Нэнси Кресс - Нексус Эрдманна
Джерачи внезапно спросил:
— Вы читали Достоевского?
— Нет, — ответил Дибелла сухо. Джерачи ему не нравился. — А вы?
— Да. Достоевский писал, что бывали у него моменты, когда он ощущал «пугающую» ясность и экстаз, и что он мог бы отдать целую жизнь за пять секунд такого состояния и не чувствовал бы, что отдает слишком много… Достоевский был эпилептиком.
— Я это знаю! — отрезал Дибелла. Керри спросила:
— Генри, а сейчас оно с вами? Это… ощущение?
— Нет.
— Тогда, может, оно убралось прочь? Генри попытался ей улыбнуться.
— Может быть. Но я так не думаю. Я считаю, что оно идет за нами.
— Что вы имеете в виду — «за нами»? — скептически переспросил Джерачи. — Это же не киллер какой-нибудь.
— Я сам не понимаю, что я имею в виду, — раздраженно отозвался Генри. — На это придет, и придет скоро. Оно не может позволить себе долго ждать. Смотрите, что мы уже успели натворить… вспомните самолет…
Ладонь Керри легла на пальцы Генри.
— И что оно будет делать, когда заявится сюда?
— Я не знаю. Откуда я могу это знать?
— Генри… — начал было Джейк.
— Меня больше интересует, что мы можем сделать перед тем, как оно появится.
— Включить новостной канал CNN, — бросил Джерачи. Дибелла спросил подчеркнуто значительно:
— Детектив, может, вам сейчас нужно быть в каком-то другом месте?
— Нет. И уж точно: совершенно безразлично, где находиться, когда — если — это произойдет. Не так ли? Ответа, разумеется, не последовало.
В 9:43 вечера в городе, находящемся в двухстах милях от Св. Себастьяна отключилась подача электроэнергии.
— Никаких видимых причин, — говорил диктор CNN, — учитывая ясную погоду, и нет признаков…
— Генри? — позвала Керри.
— Я… со мной все в порядке. Но я его чувствую.
— Но сейчас это случилось далеко от нас, — сказал Джейк. — Если, конечно, это… если это было оно…
— Это было оно, — ответил Генри. Он все также лежал, растянувшись во всю длину на кушетке, только глаза закрыл. Джерачи уставился на экран телевизора. Все они с утра ничего не ели, но никто не хотел и думать о пище.
В 9:51 вечера тело Генри спазматически дернулось, и он вскрикнул. Керри всхлипнула, но в тот же миг Генри произнес:
— Это выбор.
Никто не осмелился спросить, какой смысл он вкладывал в эти слова.
Через семь минут по CNN передали сенсационное сообщение: рухнул мост через реку Гудзон, а вместе с ним темные воды поглотили поезд Национальной компании пассажирских железнодорожных сообщений.
В следующие несколько минут лицо Генри являло быструю смену выражений: страх, экстаз, ярость, удивление. Джейк напряженно размышлял, не должен ли он заснять Меняющееся лицо Генри камерой своего мобильника, но почему-то не мог пошевелиться. Керри опустилась на колени рядом с кушеткой и обхватила старика руками, как будто пытаясь удержать, не дать уйти.
— Мы… ничего не можем поделать, — выдавил из себя Генри. — Если кто-то достаточно сильно думает о… Боже!
Свет и телевизор отключились. Слышались тревожные крики, сопровождаемые завыванием сирен. Тонкий луч света опустился на лицо Генри, это Джерачи включил карманный фонарик. Все тело Генри сотрясали спазмы, но он смог открыть глаза. Дибелла с трудом различил его шепот:
— Это выбор.
Выбор был единственным возможным путем спасения. Корабль не понимал этой необходимости: как же может любая одинокая сущность выбрать что-либо иное, кроме желания стать частью своего же целого? Такого раньше никогда не случалось. Нарождающиеся создания были счастливы соединиться. Направление эволюции есть возрастание сложности. Но выбор — это единственный возможный способ действовать здесь; в этих условиях, чтобы хоть как-то помочь этому незаконнорожденному и неуправляемому созданию. Если оно не выберет слияния…
Разрушение. Чтобы защитить самую суть сознания, что означает самую суть всего.
