Мария Галина - Экспедиция

— А эти хотят обменять своих?

— Да, наверное. Но, думаю, никто им никого не обменяет. Их всех завтра должны расстрелять, по-моему.

— Ох ты, Господи, — с тоской сказал Игорь.

А я промолчала. Наверное, человек до последней минуты не верит в то, что его не станет. Думает, это какая-то ошибка. Меня больше заботило, что безумно хотелось поспать, что негде было устроиться поудобней, да и убраться с посторонних глаз некуда. А если нас и вправду всех завтра убьют — как же спать… Мне же нужно насмотреться на все вокруг как следует, на всю жизнь. А у меня глаза сами собой закрываются.

Засов, на который они заперли наружную дверь с той стороны, щелкнул, и в коридор упал размытый четырехугольник света — тень от листвы дрожала на выщербленном паркете. Потом ее заслонили другие тени.

Человек, вошедший в зал, — я говорю о нем одном, хотя при нем были еще двое, с автоматами, но именно что при нем, — был таким обыкновенным… Очки, усталое лицо — казалось странным, что от него зависит моя жизнь, все жизни. Ну почему именно он должен решать, оставаться ли мне в живых, или нет, — ведь я его совсем не знаю…

Он казался абсолютно нормальным, с ним можно было нормально разговаривать, жить в одном доме, случайно сталкиваться в лифте, обсуждать последние новости, жаловаться на соседей сверху, которые вечно чем-то колотят в пол, говорить, что погода для этого времени года стоит необычайно теплая… ну, сами знаете, — все те вещи, о которых говорят между собой доброжелательные, но едва знающие друг друга люди. Может, я ошиблась? Может, он ничего не собирается с нами делать? Люди ведь так себя не ведут, не те люди, что это мне в голову взбрело…

И тут он что-то негромко сказал своим спутникам, и они велели нам подняться. Нас согнали в один угол и начали проверять документы. У всех, разумеется, какие-то документы при себе были, но самые разнородные, а у меня было затрепанное редакторское удостоверение — правда с фотографией и печатью. Проверяющий брезгливо взял его двумя пальцами, протянул тому, в очках.

Тот мельком взглянул на фотографию, негромко спросил:

— Какой округ?

— Юго-Западный, — сказала я и сама поморщилась от заискивающих интонаций своего голоса.

— Ладно, — ответил он. — Пока не надо.

И возвращает мне удостоверение.

А вот у Герки отобрали пропуск, что выдал комендант Лазурного вместе с мандатом, предписывающим оказывать нам всяческое содействие.

Документы — те, что отобрали, — не все, потому что некоторым их бумаги отдали обратно, — один из ребят собрал в стопку и унес. Этот, их главный, вышел за ним. Второй остался.

Они продержали нас так, у стенки, еще с час, правда, разрешили сесть на пол. За моей спиной кто-то тихонько плакал, даже не плакал, так, поскуливал.

Потом оба они вернулись. Нас опять подняли, и человек в очках сказал:

— В ходе последних боевых действий коррумпированная администрация округа взяла в плен группу наших товарищей. В связи с этим мы провели ответную операцию по захвату заложников. Если на протяжении установленного нами срока наши люди нам не будут возвращены, все заложники будут расстреляны. Для начала — выборочно. Наш комитет…

О, Господи, еще какой-то комитет. Он говорил так гладко, так спокойно, что я никак, не могла увязать его тон со смыслом сказанного. Они что же, и вправду будут нас убивать? Выборочно?

— Для начала — каждого десятого…

И тут только я поняла, что он собирается делать это сейчас. Вошли еще двое, с автоматами, он отошел к ним и, повинуясь его негромким распоряжениям, они вывели вперед несколько человек. Поначалу я не испытывала ничего, кроме постыдного облегчения, что эта участь меня миновала. Потом я увидела, что среди них Герка. Мне стало так страшно, что окружающий мир сузился в одну слепящую точку. Я Герку совсем не знала до этой поездки, и мы не очень-то ладили в пути и не слишком-то сблизились за все это время. Но он шел с нами, а сейчас мы ничего не могли сделать. Никто ничего не мог сделать.

Все это было особенно пакостно, потому что наряду с чувством омерзения, гадливости по отношению к себе, я испытывала животный страх. Там, помимо Герки, стояли еще четыре смертника, но это как-то в тот миг вылетело у меня из головы — и от того мне было еще хуже.

Тут я услышала свой собственный голос — дрожащий и до тошноты перепуганный.

— Оставьте его. Он же из Юго-Западного округа. Он тут вообще ни при чем.

Никто не ответил, но один из парней молча ткнул меня прикладом в солнечное сплетение. У меня на миг перехватило дыхание, и я отшатнулась к стене. Потом опять повернулась к тому, в очках.

— Это же гражданское население, — говорю. — Они-то уж совсем ни при чем. Да что же вы тут вытворяете? Вы что, не можете улаживать свои дрязги между собой?

Он пожал плечами и почти любезно ответил:

— Это показательная акция.

К этому времени люди уже опомнились, и поднялся шум. Плач, крики… Кто-то бросился на часового, и ребята пошли наводить порядок, колотя прикладами на все стороны. То ли я тоже попыталась броситься на него, то ли мне это померещилось, и я просто подвернулась под руку, но часовой опять въехал мне прикладом, только на этот раз гораздо сильнее, так, что я молча согнулась пополам и вырубилась. При этом даже с каким-то странным внутренним облегчением, потому что это снимало с меня ответственность за все происходящее. Я вроде бы слышала, как Томас что-то говорит, но потом накатила тьма, и я даже не видела, как их увели.

Очнулась я уже на полу — вернее, на одном из спортивных матов. Под головой у меня лежала свернутая куртка, отчего голова болеть не перестала. Ощупав себя, я поняла, что она перетянута какой-то тряпкой, и тряпка эта уже промокла. Пальцы, когда я на них посмотрела, тоже были в крови. Здорово он меня двинул.

— Ну что, пришла в себя? — негромко спросил Томас.

— Иди к черту, — говорю.

— Я не смог его отбить. Пытался, но не смог.

Если бы я заплакала, мне стало бы легче, но плакать я уже давно разучилась, а проклятая голова адски болела при каждом движении. В убранных решетками окнах стаяли лиловые сумерки и качались голые ветки деревьев. Под потолком горела тусклая лампочка в белом плафоне. Плафон был разбит. Я повернулась лицом вниз и опять вырубилась.

Через какое-то время Томас тронул меня за плечо. Теперь я смогла сесть. Свет они выключили, только из окна на пол падали какие-то блики. Часовых не было — похоже, они просто заперли входные двери и оставили открытой только нижнюю часть этажа со спортзалом. Может, они были там, за дверью… Как ни странно, почти все в зале спали, раскинувшись на матах. А может, и не странно — как еще защититься от этого ужаса?