Владимир Васильев (Ташкент) - Гостиница

Мэр открыл глаза. Звезды были на месте. И трезвон, казалось, заполнял все пространство от земли до звезд.

«От какой, к черту, земли? — осадил себя Мэр. — Я стою на полу неизвестно какого этажа треклятой Гостиницы!»

Он вдруг понял, что оглушительный трезвон никак не может принадлежать телефону. Даже миллионам телефонов, ибо это — живой звук!.. Когда-то в детстве он слышал его… Может быть, слышал и позже, но не обращал внимания. Да и откуда, собственно, ему взяться в Городе?..

Это творили свою ночную симфонию кузнечики, цикады, сверчки и, Бог его знает, какая еще звеняще-стрекочущая невидимая живность!.. Трезвон наплывал волнами, то чуть ослабевая, то вновь нарастая, но никогда не замолкая.

И Мэр понял, что его обманули. Или, возможно, он обманулся сам, услышав то, что желал услышать?..

«Что теперь?.. Надо возвращаться и послать к черту эту идиотскую Гостиницу с ее сюрпризами!.. Ему сейчас не до разгадывания ее детских загадок…»

Мэр бросил последний взгляд на звездное великолепие, спеша запомнить его, и повернулся на полоборота, желая вновь пересечь туманную стену и выбраться на волю.

Только стены не было. Нигде не было!.. Он крутился вокруг своей оси и до рези в глазах вглядывался в темноту, но клубящееся облако, которое, он это прекрасно помнил, было на расстоянии вытянутой руки за его спиной, растворилось в пространстве, пронизанном звездами. Можно было подумать, что звезды и высосали туман, если бы это не было поэтической метафорой.

И еще эти безумные цикады и ошалевшие сверчки со своими скрипочками и свистульками!.. Как от них звенит в голове!..

«Телефон! — со скрежетом зубовным вспомнил Мэр. — Проклятье… В какую же ловушку я сам себя загнал…»

Он представил, как враги развивают псевдобурную деятельность по его розыску и спешно выдвигают кандидатуру на пост председателя комиссии по захоронению его праха… Было ясно, что они не станут затруднять себя поисками трупа, а обойдутся пеплом из сгоревшей машины… Но ведь все это — только для обывателя. Сами они прекрасно знают, что трупа в машине не было… Что ж из этого следует?.. А следует из этого то, что нельзя выбирать нового Мэра, пока не доказана смерть прежнего. А она не доказана, пока не найден труп… Но неужели же они не подыщут подходящий труп?! Подыщут… Уж что-что, а это для них не проблема… Хотя они могут добраться и сюда, если кто-нибудь заметил, как он заходил в Гостиницу… Черт побери! Неужели игра проиграна?.. Однако он не доставит им радости лицезреть его труп — Гостиница не столь проста, чтобы здесь можно было легко кого-нибудь отыскать…

Несмотря на это успокаивающее соображение, Мэра охватило отчетливое желание убраться куда-нибудь подальше и поглубже.

Он поднял голову, пытаясь отыскать Большую Медведицу и по ней — Малую с Полярной звездой, чтобы сориентироваться в сторонах света, но не обнаружил ни Большой, ни Малой и, вообще, ни одного знакомого созвездия. Хотя он и не был бог весть каким знатоком звездного неба, но свой джентльменский набор созвездий имел и выработал имидж политика, погруженного в земные проблемы, которому, однако, не чужды и небесные выси. Это нравилось и народу, и интеллигенции…

Но это было чужое небо!..

Осознание сего дикого факта с каждой минутой наблюдения становилось все более отчетливым. И превращалось в озноб, пробегающий то по спине, то по рукам, то по голове. Сначала он не мог понять, в чем тут дело — подумаешь, незнакомые созвездия… И вдруг дошло — на этом небе не было луны! Вообще не было… Может быть именно поэтому столь ошеломительно ярки звезды. И в то же время темень — непроглядна. И еще эта треугольность — словно вселенская указательная стрелка над головой…

«Да, в такой тьме им меня не найти, — подумал Мэр, — однако ночь не вечна…»

И он решительно двинулся в направлении острия указательной стрелки. Странная все-таки форма — словно звезды нарисованы на треугольном потолке… Ну да! Ведь он же в Гостинице!..

Особых препятствий на пути не попадалось, хотя шел он явно не по асфальтовому тротуару — то ямка окажется под ногой, то куст уцепится за брючину… И все это в полнейшей темноте — ни поверхности земли, ни собственных ног Мэр не видел. Света от звездного великолепия хватало максимум на то, чтобы разглядеть темные силуэты своих ладоней на фоне неба.

Кстати, наблюдая за оным, Мэр установил, что линия горизонта неровно обкромсана на высоте, для лицезрения которой приходилось задирать голову. Видимо, роль горизонта выполняли верхние кромки гипотетической пропасти, откуда он смотрит на небо, отчего оно и кажется треугольным… А неровности кромки?..

«Горы? — догадался Мэр. — Не Кудыкины ли?.. Ну, и занесло же меня! Гостиница называется… Ну, погодите, доберусь я до вас, фантоматчики несчастные!..» — пообещал он невидимым Хозяевам Гостиницы. И вдруг мелькнула мысль, что он больше никогда и ни до кого не доберется… А совсем, казалось бы, недавнее прошлое стало подергиваться дымкой иллюзорности — было ли это?.. А если было, то с ним ли?.. Этот кабинет с видом на совершенно фантастическую Гостиницу, которой не то что не место в Городе, а и самого места для нее не отыскать при диком дефиците городской земли… Эта молоденькая умница-секретарша, которую он почему-то мысленно раздевал, как будто не мог сделать того же самого не мысленно и в более подходящем, чем кабинет, месте?.. Была ли секретарша-то?..

Нет, но жена-то явно была! Он отлично помнит ее аристократически строгую красоту Первой Дамы Города.

Однако тут же Мэр с испугом обнаружил, что не может вспомнить, какого цвета у нее глаза. Карие?.. Или желтые?.. Да нет же — синие!.. А может быть, серые?.. И вообще, его жена удивительным образом похожа на кинозвезду. Не на какую-то конкретную, а как бы на всех сразу — квинтэссенция кинозвезды. Разве такие в жизни бывают?.. И разве в жизни спускают на машины мэров самосвалы — типичный дурной политический боевик… Как же она теперь там без своего супермена? Жалко женщину. Кажется, он ее любил… Черт знает что! Почему он думает об этом в прошедшем времени?! Такое направление мысли — чистая победа оппозиции. Они победят в тот момент, когда он сдастся, смирится… Нет, они этого не дождутся! Он переждет здесь чуток и явится к ним в самое неподходящее время, когда они перестанут его ждать…

Размышляя, Мэр изучал взором ломаную линию предполагаемых гор — хоть какая-то зацепка за реальность, если оная здесь вообще может существовать. Темень под ногами и звездное безумие над головой создавали полное впечатление космической взвешенности, которая вовсе не была ему по душе. Мэр всегда считал себя сугубо земным человеком и не видел в этом никакой ущербности.