Евгений Федоровский - Пятеро в одной корзине

В солнечный день 26 июня 1935 года полетел третий советский стратостат "СССР-1-бис". На борту находились пилот Зилле, конструктор Прилуцкий и профессор Вериго. Гондолу нарочно перегрузили балластом, чтобы осталось больше времени для научных наблюдений. К 12 часам дня стратостат достиг высоты 16 километров. Научные наблюдения были закончены, и пилот собирался начать спуск. Вдруг в нижней части оболочки появилась трещина. Под давлением газа разрыв стал увеличиваться. Стратонавты сбросили весь балласт, по возможности замедляя падение. Когда опустились в тропосферу и можно было открыть люки, Вериго и Прилуцкий выпрыгнули в тропосферу с парашютами. Остался в гондоле один Зилле. Он управлял спуском до самого приземления. Облегченная гондола мягко коснулась земли. Все приборы, даже стеклянные колбы с пробами воздуха, остались целыми.

Таким трудным оказался путь в стратосферу. Позднее было предпринято еще несколько полетов - в Испании, Германии, Италии, Америке, Новой Зеландии. Из десяти попыток проникнуть в высокие воздушные слои половина оканчивалась либо аварией, либо катастрофой...

Ну а потом началось время рекордов гигантов-самолетов и самолетов-малюток. Загремели имена отважных молодых летчиков: Коккинаки, Громова, Чкалова, Водопьянова, Леваневского, Каманина, Ляпидевского... Крылья и "пламенный мотор" оказались надежнее, быстрее, дешевле аэростатов. Даже когда еще не было реактивных двигателей и делом отдаленного будущего считалась герметичная кабина, летчики уже начали "бомбардировать" стратосферу.

Из всех рекордов, каких достиг за свою долгую жизнь Владимир Константинович Коккинаки, самым трудным он считал полет в стратосферу 21 ноября 1935 года. Более двух лет бесстрашный испытатель готовился к нему, приучал свой могучий организм к разреженному воздуху. Одноместный истребитель он "раздел" как только мог: отрезал половину топливного бака, снял некоторые приборы, отпилил половину ручки управления, вместо кресла подвесил ремешки...

С земли видели, как его самолетик стал круто забирать вверх. Мотор работал на полную мощность. Скоро истребитель превратился в черную точку, а потом и совсем исчез. Лишь тонкая серебристая ниточка, стелющаяся за самолетом, виднелась в синеве. На аэродроме гадали, сможет ли "наш Кокки" (так звали Владимира Константиновича его товарищи) дотянуть хотя бы до 13 километров. Выше, по теории, человеческий организм выдержать не мог. Одноглазый "король воздуха" Вилли Пост летел на высоте 11 километров в комбинезоне из прочной прорезиненной материи, не пропускающей воздуха, на голове его вместо шлема был стальной колпак с круглым стеклом-иллюминатором. В таком виде он пересек без посадки весь североамериканский материк, что считалось замечательным достижением. В скафандре, по существу герметичной кабине из мягкого материала, Вилли Пост готовился установить мировой рекорд высоты. Однако осуществить мечту не успел - разбился во время кругосветного перелета.

У Коккинаки скафандра не было. Закутан он был в меховую одежду, но все равно страшно мерз. Температура упала до минус шестидесяти. Одеревенела правая рука, держащая ручку управления. Мотор задыхался от напряжения. Самолет летел тише и тише, медленно добирая последние сотни метров высоты. А внизу расстилалась Москва, покрытая дымкой, угадывались петли Москвы-реки, Кремль, железные дороги, заводы, дачные поселки...

Вдруг гул смолк. Пропал в небе и белый след. Лишь директор завода и конструктор истребителя знали: Коккинаки собирался подниматься, пока хватит бензина, а потом станет планировать с выключенным мотором. Так и случилось. Скоро показался самолетик, спускавшийся по спирали. Через несколько минут он пронесся над аэродромом и приземлился. Из открытой кабины вылез закутанный в меха летчик, выпрямился, расправил богатырские плечи и с наслаждением вдохнул земной воздух полной грудью... На ленте барографа прочитали достигнутую высоту - 14 750 метров. Это было даже больше предела для незащищенного живого организма. Выше без специального костюма уже никто не поднимался.

Штурмуя высоты, летчики знали, что их ждет в стратосфере, так как до них там побывали аэронавты. Они им проложили дорогу. Значит, и в этой победе была несомненная заслуга воздухоплавания.

...Наш аэростат поднимался все выше и выше.

Над собой мы видели серебристую сферу оболочки с черным зевом аппендикса. От нее к подвесному кольцу опускались стропы. У обруча в разных концах висели два мешочка. В белом лежал конец от клапанной вожжи, в красном - от разрывной тесьмы, которая пригодится только при посадке. Внизу растекалось белое море облаков. "Им в грядущем нет желанья, им прошедшего не жаль..."

А вокруг было небо - такого красивого неба мы никогда не видели. Оно казалось слоистым, точно прозрачное желе. Светлое, как туман, у горизонта, а выше размытая голубизна постепенно переходила в синеву. Там белел овал молодой луны, такой же яркий, каким мы видим его ночью. А еще выше, к зениту, нависала шапка фиолетовой полусферы. Однако все краски перекрывало жарко пылавшее солнце. Сетка, снасти, корзина, приборы - все было в сверкающем инее, точно деревья в морозный ясный день.

- Смотрите! - крикнул Сенечка.

Мы оглянулись и уставились на него. У Сенечки уже отросла щетина. В тени на ней висели сосульки, но когда он поворачивался лицом к солнцу, наледь мгновенно таяла, превращаясь в капельки влаги.

- Да вы не на меня! Кругом поглядите! - обвел он рукой в толстой меховой перчатке.

Вокруг корзины кружило, искрясь, белое облако. Оно состояло из крошечных невесомых игл, образовавшихся от нашего дыхания. Артур вытащил черный фанерный лист, выставил плашмя на теневую сторону. Шурша и позванивая, иголки стали ложиться на него. Когда Артур повернул фанеру к солнцу, иглы растаяли, остались капельки.

- Ну конечно же, это конденсирующиеся пары! - воскликнул командир.

- Но почему облако такое большое?

- Возможно, этот иней не только от нашего дыхания, но и от конденсации паров внутри аэростата. А может быть, наш сильно нагретый шар вызвал поток восходящего воздуха и при охлаждении влага превратилась в иглы... - Артур достал бортовой журнал, поглядел на приборы и стал записывать их показания. Потом он снова поймал иглы на фанеру и сфотографировал "явление" крупным планом.

Почувствовав, что замерзает, нервно замяукал Прошка. Теперь он сам просился под куртку, где ему было тепло и спокойно. Митька в своей длиннополой одежке, как в рясе, пока крепился, хотя дышал тяжело.

- Надо приучить его к маске, - озаботился Сенечка.

Словно кляпом, он заткнул собаке пасть резиновой маской, хотел прижать ремешками намордника, но пес подумал, что его собрались душить, и, конечно, стал сопротивляться. Он сначала подобру-поздорову хотел спрятаться в ворохе имущества, но Сенечка проявил настойчивость. Тогда Митька, как на борцовском ковре, рывком свалил Сенечку и прижал к полу.