Сергей Абрамов - Ряд волшебных изменений милого лица

— Нет.

— Он не буйствует, не бьётся головой о стену, не возомнил себя Наполеоном, Цезарем, генералом Брусиловым?

— Что вы такое говорите! — возмутилась Наталья. — Он абсолютно нормальный человек.

— Видите: вы сами себе противоречите. Вы пришли к психоневрологу в странной надежде, что он поможет психически здоровому человеку. А надо ли?

— Поймите меня правильно. — Наталья наконец обрела всегда свойственное ей разумное спокойствие. — Меня волнует не то, что он стал лучше, а то, что он вообще изменился. Ведь всё это может быть только началом какой-то болезни. Ведь может, верно?

Светило задумалось, вертя в пальцах паркеровскую золотую авторучку, машинально рисуя на рецептурном бланке кружочки, квадратики и пирамидки, что, как слышал автор, тоже не говорит об абсолютном душевном здоровье.

— Честно говоря, — осторожно начало светило, — и то минутное выключение сознания, и сама авария не должны были дать никаких изменений в психике. Не должны!

— Но дали! — настаивала Наталья.

— Это меня и удивляет… Знаете что, я не могу лечить на расстоянии. Приведите ко мне мужа, я с ним побеседую. Если понадобится, мы его положим на недельку в наш институт, всесторонне исследуем, энцефалограммы снимем. Ну, и так далее. И тогда я вам точно скажу, здоров он или нет.

— Он не пойдёт.

— То есть? — опешило светило.

— Не захочет. Сам-то он считает себя здоровым и своё поведение — разумным и единственно возможным.

— Но сознаёт, что изменился?

— Сознаёт. Но решил, что раньше жил неправильно.

— А теперь правильно?

— Теперь — да.

— И пусть живёт, — заключило светило.

— Но он перестал пользоваться транспортом, — бросила Наталья последний козырь. — Он ходит пешком!

— Шок, — немедленно отреагировало светило. — Пройдёт. Он кто по профессии?

— Актёр.

— А-акте-ер! — протянуло со всепонимающим удивлением светило. — Интересно-о-о!.. А как, простите, фамилия?

— Политов.

— Станислав Политов? Как же, как же! Хороший актёр, популярный. Дочка моя им очень увлечена…

— Не только ваша, — мрачно констатировала Наталья.

— Да, да, судьба актёрская… — посочувствовало светило. — Знаете что? Не обращайте внимания. Актёры — народ особый. Э-э-э… непредсказуемый. Академик Павлов говорил: кончу, мол, опыты на собачках, начну на актёрах. Оч-чень восприимчивая публика… А где он сейчас снимается, если не секрет?

— «Ариэль», по Беляеву. Фантастика. Летающего человека играет. Главную роль. — Наталья поняла, что светило больше ни в чём ей не поможет, оно уже само спрашивать начало. Поднялась. — Спасибо, доктор.

— Не за что, — вполне искренне сказало светило. — Думаю, вы зря беспокоитесь. Но если что — приходите опять. Только с мужем, заочно не лечу…

Прямо снизу, из автомата, Наталья позвонила Ленке.

— Алё, Ленк, это я… Ленк, я была у твоей знаменитости, а он меня выгнал.

— Как выгнал? — искренне изумилась Ленка на том конце провода.

— Сказал, что не может лечить заочно. Ещё сказал, что всё случившееся не должно было дать каких-либо последствий.

— Так и сказал? — заинтересовалась Ленка.

— Так и сказал.

— Ладно, Наталья, иди домой. Мы сегодня в одной бодяге играем, я с ним потолкую.

— Ой, потолкуй, потолкуй, Ленк! И позвони мне сразу. А то он вон и Ксюхе замуж разрешил выйти.

— Как так?

— А так. Сказал: живите, только не регистрируйтесь.

— Благословил?

— Я Ксюху видела, она — в лёгком шоке.

— Её понять просто: деспот папуля нежданно стал демократом. Чудеса!.. Ладно, чао! — И трубку повесила.

Стасик сидел в гримуборной, разгримировался уже, смотрел на себя, умытого, в трёхстворчатое зеркало, вполуха слушал скворчащий на стенке динамик: оттуда еле-еле доносилось происходящее на сцене. Спектакль ещё не кончился, но Стасика убили в первом акте, и он мог бы в принципе смотаться домой, не выходить на поклон, отговориться перед главрежем недомоганием, тяжкими последствиями ДТП (эта аббревиатура — из протокола: дорожно-транспортное происшествие). Но Ленка, которая доживала в спектакле до прощального взмаха занавеса, просила задержаться: о чём-то ей с ним пошептаться хотелось, о чём-то серьёзном и жизненно важном, о чём-то глобальном, как она сама изволила выразиться.

Стасик сиднем сидел на продавленном стуле и думал думу о Кошке. Он прикидывал: позвонит она ему завтра, послезавтра или с недельку характер выдержит? А вдруг вообще не позвонит? Вдруг она порвала с ним, со Стасиком, смертельно обиделась, раненая душа её трепещет и жаждет мщения. И пойдут анонимки в местком, мамуле, главрежу… Стасик подумал так и немедленно устыдился: Кошка — баба умная и, главное, порядочная, нечего на неё напраслину возводить.

Нет, позвонит она, конечно, позвонит, куда денется!

Но, с другой стороны, Ленка права: как совместить Кошку с новым курсом?

Ах, как трудно, как страшно, как невозможно!..

Одёрнул себя: разахался, как барышня. Ты же мужик, найди выход, придумай компромисс, наконец…

Опять компромисс?..

Вот бы друга сейчас, друга верного, который всё-всё поймёт, не станет усмехаться, подзуживать: мол, не выдержишь, старичок, не вытянешь, сломаешься, как твой «жигулёнок»… Но нет такого! Нет и быть не может!

А Ленка?..

И увидел в зеркале, как она прошла сквозь дверь, бросила автомат в угол, а он чуть задержался над полом, не грохнулся, как ожидал Стасик, а мягко лёг на паркет. Ленка стянула с плеч телогрейку, развязала тёплый шерстяной платок. Тяжело опустилась на стул — тоже напротив зеркала, вытянула ноги в грубых кирзовых сапогах.

— Устала? — спросил Стасик.

— Очень, — просто сказала Ленка, провела ладонью по лицу, не заботясь, что грим размажется.

А он, странно, не размазался. Как была Ленка партизанкой, так и осталась. Это шло ей — быть партизанкой. Это так по нутру ей было — хоть на вечер почувствовать себя партизанкой.

Стасик, не поворачивая головы, видел её лицо в зеркале — жёсткое, словно высеченное из камня.

— А ты не устал? — спросила она.

— Меня же убили в первом акте, — ответил Стасик.

— Я не о том, — жестковато усмехнулась Ленка. — Я о твоей игре.

— О какой игре?

— В нового Стасика Политова.

— Я не новый, Ленка, я тот, которым должен был стать, если бы не…

— Продолжай.

— Долго перечислять. Если бы не — раз! Если бы не — два. Если бы не — тысяча, сто тысяч, миллион!

— А теперь?

— А теперь я сам с усам, ни во что не играю.

— Для этого надо было упасть в Яузу?