Амброз Бирс - Сборник фантастики. Золотой фонд

– В этом заключается главная опасность, – сказал Маракот. – На глубине водятся такие существа, которым так же легко раздавить нашу камеру из закаленной стали, как бегущему носорогу – пчелиный улей, оказавшийся у него на пути.

– Вы имеете в виду китов? – спросил Сканлэн.

– Киты могут опускаться на большую глубину, – ответил ученый. – Говорят, что однажды гренландский кит утянул перпендикулярно вниз почти милю каната. Но кит ныряет так глубоко, лишь когда ранен или сильно напуган. Это мог быть гигантский кальмар. Кальмары встречаются на любой глубине.

– Думаю, что кальмар слишком мягок, чтобы представлять угрозу. Вот будет смеху в «Мерибанке», когда выяснится, что кальмар пробил отверстие в никелированной стали.

– Тело у кальмара, может быть, и мягкое, – ответил профессор, – но клюв способен пробить металлический брусок насквозь. Один удар этого клюва с легкостью проделает отверстие в трехдюймовом стекле иллюминатора, словно оно сделано из пергамента.

– Веселенькое дельце! – воскликнул Билл.

Наконец движение прекратилось. Толчок оказался таким слабым, что мы узнали об остановке, лишь после того как включили свет и увидели, что стальной трос кольцами обвивает камеру. Трос представлял опасность для воздушных трубок, так как мог их запутать. Приказ Маракота заставил команду немедленно подтянуть обвисший конец. Стрелки глубиномера показывали тысячу восемьсот футов. Мы неподвижно лежали на вершине вулканического гребня на самом дне Атлантического океана.

Думаю, что в эти минуты нас переполняли одинаковые чувства. Мы не хотели ничего предпринимать, не хотели ничего видеть. Мы желали лишь спокойно посидеть, чтобы до конца осознать чудо, которое произошло. Наш стальной аппарат покоился на дне одного из величайших океанов. Но вскоре странная сцена снаружи привлекла наше внимание. Мы бросились к иллюминаторам.

Камеру со всех сторон окружали густые водоросли. «Cutlepia multifidia»[36], – подсказал название Маракот. Течение колыхало желтые плети, как ветер колышет ветви деревьев. Водоросли были не настолько густы, чтобы закрыть вид. Их огромные листья цвета темного золота, медленно покачиваясь, проплывали перед иллюминаторами. Темный вязкий грунт под водорослями был густо усеян крохотными разноцветными существами: голотуриями, осундиями, ежами и эхинодермами. Точно так же весной в Англии берега рек усеяны первоцветом и гиацинтами. Эти живые цветы морских глубин, ярко-красные, темно-пурпурные или нежно-розовые, сплошным ковром устилали угольно-черное дно. То здесь, то там из расщелин в подводных скалах вырастали гигантские губки, изредка проносились рыбы. Обитатели верхних слоев мелькали, словно разноцветные искры, в лучах мощных прожекторов. Мы, как зачарованные, наблюдали за волшебной картиной. Вдруг в переговорной трубе раздался взволнованный голос:

– Как там на дне? Все в порядке? Не задерживайтесь. Показания барометра падают. Что-то мне не очень нравится погода. Вам хватает воздуха? Мы можем еще что-нибудь сделать для вас?

– Хорошо, капитан! – бодро ответил Маракот. – Мы не станем задерживаться. Вы прекрасно справляетесь со своей работой. Нам здесь так же комфортно, как в каюте на корабле. Приготовьтесь передвинуть нас немного вперед.

Мы оказались в царстве светящихся рыб. После того как прожекторы погасли, нас окружила кромешная тьма. Тьма, при которой даже светочувствительная пластинка могла бы висеть часами и не уловить ни малейшего отблеска ультрафиолета. С огромным интересом мы наблюдали за фосфоресцирующей активностью океана. Внезапно мимо нас, словно на фоне черного бархатного занавеса, медленно проплыли светящиеся точки. Казалось, что это огромный пассажирский лайнер выбрасывает по сторонам потоки света сквозь длинные ряды иллюминаторов. У одного из морских чудовищ были светящиеся зубы, пылавшие на библейский манер в абсолютной темноте. У другого были длинные золотистые усы. У третьего язычок пламени качался прямо над головой. Повсюду, насколько хватало глаз, мерцали блестящие огоньки. Каждое существо было занято делом и освещало свой путь, точь-в-точь как таксисты на Стрэнде поздним вечером, после окончания спектакля. Мы снова зажгли свет. Доктор Маракот занялся изучением морского дна.

– Мы опустились довольно глубоко, но все же недостаточно, чтобы добраться до характерных пород низших слоев океана, – произнес профессор. – Сейчас эта цель недостижима. Может быть, при случае, с более длинным тросом…

– Прекращайте! – завопил Билл. – Даже не думайте об этом!

Маракот улыбнулся.

– Вы вскоре привыкнете к глубине, Сканлэн. Это не последнее наше погружение.

– Как бы не так, – пробормотал Билл.

– Обязательно привыкнете. Следующее погружение покажется вам не более опасным, чем прогулка в трюм «Стратфорда». Вы видите, мистер Хедли, что дно, насколько мы можем рассмотреть сквозь плотный слой морской живности и губок, состоит из пемзы и черного базальта. Таким образом, мое первоначальное предположение находит подтверждение: подводный хребет является частью вулканической формации, а Маракотова бездна, – профессор произнес эти слова с видимым удовольствием, – не что иное, как внешний склон подводной вершины. Мне пришла в голову идея: а что, если провести эксперимент. Мы медленно подвинем кабину к самому краю и постараемся разглядеть, что представляет собой формация в этой точке. Предполагаю, что я обнаружу пропасть невероятной глубины, уходящую под прямым углом к самому сердцу океана.

Эксперимент показался мне рискованным. Кто знает, насколько крепок трос, выдержит ли он давление сильного подводного течения. Но если дело касалось научных исследований, Маракот не боялся подвергать опасности ни себя, ни своих спутников. Я затаил дыхание. Когда кабинка дернулась, у Сканлэна отвисла челюсть. Длинные колышущиеся плети водорослей расступились перед нами. Трос натянулся как струна и потащил нас за собой. Мои опасения оказались напрасными: стальной трос блестяще выдержал испытание. Мы заскользили по дну океана с постепенно возрастающей скоростью. Маракот с компасом в руке определял направление и громким голосом отдавал команды изменить курс или подтянуть камеру повыше, чтобы обогнуть препятствие.

– Базальтовый хребет не может быть более двух километров в ширину, – объяснил он. – Думаю, что обрыв расположен чуть западнее того места, где мы погрузились. В таком случае мы очень скоро достигнем его.

Мы беспрепятственно скользили по поросшему золотыми водорослями, украшенному удивительными природными красками вулканическому плато.