Ольга Макарова - Б.В.Г

Закат тронул купола Храма, обрывки позолоты на которых блеснули горячо и гневно, провожая солнце, уходящее за горизонт. Стая островов, казалось, хотела успеть за ним — на редкость быстро и стройно летели пепельные исполины…

Вряд ли жизнь, кипящая под их скользящими тенями, замечала что-нибудь необычное…

За тринадцать лет небольшой поселок вокруг Храма разросся в настоящий город, а базар, и раньше-то не уступавший ни одной торговой точке материка, и вовсе превратился в Мегатрэйд. Кто его так назвал, остается загадкой, но слово прижилось. Громоздкое, неуклюжее слово, как и сам базар…

Стоило сделать шаг из кабины, Рон опять стала угрюмой и молчаливой, и смотрела снова недобро. И вообще вид был у нее, будто она знает что-то там такое, что ему, Иву, в жизни своей не понять.

В общем, Ив усмехнулся, и, проводив взглядом мелькнувшую в толпе куртку Рон, занялся снегоходами. А также он собирался присмотреть приличную комнату, без крысаков, чтобы можно было в ней остановиться. Да, и потом еще заглянуть в самое сердце Мегатрэйда — не упускать же такую возможность… В общем, дел по горло, так что думать тяжелые мысли Иву особо было некогда. Он оставил это Рон.

Сам он считал, что мальчишек они намного обогнали, и теперь дело его умной сестры сообразить, как выследить их в этом муравейнике.

Вот куда она пошла сейчас? Небось, к кому-нибудь из знакомых командиров, словечком перекинуться… Тогда еще чуть — и встретят сорванцы праведный родительский гнев… а возможно, и ремень!..

…Мальчишки!.. Ив, правда, успел подумать, что в возрасте Миха был уже отцом. И бывалым солдатом. Ремнем замахиваться на которого в здравом уме никто б не решился… даже бы не подумал… Впрочем, и некому было… Ив уже в семь лет остался круглым сиротой…

Вот и пойми, где правда…

…Ив что-то проворчал на этот счет и отправился прогуляться — в самом скверном расположении духа. Он жуть как не любил, когда его вдруг начинали занимать неразрешимые «фи-ло-соф-с-ки-е» (как сказала бы умница Рон) проблемы. Вот врывается даже одна такая в привычный нормальный мир и переворачивает его вверх тормашками!..

Мысли такие Ив нещадно шугал. И еще напоминал себе, что вот его отец никогда бы о такой ерунде не стал задумываться!.. Да плохо знал ты батяню своего, Ив… Не веришь, он и плакать умел, и грустить — а не только командовать, стрелять и мучить. И улыбаться умел, а не только и боль, и победу встречать с каменным лицом. А еще он тебя очень любил, дуралей…

…Когда-то выстрелы из базуки выбили здесь огромные дыры… Через их беззубые пасти на ступеньки мело снегом. Он таял и, размочив вековую грязь, покрывал каменные выступы скользкой слизью… Винтовая лестница поднималась на колокольню…

Да, все смешалось, все переменилось здесь за тринадцать лет, но Рон почему-то думала, что Звонарь должен был остаться. Почему-то обязательно должен был!.. Седой старик, носивший длинное довоенное имя — Твердислав (до Войны были длинные и красивые имена!). Он самого Влада называл не иначе как «сынок». Он вернул Рон драгоценную книгу дедушки, в которой его любовь сохранила довоенный мир ярким и почти осязаемо живым…

Ожидание… это от него лестница казалась бесконечной… И чем дальше, чем больше на счету ступенек, тем горячее билось сердце. Рон даже начала бояться, что найдет пустую колокольню, или что уже кто-нибудь другой носит гордый титул Звонаря (титул, превратившийся из занятия для доживающего свой век старика в почетное звание, дающее власть), но вдруг осклизлые стены отразили пляшущее за поворотом пламя костерка, а ветер донес вонючий дым «Угара» — самого противного сорта сигарет…

Последние ступеньки Рон одолела в несколько прыжков…

Старик и женщина секунду глядели друг на друга, словно соизмеряя память и изменившийся облик; потом Твердислав подошел и, взяв Рон за руки, опустился перед ней на одно колено. Как тогда. Когда книгу вернул…

— Ты пришла, храбрая маленькая девочка, — произнес он голосом дрожащим и сейчас каким-то неимоверно стариковским… возможно, у него просто зубов поубавилось за столько-то лет…

— Пришла, — улыбнулась Рон и провела рукой по седым волосам, даже не помышлявшим еще редеть…

— Ну, как ты поживаешь?..

Это была долгая беседа, которую Твердислав спокойно и неторопливо вел в обход памяти о тяжелых событиях… Он долго распрашивал Рон о сыне, и почему-то с гордостью улыбнулся, услышав, что Дар просто копия Влад. Он слушал о мирной жизни на летних землях и щурился от счастья, представляя себе пшеничные поля, по которым ветер пускает мягкие волны… веселящихся ребятишек… мир… Он считал, что средним землям до этого еще ох как далеко. И всерьез задумался, не перебраться ли ему жить в ту летнюю тишь, поближе к цветущим полям… Рон заверила, что, стоит ему только пожелать, — и она возьмет его с собой. Сказала — и сама себе удивилась: откуда такое искреннее желание, откуда такое теплое чувство к чужому, в общем-то, человеку… может быть, просто все, что связано с Владом, так ее трогало. Будто бы его душа разбилась на осколки, и каждому, кто знал его, досталось по одному…

— …мальчишки, — задумчиво протянул Твердислав, — разбежались глупые мальчишки… ты поди к Светозару, скажи, пусть его молодцы проследят, если Дар с Михом тут появятся. Они ужо не пропустят. Это только кажется, что народу много, затеряться легко. Кажется. У наших «Крестоносцев» глаз-алмаз, — и подмигнул Рон.

— Хорошо, пойду к Светозару, — легко согласилась она. Как, бывало, соглашалась только с дедушкой. Или Владом… — Я вернусь еще, дядь Слав. Мы с братом как поедем обратно в летние земли, тебя с собой заберем…

И обняла старика, как обняла бы, наверное, маленькая девочка, с доброй душой и открытым сердцем…

…Светозар когда-то мечтал о таком доме. Уютном. Теплом. Таком, куда всегда хочется возвращаться. Много лет назад женская рука принесла в его холостяцкое логово и уют, и тепло… Они счастливо жили с Селин почти пять лет. А потом ее забрало к себе открывшееся Небо. Она долго и медленно угасала от болезни и однажды уснула и не проснулась…

Помнится, тогда семнадцатилетнего вдовца, неподвижно сидящего на могильном камне и напоминающего уже мраморное изваяние, утешал Клот, местный дурачок. Вернее… как это — утешал?.. Скажи самому Клоту об этом — и он переспросит: «Что?»… Мальчишка семи лет тогда просто суетился вокруг неподвижного Светозара и говорил, говорил…

«…дядя Светозар, она не умерла. Я видел, как с неба спустился солнечный лучик и погладил тетю Селин по волосам, а потом забрал с собой. Там очень тепло, наверху, там так хорошо видно, что внизу делается. На островах можно кататься. И прыгать с одного на другой. Она вам сейчас рукой машет, дядя Светозар. А вы тут плачете. Ей очень печально, что вы плачете. Улыбнитесь, зачем ее печалить?..»