Яна Завацкая - Мы будем жить

— Это же чушь, что ты мне рассказывал про нее? Влюбленный бизнесмен…

— Конечно. Она тоже из этого вида, амару. Эти… ловят амару по всему миру. Война, Нико. Жуткая война — межвидовая.

Нико досадливо махнул рукой.

— Ты-то хоть не нес бы этот бред. Это же невозможно просто, Клаус! Биологически невозможно.

— В смысле? — насторожился я, — что невозможно?

— Существование — в наше время! — двух видов людей! Это бред, какие-то жулики… или секта.

Нико встал, подошел к столу, налил воды из графинчика в стакан. Стакан почему-то только один, но мы, наверное, не подеремся.

— Ну-ка, объясни, — потребовал я, забираясь на койку с ногами. Мельком подумал, что нас, конечно, прослушивают. Для того и поместили в одну камеру. Ну пусть — это им будет полезно узнать.

Нико залпом выпил целый стакан воды, сел на койку, обхватив колени руками и начал вещать академическим голосом.

— То, что ты там изложил — это классическая ситуация разделения и обратного слияния одного вида. То есть у нас был некий один вид, предок. Он жил на одной территории, скрещивался и давал плодовитое потомство. Потом по какой-то причине между двумя частями этого вида возник популяционный барьер. Это может быть наводнение, разделившее племена, уход какой-то части племени на новое место. То есть в любом случае изначально у нас получится один вид, разделенный территориально. С этого момента эволюция каждой ветви пошла по своей дороге. Одной, предположим, в Африке, а другой — в Атлантиде. У каждого из этих видов стали накапливаться в генотипе мутации. Например, у одних обезьян возникло моногамное поведение, у других — полигамное. Потом после некоторого времени по какой-то причине популяционный барьер исчез. В нашем случае — Атлантида погибла, группа Б стала жить рядом с группой А и свободно скрещиваться. Тут может быть одно из двух: либо за это время мутации их так изменили, что они скрещиваться не могут. Территориальный барьер дал начало барьеру физиологическому — ну то есть, например, половые органы перестали подходить… количество хромосом изменилось.

— Понятно.

— Но судя по твоему рассказу никакого физиологического барьера не возникло.

— Как я понял, все-таки возник. Потомство амару и урку… словом, у них дети реже рождаются, с трудом.

— Ну незначительный, значит, барьер. Но в природе если две популяции сливаются по территории и начинают активно скрещиваться, они превращаются в одну популяцию. Видишь ли, генетическая информация — это такая штука, она тасуется просто как попало, постоянно рекомбинируется. Уже бы за эти тысячи лет так все перемешалось, что никаких следов первоначального вида бы не осталось.

— Гм, — я задумался. Лег на койку, попробовал закинуть руки за голову, но поморщился от боли. Аккуратно уложил руки вдоль туловища.

— Это интересно, — сказал я наконец, — но теперь смотри — ведь в имата… ну в этих скрытых городах. В Шамбале — там сохранился первоначальный вид амару. Они-то ни с кем не смешивались. У них полная 100 % концентрация генов амару. Поэтому два вида все-таки существуют…

— Ну и много их там, в Шамбале этой…

— Не знаю, — признался я, — но какая разница, пусть немного… ведь теоретически это так — это другой вид!

— Ты их видел сам? — спросил Нико, — этот Анквилла…

Я же еще не сказал им, кто такой Анквилла… да и не стоит.

— Он обычный человек, как мы. Но есть и другие, те, что там жили всегда. По рассказам.

— Ну хорошо, но если они из нашего мира забирают просто людей… эти люди — вовсе не амару. Они — просто люди.

— Подожди-подожди! — запротестовал я, — а как же, например, в генах европейцев нашли 3–4 % неандертальских генов? То есть выходит, их можно отследить как-то?

— А-а, популяционная генетика. Да, определенные маркеры есть. Ну не знаю! Я не специалист вообще-то, — признался Нико, — я ведь врач, а не генетик.

Я подумал вдруг, как нелепа эта ситуация. Мы сидим тут в камере, нас ожидает что-то страшное, может быть, смерть, может быть, хуже смерти, и рассуждаем о каких-то мировых проблемах, о генетике…

— Но, — добавил Нико, — неандертальские гены никак не влияют на поведение. Вообще никак. А маркеры — это бессмысленные последовательности. Что, конечно, не исключает, что определенные участки генокода действительно унаследованы от неандертальцев. Но они не связаны с поведением.

— А гены амару, может быть, и связаны!

— Ну-у… это слишком примитивно, золотце! А почему ты так уверен, что существуют эти разные виды в самом деле?

— Да потому что Анквилла… и эта женщина, Алиса… они правда другие. Другие совсем, чем все, кого я видел.

— Может, все-таки секта, — пробурчал Нико и тоже улегся на свою койку. Через некоторое время он сказал совсем другим голосом.

— Что же теперь с нами-то будет?

Лаккамри, июнь 2011 года, Лориана Рава

Увидев девочек, Лорин сразу поняла — не повезло.

Две девочки-урку были примерно такими, как она ожидала — сидя на лавочке у школы, мутузили друг друга, пихались и хихикали, но когда Лорин приблизилась, постарались сделать вид примерных умниц, начали оправлять подолы платьиц. Зато третья! Третья девица была выше Лорин на голову и толще раза в два. Подростки обычно стесняются полноты, но эту вряд ли что-то могло смутить. Пшеничные волосы забраны в хвост, глаза — как два наэлектризованных сгустка энергии, синие джинсы (редкие среди женщин Марки), белая рубаха навыпуск. Она сидела поодаль от товарок, закинув правую ногу за левую и скрестив руки на груди. Даже не шевельнулась при появлении Лорин.

— Здравствуйте, — Лорин старалась говорить погромче. Ей казалось, что она почти кричит. Ну что ж — на нее по крайней мере отреагировали. Две малышки в платьицах вразнобой поздоровались с легким почтением, словно она была учительницей, девица в джинсах лениво кивнула.

"Они ведь понимают, что я амару?" — вдруг испугалась Лорин. Да, конечно, понимают. Лорин была одета в обычную для имата летнюю одежду из мягкой блестящей ткани сота — таша и легкие штаны с бахромой в швах, на руке — браслет связи, на поясе — "Оса" и электрошокер. Не спутаешь с урку при всем желании. Они не посмеют сделать ей ничего плохого! Нападение на амару для них — табу.

С чего же начать? Лорин в панике метнулась мыслями к урокам Максима и широко, напряженно улыбнулась.

— Меня зовут Лорин. А вас как?

Девочка в красном платье сообщила, что ее зовут Ксюша, вторую, в голубом, звали Тоня. Девица в джинсах перекинула теперь левую ногу через правую и ничего не сказала. Лорин обратилась к ней, стараясь смотреть прямо в глаза — это было невероятно трудно. Сердце Лорин колотилось, как во время силовой тренировки.