Лариса Михайлова - Сверхновая американская фантастика, 1997 № 01-02

На следующем уроке я поймал на себе пристальный взгляд госпожи Кусахары. Похоже, она была в недоумении, словно она повар, а я — тесто, которое отказывалось подходить. Затем я увидел, как она допытывается у секретаря, правильно ли тот сообщил ей дату моего рождения. Значит, я иду по верному следу. Меня прошибла холодная дрожь. Кусахара — крошечная изящная женщина и одевается, как модель из журнала «Вог». Я не привык к тому, чтобы меня пугали красивые куклы.

После занятий я прочел последнюю запись в дневнике госпожи Мори. Таинственные боли вернулись. Бедняге казалось, ей вонзают в печень вязальные спицы. «Мой врач ошибается, — написала она. — Он хочет направить меня к специалисту в Кобе. Он сказал, что моя жизнь висит на волоске.» Я захлопнул дневник. Хватит!

Я поехал прямо в гостиницу к Ишикаве. В вестибюле толпились фермеры из сельскохозяйственного кооператива, приехавшие в город. Некоторые из тех, что постарше, с недоверием относились к кроватям-кораблям; Ишикава объяснял, что качка вдесятеро увеличит наслаждение. Это доказано учеными университета Осаки. Подмигнув, он описал проведенные исследования и высказал предположение, какие области еще требуют изучения. В конце концов он разместил всех.

— Сенсей, когда вы приводить сюда подругу? Я дам вам комнату «Амазонка». Особые расценки.

Возможно, скоро, — сказал я. — меня кое-кто заинтересовал. Но мне необходимо узнать дату ее рождения.

— Разве важно, сколько ей лет? Женщина есть женщина.

Закатив глаза, он причмокнул.

— Я должен узнать.

— Где она жить — вы знаете?

— Конечно.

— Идите в префектуру ее район. Городской архив есть записи — все семьи. Там вы узнаете именно то, что хотеть.

— За мной должок, капитан.

— Да, — ухмыльнулся он.

Префектура открывалась в 9:00. В 9:10 мне уже было известно, что госпожа Кусахара родилась в третий день седьмого месяца 19-го года эры Сёва (по-нашему, 1946). Я всматривался в цифры и иероглифы до тех пор, пока они не впечатались мне в память. Слово «месяц» изображается серпом луны. Одна жизнь прибывает, другая угасает.

В четверг госпожа Кусахара не пришла на занятия. Как и госпожа Мори. Вечером я позвонил госпоже Мори, и та ответила, голосом, бесцветным как дым. Ужасные боли, простонала она. Жуткие боли. Я предложил прийти к ней и устроить урок на дому, чтобы она не отставала от класса, но госпожа Мори отказалась. Она не может принять от меня эту особую любезность, так как она всего лишь ученица, а я — преподаватель, уже преподнесший ей столько замечательных идиом. То, что она могла оставаться заботливой, несмотря на мучения, взбесило меня. Не кладя трубку, я набрал номер госпожи Кусахары.

— Оставьте Мори в покое, — приказал я.

— О чем вы говорите, сенсей?

— Вы понимаете, что я имею в виду. Варанингё, которую вы прибили к балке на втором этаже. Прекратите сейчас же.

— Вы современный человек. Вы не можете верить в эти глупые суеверия.

— Вам что-нибудь говорит дата 3 июля 1946 года?

Она помолчала.

— Для чего вы узнали это?

— А зачем вы узнавали дату моего рождения?

Кусахара рассмеялась.

— Сенсей, вы полны волнующих сюрпризов. Миссионер, который преподавал у нас до вас, был скучным трусишкой. Он полагал, что может обратить меня в христианство. Меня! Приходите ко мне, мы поговорим о множестве интересных вещей.

— Нет. Прекратите мучить Мори. Я требую.

— Достаточно скоро всему этому наступит конец, — промурлыкала Кусахара. — Тогда у нас с вами будут уроки, где я стану преподавать вам.

Дрожащей рукой я бросил трубку.

А потом принялся носиться по квартире, разъяренный и напуганный. Я попытался было медитировать, но не смог сидеть спокойно, поэтому выскочил из дома и несколько часов бродил по ночным улицам, смутно сознавая, где нахожусь, не в силах ни на что решиться. Понимаешь, мне представилось, что вселенная испытывает меня. Пытается завлечь меня на действие, как в свое время демоны искушали Будду. Я знаю, это звучит заносчиво — ибо когда это огромной вселенной было какое дело до мелюзги Генри Дава? — но, дед, я действительно разрывался на части. Все мои чувства говорили: действуй! Берись за магическое оружие и нападай! Но меня сдерживала моя новая философия. Кто я такой, чтобы строить из себя Господа? Начинать новую круговерть справедливости и отмщения? Должно быть, я прошел несколько миль, бушуя, с мыслями, мечущимися словно в урагане.

Из транса я вышел на своей улице, стоя у соседского садика. На скамейке перед домом примостилась неглубокая голубая кадка с крошечной сосной-бонсай. Я смотрел на это жалкое деревце, и вдруг что-то внутри меня оборвалось. Калитка была не заперта, я прокрался в сад и, схватив кадку, утащил ее. Дома я вынес ее на балкон и осторожно снял всю проволоку. Дед, эти ублюдки обмотали крошечное дерево двадцатью футами проволоки. Щедро напоив кадку водой, я расправил сосне ветки и лег спать.

На следующий день я позвонил в школу и сказал, что заболел. Секретарь, ответивший мне, встревожился.

— У вас случайно не желудок болит, нет?

— Нет. А почему вы спрашиваете?

— Перед вами учитель-иностранец начал страдать желудком и вынужден был вернуться домой. Надеюсь, с вами этого не произойдет. Внимательно следите за тем, что едите! У нас очень острые соленья.

— Да-да, соленья. Понятно.

— Кстати, для вас сообщение от госпожи Кусахары.

— Что ей было нужно?

— Она сказала, что сегодня не сможет прийти на урок Она собирается остаться дома и приготовиться к празднованию вашего дня рождения. Не странно ли? Ведь ей известно, что день рождения у вас только в ноябре.

Запихнув все необходимое в рюкзак, я направился в горы. Уже несколько недель я не возвращался в рощу, и мне было любопытно, что сталось с моей ловушкой. С амулетом Дэниела на шее и мыслями Дэниела в голове я подкрался к роще. Укрывшись за большим дубом, растущим футах в сорока от нее, я осторожно высунул голову. Чучело лежало на земле Шесты разбиты в щепы, одежда изодрана. Словно гигантские руки перекрутили лохмотья, выжимая из них все соки. Что-то прошумело вверху, и я распластался на земле Оказалось, это была всего лишь птица, но я пополз прочь, мысленно твердя «Дэниел, Дэниел, Дэниел», точно от этого зависела моя жизнь.

Добравшись до вершины, я направился дальше по гребню. Очень быстро я вспотел. Поросль между деревьями была негустой, но мне приходилось перелезать через стволы поваленных ураганом сосен и кедров. Почвенный слой очень тонкий — корням не за что зацепиться. Тут и там на поверхность сквозь темную землю, как из-под пелены черного снега, проступал белый гранит. Я был похож на Маленькую Элизу, пробирающуюся по фантастическому негативу ландшафта.