Blackfighter - Рассказы

К этому моменту мы уже поднялись выше уровня облаков. Пришлось спуститься вниз. Я задал максимальную скорость, отпустил рукояти и мы помчались на северо-запад, к месту, где находился ближайший проход отсюда.

— Милорд! Нас догоняют!

Обернувшись, я увидел, что за нами летят три платформы. Причем, умея управлять ими лучше меня, аборигены нас настигали, и довольно быстро. Это было очень неприятно. Что же делать?

Прикинув все шансы, я развернул машину назад и помчался навстречу преследователям. Не знаю, чего они ожидали, но только не того, что я промчусь прямо между ними. Поэтому один из них столкнулся с другим, и обе машины криво спланировали на землю. Так… остался один… на время, пока упавшие не поднимутся. Я не знал, когда же они поднимутся, поэтому надо было принимать срочные меры. Я не знал, как же избавиться от последнего преследователя. Потому я просто пошел ему навстречу, прикидывая, выдержит ли машина прямой удар лоб в лоб. Я предпочел думать, что не выдержит. Но к тому времени мы спустились уже довольно низко, и я надеялся, что это закончится не немедленной гибелью. Беспокоило меня только одно — что я не мог опираться на левую ногу.

Догадливый ящер увильнулся от столкновения. Я тут же развернул удивительно послушную платформу и попытался его сбить еще раз. На этот раз все вышло великолепно: я задел его самым краем, тут же взмывая вверх. Последняя машина противника медленно пошла вниз, неловко заваливаясь на противоположную сторону. Я не стал рассматривать, что он будет делать, разворачиваясь в нужном направлении и увеличивая скорость до максимума.

Только оторвавшись от преследования, я смог обернуться. Мейтин лежал на полу, явно без сознания, и лицо его отвратительного бледно-голубого цвета. Что, как минимум, означало сильное кровотечение. Хорошенькие дела — у меня сломана нога, у мальчика какие-то внутренние повреждения. Слишком круто для общения с каким-то паршивыми голыми ящерицами…

Место, где располагался проход, я увидел сразу. Это были две старые колонны, уже наполовину обвалившиеся и замшелые. Между ними располагался проход в иной мир — невидимая грань, открывавшаяся только тем, кто обладал даром ее увидеть. Только вот ситуация была мало подходящей для прохода. Что нас ждет там — можно было узнать, только пройдя туда. А идти туда с больным мальчиком на руках было просто самоубийством. Только оставаться здесь было тоже опасно — я слишком самоуверенно показал ящерицам, куда направляюсь.

Усадив машину на землю, я подполз к мальчику. Моя нога отвратительно ныла. Я положил ладони на предполагаемое место перелома и начал лечение. В той спешке, в которой это приходилось делать, это было настоящей пыткой. Кость, даже подстегиваемая магией, должан заживать два-три дня. Иначе пациент будет испытывать нестерпимую боль… да и для здоровья это опасно. Но выхода у меня не было. И я терпел невыносимое жжение — ногу словно бы поджаривали на углях, стараясь не выть, хотя мне хотелось отгрызть собственные руки. Которые я так и держал на месте раны, пока в глазах не помутилось. Очнувшись, я тут же принялся осматривать Мейтина. Так… кости целы… а вот руки отвратительно ледяные, губы — синие, веко — бледно голубое. О, боги всех миров, помогите мне!

Я начал его лечить — это было еще более сурово, чем мое лечение. Он очнулся — от боли — и я старался не обращать внимания на его отчаянные крики. Мне нужно было быть совершенно безжалостным, чтобы сделать то, чего требовала именно жалость. Жалость и необходимость. Я сумел привести его в норму — но сил избавить его от бли уже не было. Я поднял его на ноги — тычками в спину и уговорами — и мы пошли к колоннам. Не успел я поднять руку для того, чтобы начертить первый знак, как сверху послышался свист летающих машин. Преследователи пожаловали…

Я чертил знак, стараясь не обращать внимания на приближающихся ящериц. И успел — передо мной открылась дверь в темную ночь. Я толкнул туда мальчика и прыгнул сам… в бездонную ледяную воду.

Двое на берегу

Вода, ледяная вода… и ничего вокруг. Ни одной опоры, ни одного намека на то, где же верх. Только холод, от которого сводит мыщцы, только цветные пятна от удушья перед глазами. Гребки одной рукой, ставшее нестерпимо тяжелым тело, повисшее на другой. И неистовое движение куда-то… с надеждой, что все-таки вверх. Сколько это длилось? Не знаю. Знаю только, что ни одно существо иной расы не выдержало бы этого пути. Но мы, Daara Naira, чертовски живучи.

И я вынырнул, и вдохнул воздух нового мира, сплевывая вместе с отвратительно горькой водой проклятья всему сущему. Поддерживая одной рукой на воде мальчика, опять потерявшего сознание, я лег на спину, глядя в новое небо. Беззвездное, густо-изумрудное, застланное темными тучами. Впереди я увидел причудливые очертания суши. Грести и тащить на себе спутника, чей вес едва ли не больше твоего — развлечение не для каждого. Не для меня, в том числе — я бы дорого заплатил, чтобы его избежать. Но я догреб. И дотащил своего спутника. К счастью, прибой был невелик — нас не разбило о камни.

Я с трудом выполз на берег, ползя на четвереньках и таща за руку мальчика. Дотащился ровно до того места, где нас не могло смыть волнами и потерял сознание. Должно быть, надолго — когда я очнулся, далеко за горизонтом занимался рассвет. Бледно-зеленый и тусклый. Тут же меня словно ударило о землю — я забыл о мальчике. Он лежал ровно так же, как я его оставил — если тогда, в машине, он походил на полутруп, то теперь просто казался покойником. Отгоняя страшные мысли, я начал его осматривать. Сердце билось едва-едва. Дыхание было едва уловимым. Когда я оттянул веко, зрачки были сужены в точку и не реагировали на свет зажженного мной маленького шарика. Хуже состояние вообразить было трудно.

Я поднял его на руки, и тут же понял, что не смогу унести подобную тяжесть. Тогда я потащил его, молясь всем богам всех миров, чтобы это не было последней каплей. Чуть поодаль, на берегу, можно было развести костер — валялись выброшенные прибоем обломки деревьев. Я зажег их, достал из непромокающих мешков снаряжения котелок и травы, заварил чай. Поставил палатку и укрыл Мейтина всем, чем было можно. Он по-прежнему не приходил в сознание. Заварив самые сильные травы, я слегка остудил отвар и стал потихоньку вливать его мальчику в рот. Он проглотил часть — это меня немного обнадежило. Я, не переставая, растирал ему руки и ноги — совершенно ледяные. Но он не приходил в себя. Несмотря на все мои усилия. К середине дня его обморок сменился глубоким сном — лихорадочным, неровным, но совершенно непробудным. Он бредил: обрывки фраз, какие-то имена, крики и стоны…