Вадим Сафонов - Победитель планеты (двенадцать разрезов времени)

Теперь острова слились в материк. Нити воздуха и земли связывали их. Это был первый, еще не построенный, но открытый телефон, телеграф, которым овладела жизнь. Невероятно расширилось место, занимаемое каждым живым существом, в каждой клеточке которого теперь шла работа, поглощавшая и тратившая в тысячу раз больше энергии, чем ленивая жизнь мезозойских чудовищ.

Жертвам и убийцам приходилось сражаться несравненно острейшим оружием. Расходуя много, они много требовали. И земля однодольных и двудольных цветковых накрывала им стол гораздо сытнее и роскошнее тощей трапезы споровых. Эту пищу надо было уметь взять. И зубы пасущихся в лугах, четверной желудок жвачных, все строение травоядных, зерноядных и плотоядных сделалось самым совершенным прибором для этой цели. Травоядные передавали дары растений хищным, претворив эти дары в ткани своего тела. Так кормили всех леса и травы великой весны.

Но не только ростом, бегом, стройностью и чуткостью была отмечена эта жизнь. Чтобы владеть оружием ее борьбы, был нужен мозг. И впервые он стал в ряду средств самого яростного нападения и самой грозной и упорной защиты. Сильный должен был стать умным. Сквозь темные инстинкты прорывались первые проблески разума. Исполины цветущей земли, те, кого голод вечно гнал за добычей и бросал на других исполинов, стояли высоко по развитию мозга. Это было еще одно их отличие от чудовищных рептилий. Победители жизни самой многообразной, самой цветущей, ускользающей, как ветер, и грозящей с тысячи сторон, они превосходили, по-видимому, сметкой и хитростью современных, более слабых их потомков — млекопитающих, разреженных великим оледенением, как превосходили силой и ловкостью.

Стаи огромных волков вели сложную охоту на чутких антилоп и сторожких трехпалых лошадей, бесшумно обходя их, выставляя дозорных и пугачей, чтобы гнать добычу по ложному следу. Хищники старались не дать травоядным воспользоваться их точным знанием местности. Черепная коробка гигантских тигрообразных была широка. И динотерии с мастодонтами, как после мамонты, умели распорядиться своим хоботом как пращей и как рукой, как удав пользуется своими кольцами и как птица, строящая гнездо, своим клювом. Они знали дороги своих кочевий, и вожаки возвращались в места самых сытых и лакомых пастбищ как раз к тому времени, когда наливались соки, вырастали болотные вкусные травы, укреплялись молодые корни.

В ту пору, не дойдя до Европы, остались жить в Азии огромные и странные животные. Остатки их нашли в Тургайской области и в Индии. Им дали имена индийских богов — браматерий, вишнутерий, индрикотерий, сиватерий. Они были соперниками хоботных. Индрикотерий не уступал ростом динотерию. Он имел слоновьи ноги-колонны, толстую броню и морду носорога, но тело и шея у него были стройнее и напоминали несколько лошадь. Огромный череп сиватерия носил две пары рогов. Они лопатообразно расширялись на вершине, от них шли боковые выросты в роговых чехлах, как у антилоп. По равнинам Индии, у ног гигантов, бродили первые стада быков.

И когда утро озаряло этот мир, показывались обезьяны. Они жили почти по всей земле. Обезьяны с красными задами и лисьими мордами карабкались по камням. Маленькие качались на ветвях.

Одна стояла у группы деревьев, окружавших скалу. Потом она выпрямилась, придерживаясь руками. Она озиралась, и на пояснице ее позвоночник по-человечьи образовал изгиб. Она была ростом с низкорослого мужчину, волосата, длиннорука, широкогруда, с низким лбом на сморщенном лице. Она посмотрела на солнце, подымавшееся над зубчатыми горами.

И внезапно дриопитек запел, как поют сейчас гиббоны. Начавши с низкого ре, он урчаще, полутонами, пробежал хроматическую гамму вверх и вниз. Он пел, покачиваясь, устремив неподвижно глаза.

И оборвал пение. Его уши шевельнулись, нечто послышалось ему на опушке леса, где хитрость и ловкость одни оберегали его жизнь. И, быстро ставя ноги, схватываясь пальцами, он очутился в густом сплетении ветвей, среди кокосов, тяжелых, как камни. Он сорвал один из них и подержал в волосатой руке.

Пронзающий, как сабля

Так оказалась вытесненной фауна примитивных млекопитающих, тяжеловесная фауна амблипод с грузными копытами и креодонтов с зубами кротов и кенгуру. Она разделила судьбу, на которую некогда сама обрекла фауну сумчатых.

В давно прошедшие времена, у рубежа мезозоя, рухнул мост, соединявший Австралию с великой сушей севера. Он разбился на осколки островов, образующих ныне Малайский архипелаг. Сумчатые и еще более древние, чем они, яйцекладущие однопроходные сохранились в Австралии. Этот пятый материк, маленький, как остров, с его эвкалиптовыми лесами и речонками-«криками», наглухо отгородил их от огромного, неспокойного мира.

Там, на великой суше, скрещивались пути сотен тысяч рас. Словно незримые, тугие нити пронизывали всю ее, связывая полярные льды с тяжелым зноем тропиков, пустыни нагорий с плодородными равнинами, леса с саваннами и снежные шапки вулканов с низкими взморьями.

Убежище было пусто, обозримо и гостеприимно открывало свои скупо отмеренные просторы для сумчатых. Они заняли его, состязаясь с однопроходными и с гигантскими нелетающими птицами, сохранившими мозг рептилий.

И как всегда в условиях умеренного, домашнего состязания на свободном месте они породили ветви степные и ветви лесные, древесные и роющие, плотоядные и питающиеся стеблями и листвой, гигантов ростом с буйвола и пигмеев. И каждая ветвь как бы обезьянничала по своему внешнему виду соответственную ветвь высших млекопитающих, развившихся на великой суше уже после ее отделения от Австралии, — настоящих хищных, травоядных, грызущих, лазающих. И несмотря на это внешнее, самостоятельно приобретенное ими сходство, все австралийские ветви оставались сумчатыми, ибо в общем своем развитии им незачем было идти дальше, чем требовала этого их домашняя конкуренция друг с другом.

Теперь, когда пробиты бреши в заборе австралийского питомника и человек вольно и невольно завез туда первых северных млекопитающих, сумчатые быстро вымирают. Сумчатый волк, кенгуру и сумчатая крыса не могут устоять перед собакой и волком, свиньями и лошадьми, кроликами и крысами.

Когда раннетретичная фауна была побеждена на всей земле, остался также один участок, где долго еще ее современники, невредимые, продолжали развиваться. Это Южная Америка.

Правда, ее не сравнить с австралийским заповедником. Она больше, а узкий Панамский перешеек то скрывался под волнами океана, то возникал. Но все же шум внешнего мира в течение миллионов лет только заглушенно доносился сюда.