Георгий Бовин - Дети Земли

Полная нерешимости и страха, Галя висела у выходного отверстия. Громкая команда Игоря Никитича заставила её вздрогнуть.

— Начнём первый урок, — крикнул он и вдруг прыгнул в бездну вперёд головой. — Все за мной! — звучал его голос над самым ухом, тогда как сам он, быстро удаляясь, нёсся уже в доброй полусотне метров от корабля.

Освободив зажим, Галя оттолкнулась и очертя голову понеслась за ним. Её обогнал Иван Тимофеевич, которого она опознала по номеру на скафандре.

Неожиданно телефон донёс крик «колючего геолога»:

— Игорь Никитич, я кувыркаюсь! Что мне делать? — вопил незадачливый профессор.

— То же, что в кабине: вертите руками в сторону, противоположную вашему вращению! — спокойно ответил Белов.

Поравнявшись с Игорем Никитичем, Галя остановилась и, вспомнив уроки, полученные в первые дни путешествия, сделала несколько широких взмахов, которые повернули её лицом к «Урану».

Раздражённо ворча, Синицын медленно приближался. Руки его вертелись, как мельничные крылья. Несколько раз он пытался остановиться, но тут же снова начинал кувыркаться.

Зная, что ничем не может помочь, Галя оставила его вести безнадёжную борьбу с законами механики и с помощью уже усвоенного приёма повернулась к Белову. Тем временем Николай Михайлович подтянулся к кораблю, прикоснувшись к нему, остановил своё вращение и снова оттолкнулся.

Когда все собрались, Игорь Никитич начал тренировку. Следя за ошибками друг друга, космонавты стали разучивать всевозможные повороты. Молодая и гибкая Галя гораздо быстрее, чем остальные, улавливала нужные движения. Это кувырканье было чем-то похоже на фигурное плавание под водой, при котором так трудно ориентироваться в пространстве. Однако здесь повороты давались с ещё большим трудом. Чтобы перевернуться, приходилось делать добрый десяток взмахов. Вертеться можно было как угодно, но одного никак нельзя было добиться: тронуться с места без внешнего толчка.

От непривычных упражнений все очень скоро утомились, и Игорь Никитич объявил передышку. Галя осмотрелась. Освещённый сбоку Солнцем «Уран» был фантастически красив. Его зеркальные поверхности переливались всеми цветами радуги и отбрасывали ослепительные блики. Части корабля, не освещенные Солнцем, сияли нежным пепельным светом, подобно молодой Луне. Те места, куда не падали даже отражённые лучи, терялись на фоне Млечного Пути, который благодаря бесчисленным мелким звёздам, невидимым с Земли сквозь атмосферу, казался сплошным перламутровым облаком.

— Игорь Никитич, — спросила Галя, разглядывая переливавшийся светом корабль, — зачем вам понадобилось делать поверхность «Урана» зеркальной? Что это — прихоть конструктора?

— Разве допустимы прихоти на космическом корабле? «Уран» — самый настоящий термос. При полёте в безвоздушном пространстве зеркальная поверхность позволяет сохранять внутри самолёта нормальную температуру даже тогда, когда Солнце нагревает вдвое сильнее, чем вблизи Земли. Вдали от Солнца или в тени планет эта же окраска не даёт кораблю чрезмерно остыть. Зеркало «Урана» — это специальный прочный и жароустойчивый лак. Он не окисляется ни при повышенном содержании кислорода в воздухе, ни при высокой влажности, ни при плюсовой температуре до двухсот пятидесяти градусов. Он предохраняет каркас «Урана» от разрушающего действия атмосферы и света и делает его пригодным для полёта на любую из планет, кроме Меркурия, на котором нет воздуха и в солнечных лучах плавится свинец.

С трудом оторвав взгляд от сиявшего корабля, Галя оглядела небо. Белоснежная Венера ещё больше удалилась от Солнца, Земля струила сильный нежно-голубой свет. Почти сливавшаяся с ней Луна казалась золотой искринкой. Не верилось, что эти близкие друг к другу чудесно контрастирующие звёздочки знакомые с детства родные планеты, на одной из которых протекла вся предыдущая жизнь.

Остальные планеты, в начале пути расположенные неподалёку от Солнца, намного отстали от него в своём кажущемся беге среди звёзд. Марс находился теперь уже не слева, а справа; Юпитер и Сатурн оторвались на добрую четверть окружности…

Впервые в жизни Галя так ясно осознала, что все планеты и сам «Уран» движутся по гигантскому кольцу созвездий Зодиака, которое опоясывает небо. Она пыталась представить себе чудовищ, которых изображают эти созвездия, и мысленно преобразила себя в Фаэтона.

Нет, ей не страшно мчаться по небу. Сверкающий «Уран» чудо человеческого гения — рассекает пространство со скоростью метеора. Его влечёт не упряжка коней, а могучий атомный двигатель, которому помогает умело использованная сила солнечного тяготения. Корабль послушен воле своих творцов и не свернёт с намеченного пути, как незадачливая колесница Гелиоса! А чудовища… «Что ж, пока всё идёт благополучно, а там посмотрим», — думала Галя.

Как хорошо, что человек не знает своей судьбы! Это позволяет ему спокойно жить и накапливать силы для грядущих битв!..

Глава 5

ПОКРЫВАЛО ВЕНЕРЫ

…Между тучами и морем гордо

реет Буревестник…

Среди повседневных забот все члены экипажа — и в первую очередь Константин Степанович и Галя — не забывали наблюдать за Венерой. За первые три месяца полёта она переместилась на небе без малого на сто тридцать градусов. Начав свой кажущийся бег в созвездии Тельца, Венера пересекла Близнецов, Рака, Льва и, не снижая скорости, пронеслась через созвездие Девы. Потом неожиданно, точно наткнувшись на препятствие, она замедлила бег и замерла на грани созвездия Весов. Долго — пожалуй, месяц — она топталась на месте и вдруг понеслась обратно, навстречу настигавшему её Солнцу. Она промчалась мимо него, перемещаясь среди звёзд чуть ли не на двадцать градусов в сутки, наливаясь светом и быстро увеличиваясь в размерах. Вскоре она снова остановилась и медленно двинулась обратно.

Ещё в начале пятого месяца полёта Венера казалась обыкновенной, только очень яркой звездой. И вдруг в какое-то неуловимое мгновение она засияла на небе в виде крошечного, едва различимого глазом тонкого серпика, который, быстро разрастаясь и утолщаясь, за каких-нибудь полторы недели достиг размеров серпа видимой с Земли молодой Луны.

Но если Луна казалась желтоватой и покрытой серыми кляксами, то на белоснежном покрывале Венеры не было ни пятнышка. Его края постепенно голубели и, наливаясь синью, таяли на фоне чёрного неба. Там, где освещённая часть планеты переходила в неосвещённую — в зоне сумерек, — ослепительно белый свет Венеры через гамму нежнейших полутонов переходил в палевый, затем в серый и, наконец, угасал окончательно.