Четырнадцать
Эвелин, боявшаяся больниц, отказалась отправиться в Мемориал Редборна, чтобы ее там «как следует проверили» после той всеобщей потери сознания. Нечего тут проверять. Просто потеря сознания, так что незачем сдавать кровь на анализ, и вообще…
Она остановилась на полпути между микроволновкой и кухонным столом. Кастрюлька выпала из рук, и овощная запеканка разлетелась по всему полу…
Снова вернулся свет, который окружал женщину в том ее видении. Только это был не свет, и сейчас это было не сонное видение. Это было в ее сознании, и это было ее сознанием, и она была этим… всегда была этим. Как такое возможно? Но присутствие заполняло ее, и Эвелин знала, вне всяких сомнений, что если она к этому присоединится, то больше никогда, никогда не будет одинока. Да что там, ей и раньше не нужны были слова, да и все, что ей надо сделать, — это осуществить выбор, а затем отправиться туда, где она и так уже находилась, где она была в своем доме…
Кто же знал?
И счастливая бывшая Эвелин Кренчнотид стала частью тех, кто ее ждал, а ее тело рухнуло на заляпанный лапшой и овощами пол.
В хибаре, в трущобах Карачи, человек лежал на куче тряпья. Его беззубые челюсти шевелились, ходили туда-сюда, но он не произносил ни звука. Всю ночь он ожидал прихода смерти, но теперь, похоже, уже дожидался чего-то другого, чего-то большего, чем даже смерть, и очень, очень древнего.
Древнего. Оно искало старых, и только старых, и беззубый мужчина знал почему.
Только старики заслужили это, заплатив единственной монетой, которая по-настоящему чего-то стоит: накопленным за всю жизнь запасом печали.
С облегчением он выскользнул из своего истерзанного болью тела в объятия древнего величия.
Нет. Он отсюда не двинется, думал Боб. Нечто, вторгшееся в его разум, испугало его, а страх привел в ярость. Пусть они — кто бы ни были — пробуют свои дешевые штучки, они были хуже профсоюзных деятелей. Предлагают пойти на уступки. Пытаются надуть. Он будет тверд, он не желает ни к чему присоединяться й кем-то там становиться. По крайней мере, пока не будет знать, что за сделка намечается и чего хотят эти ублюдки.
Они его не заполучат.
А затем он почувствовал, что происходит что-то еще. И он знал, что это такое. Сидя в больнице Памяти Редборна, Боб Донован завопил: — Нет! Анна, не надо!
А разум его продолжал сопротивляться, пока внезапно присутствие не исчезло.
Он снова остался один.
В роскошном особняке в Сан-Хосе спящий внезапно пробудился и резко сел в постели. Какое-то время он застыл неподвижно в темноте, не замечая даже, что электронные часы и подключенный к кабельному вещанию цифровой телевизор отрубились. Восторги изумление переполняли его.
Ну, конечно же, как он этого раньше не видел?! Он, который столько долгих восхитительных ночей провел за доводкой компьютерных программ — для тех старых персоналок, еще с мониторами на. вакуумных трубках, — как он мог этого не понимать? Он не был целой программой, а всего лишь одной строчкой кода! А программа по-настоящему может работать, только если собрать воедино все коды, и никак не раньше. Он всегда был только фрагментом, а теперь перед ним предстало целое…
Он присоединился к нему.
Эрин Басс достигла сатори.[15]
Слезы наполнили ее глаза. Всю свою жизнь она этого хотела, стремилась к этому, часами медитировала каждый день, но даже близко не подошла к тому мистическому опьянению, которое сейчас ощущала. Она не знала и даже не подозревала, что можно достичь такого единства. Все ее предыдущие усилия были неверными. Здесь не было усилий, здесь не было Эрин. Никто ее не сотворил, она сама была и созиданием, и созидаемым космосом; никаких индивидуальностей не существовало. Ее существование не было ею самой. И когда исчезла эта иллюзия, вместе с ней, растворившись во всеобщем, исчезла и Эрин.
Джина Мартинелли ощущала эту благодать Божью и сияние Его славы. Только… только где же Иисус Христос, спаситель наш и Господь? Она не чувствовала Его, не могла отыскать Его в этом едином…
Но если Христа здесь нет, то это не Царство Божье. Это уловки лукавого, Сатаны, который принимает миллионы обличий и посылает своих демонов, чтобы сбивать с пути веруюших. Но ее-то он не обманет!
Она сложила руки и принялась громко молиться вслух. Она никуда не пойдет, она останется здесь и будет дожидаться единственного подлинного Бога.
Миниатюрная женщина в Шанхае сидела у окна, наблюдая, как дети ее правнуков играют во дворе Как они подвижны! Когда-то и она была такой.
Внезапно, безо всякой подготовки и перехода, она ощутила присутствие богов в своей душе. Значит, пришло ее время! Она вдруг почувствовала себя снова почти молодой, почти сильной… это было хорошо. Но даже если бы и не было этого чувства — когда боги приходят за тобой, ты идешь за ними.
