Олег Мазурин - Контуберналис Юлия Цезаря
— Латрункули — это конечно увлекательная игра, но здесь в бане есть нечто более интересное и заманчивое чем эти шашки, клянусь Геркулесом. Хвала Эроту и Купидону, что они позаботились о существовании в этих стенах этого тайного предприятия. О, славный Иван Сальватор, знай, в термах не только можно очистить тело от пыли и грязи, побеседовать о жизни, позаниматься гимнастикой, но и развлечься. При каждом таком заведении есть гетеры. Эдакие земные Этерии и Эриннии. А душа солдата требует массажа, ласки и любви. Надоело мне общаться с потасканными «волчицами» по два асса из лупанариев. Или с девушками на постоялых дворах за восемь. Здесь, правда, дорогие гетеры. Они для избранных и богатых римлян. Но они в сто раз лучше «волчиц», они красавицы. А чем мы не избранные люди Рима? Наш император дал мне хорошие деньги. Тебе — тоже. Ты — вообще его приближенный и любимчик. Теперь ты уже патриций, гражданин Рима. Вскоре Цезарь тоже сделает меня патрицием и введет в сенат. Это моя мечта — побывать в обществе изысканных куртизанок.
Иван смутился.
— Вообще-то я не знаю…
— О, Юпитер, а что тут необходимо знать, организм требует своего. Ты же — мужчина! У тебя есть жена, невеста, подруга? Или на крайний случай постоянная гетера?
— Нет.
— Тогда в чем сомнения, мой славный Сальватор?
— Но…
— Ты хочешь обидеть своего наставника и верного друга?
— Нет, не хочу.
— Так подержи компанию. Клянусь Геркулесом, я все сейчас устрою. Надо всего-навсего найти Давритуса — сутенера. И заплатить ему монеты. Расходы напополам. Потом отдашь после бани.
— Хорошо…
Фабий пошел искать Давритус. Вскоре он пришел донельзя довольный и привел с собой раба-эфиопа.
— Пошли, Иван, все устроено. И уплачено. А это… — центурион кивнул в сторону чернокожего невольника. — Наш провожатый, помощник Давритуса.
Раб, не говоря ни слова, повел клиентов по просторным помещениям терм. В каком-то углу банного лабиринта он нашел потайную дверь и постучал три раза. Дверь ему открыл могучий и бородатый карфагенянин-охранник. Провожатый и клиенты прошли внутрь. Врата в обитель греха и разврата тут же закрылась на засов, и потомок финикийцев встал у них за спиной. Перед троицей возник освященный тусклым светом навесных лампад длинный-предлинный коридор, по обе стороны которого было много дверей. Раб услужливо открыл одну из них. Фабий и Иван зашли и очутились в просторной комнате с мраморным полом. Посередине нее возвышался восьмиугольный помост из мраморных плит. Это подмостки предназначалось для массажа. На стенах апартаментов красовались фривольные фрески. На каждой — соитие между мужчиной и женщиной. В разных позах и с помощью различных видов секса.
В одном углу комнаты стоял стол. На нем — вино, вода, фрукты, сыр, сладости. Возле стола было пристроено длинное ложе с подушками. В противоположном углу помещения располагалось и второе ложе. В апартаментах имелась еще одна комната с размерами поменьше. Она вела в небольшой бассейн. Там находился и кран с водой. В этом помещении света было намного больше. Его давало большое количество свечей из пчелиного воска и бронзовых светильников и канделябров с плошками, куда было налито оливковое масло и вставлено по фитилю. Пол был усыпан лепестками роз, источающих сильный и дурманящий аромат.
Тут вошел толстый господин с одутловатым лицом. Это был грек Давритус — сутенер со стажем. За ним проследовало шесть девушек, одна другой краше. Они выстроились в ряд и скинули свои накидки, представ перед клиентами в своей прекрасной наготе. Сердце у Ивана гулко застучало…
— Выбирай, мой господин, — сказал Ивану восхищенный центурион. — Это нимфы в земной воплощении.
Родин выбрал. Ему понравилась молоденькая девушка похожая на куколку: ангельское личико, длинные кудрявые светлые волосы, собранные в пучок, молочная кожа, розовые губы, щечки. И сложена рабыня просто прекрасно. Иван забыл про все на свете и лишь глядел на обнаженное девичье тело. А Фабию понравилась черноволосая синеокая красавица из Иберии по имени Феста.
Брюнетка и блондинка остались, а остальные жрицы любви ушли вместе с сутенером. Брюнетка и блондинка небрежно прикрылись тонкими тканями, разлили вино по чашам, и возлегли на ложе к своим клиентам.
— Как зовут тебя? — спросил «куколку» Иван.
Гетера улыбнулась.
— Диана. Богиня Луны.
— Это настоящее имя?
— Нет, настоящее имя Веслава.
— Откуда ты, из какой страны?
— Из Фракии.
— Родина Спартака?
— Да. Он наш самый величайший герой. Мы его обожаем.
Они пили, смелись, болтали. В это время, шутя, Фабий сдернул простынь с иберийки…
А Веслава сама скинула ткань и принялась гладить тело контуберналиса.
— Мой славный Иван, пришло время потрудиться моим рукам и размять твое красивое и сильное тело, — нежно проворковала фракийка. — Вон там будет удобнее…
Она указала взглядом на восьмиугольный помост.
Иван снял простынь, закрыл глаза и улегся на живот. Гетера начала растирать и умащивать тело контуберналиса благовонным маслом. Начался умопомрачительный массаж. Какое блаженство! Когда Иван перевернулся на спину, Веслава стала массажировать Родину грудь, а когда дошла до бедер, то…
…Когда центурион и контуберналис вышли из бани, они были на седьмом небе от счастья. Душа Родина пела от впечатлений. А тело пропаренное, умытое, очищенное размятое, ублаженное, пело в унисон с душой.
— Пить вино, мыться, играть в кости, любить гетер, смеяться — это вот жизнь! Жизнь! — веселился верный Фабий. — Слава нашему великому Цезарю за такое существование!
— Точно, слава ему! — вторил ему Иван. — Здорово мы отдохнули!
— Еще бы!
— Скажи, Фабий, а у тебя есть жена или невеста? Или была?..
— Была… невеста. Дочка булочника. Моя соседка. Она живет в моем родном городе Анций. Оттуда я и отправился служить в римскую армию.
— А хороша ли она лицом, фигурой?
— Она бесподобна! Словно Праксифея! Свежа, молода, как утренняя заря, гибкая как виноградная лоза, глаза голубые как море, длинные ресницы, улыбка богини, а грудь — просто спелые персики!
— А как ее зовут?
— Юстиния.
— А отчего она не стала твоей женой, славный Фабий? Не дождалась из военного похода?
— Да нет, Иван Сальватор, мы любили друг друга до безумия, не даст мне солгать Эрот, и она бы стала моей супругой, если бы ни ее отец: он нашел ей хорошую партию в лице старика-ростовщика. Как она ни плакала и ни страдала, но ей пришлось выйти замуж и ублажать темными ночами этого старого Сатира. Бедная девочка! Мне так жаль ее было, а больше — себя. Я просто сходил с ума от горя. Не мог примириться с мыслью, что она больше не моя.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});