вчера я смотрел на небо и увидел скопление из четырехсот галактик в созвездии Северная Корона. Ты представляешь себе хотя бы одну галактику, Василий?

– Ну, если только смотреть издалека, – ответил Звягин.

– То-то и оно, – сказал учитель. – А ведь вникать нужно изнутри. И когда-то мы вникнем. Я побываю в каждой из этих галактик, у каждой звезды – и мои глаза будут отражать их свет. Но до этого далеко. Твой путь не так далек, но труден. Тебе придется идти к своей Маше пять лет.

– Почему именно пять? – спросил Звягин.

– Мой преобразователь ускоряет время в миллиард раз и позволяет преодолеть миллиард лет за год. Вселенной сейчас пять миллиардов лет. Стало быть, за пять лет ты сделаешь полный круг и окажешься там, где нужно.

– А кривизна Вселенной?

– Все учтено, Василий. Ведь кривизна – это в какой-то степени и есть время. Главное – остановиться вовремя. И не замерзнуть по дороге. В межмировых пространствах слишком холодно.

– Но, учитель, я все-таки не понимаю… Как я встречу ту самую Машу, если попаду в свой мир? Ведь там я – а мне говорили, что человек не может встретить в мире самого себя.

– Да, пространство этого не выдержит, – подтвердил Отшельник. – Но, пройдя Вселенную насквозь, ты изменишь ее и себя. Сделаешься тоньше дыма ладана и в конце пути станешь самим собой.

Отшельник не провожал Василия в дальний путь. Дав ему последние наставления, он отправился по своим делам. Прощалась со Звягиным только Лия.

– Жаль, что я никогда не узнаю, нашел ли ты свое счастье, – тихо сказала она. – Мне было бы очень интересно.

– Может быть, я найду способ дать тебе знать? – спросил Василий.

– Не исключено, – кивнула Лия. – Времени у нас много.

– А ты, если вдруг встретишь инквизитора Пантелея Григорьевича, – передай ему от меня привет. Хорошо?

– Хорошо, – улыбнулась Лия. – Правда, я редко забредаю в такие мрачные места. Разве что в период меланхолии.

– Ну, прощай, – вздохнул Василий. – Надо трогаться.

– Как же ты в такой дальний путь без еды, без одежды? Может быть, я соберу тебе орехов, наварю земляничного варенья?

Звягин покачал головой.

– Отшельник сказал, еда мне не понадобится. Большую часть пути я проведу в медитации, чтобы не замерзнуть совсем. Лишь иногда вынырну в реальный мир – подышать, согреться. А потом – опять в тьму и холод. Я ведь должен измениться и сам.

– А ты умеешь задерживать дыхание на месяц и не питаться годами?

– Отшельник дал мне благословение. Думаю, что теперь я смогу преодолеть путь.

– Тогда – удачи!

Лия притянула Василия к себе и поцеловала. Как сестра. И все-таки не совсем как сестра.

Пять лет в морозном тумане, там, где не светит солнце и не указывают путь звезды, где не журчат ручьи и не поют птицы, а лишь шуршат складки сухого, безжалостного времени, тянулись бесконечно. Лишь раз в месяц Василий разжимал пальцы, стискивающие жезл, и вываливался в обычные измерения, где время текло медленно или быстро, где тело вновь ощущало тепло, где можно было сделать глоток воды, а иногда – съесть ягоду или какой-нибудь зеленый листочек – если только вокруг не царила выжженная солнцем пустыня. Когда зелени вокруг не было, а солнце безжалостно палило над головой, Звягин ложился на потрескавшуюся землю, раскинув руки, и впитывал тепло и солнечный свет.

Даже небольшой ветерок шатал Василия, а в снежном буране его пытались поднять к самому небу маленькие злые смерчи. Но и в буране, и на заснеженных равнинах было теплее, чем в межмировых холодных пространствах.

Звягин таял, но и жезл, данный ему просветленным, становился все легче – он тратил свою массу и энергию на перемещение. Если бы пальцы Звягина сохранили прежнюю силу, они сломали, искрошили бы жезл после первого года пути. Но он ослабел и даже самые легкие ягоды не поднимал ко рту, а опускался, чтобы сорвать их ртом. Да и есть хотелось все меньше…

Спустя месяцы пути Василий начал забывать звездное небо и земляничные поляны, сладость сахара и запах моря. Законы физики он давно забыл, да и русский язык, если на то пошло, тоже. Впрочем, общаться с людьми, которых он встречал на пути, ему совсем не хотелось. Он помнил лишь, что должен дойти до конца – и встретить Машу. Ее он помнил, но думал о девушке отстраненно – все силы были отданы пути.

Сколько пройдено и сколько осталось, Василий знал всегда. После того как миновало два с половиной года, стало гораздо легче – ведь теперь он приближался к Маше, а не удалялся от нее по поверхности искривленной в чужих измерениях Вселенной. Но вехи этого пути практически не различались – слишком мало человеческого осталось в том, кто был Василием Звягиным.