Александр Смирнов - Свечи

– Да, все спят.

– Я в том смысле, что они находятся на половинном уровне, где мы с тобой можем их навестить. Наши друзья наверняка нескоро закончат свои научные разговоры.

– А куда мы пойдём? – спросила Маша.

– Не знаю. Это тебе виднее.

– Давай навестим философа, – предложила Маша.

– Давай. Ничего страшного, если я пойду в таком виде? – Джон показал на свои римские одежды.

– А что, очень даже оригинально.

– А ты в чём пойдёшь?

– А я ни в чём не пойду, – засмеялась Маша.

– То есть, как это ни в чём? Разве у вас так ходят?

– Во сне – ходят. Хочу посмотреть на то, как он после такого сна будет смотреть на меня в институте.

Преподаватель марксистско-ленинской философии Пётр Петрович Фролов был человеком очень строгих правил. Заметив, к примеру, на пляже девушку, открывшую для загара тела чуть больше, чем было, по мнению Петра Петровича, положено, он плевался, оскорблял её всякими словами и уходил подальше, чтобы глаза не видели этого форменного безобразия. К сексуальным отношениям между мужчиной и женщиной он вообще относился, как к атавизму. Философ считал, что природа, поставив человека на самую вершину развития, просто обязана была предусмотреть другой способ размножения, нежели тот, которым пользуются практически все животные. Поэтому, Пётр Петрович подавлял в себе любые желания подобного рода, считая их низменными и, естественно, полагал проявления подобных чувств ниже собственного достоинства. Даже исполняя свой супружеский долг, он делал это с чувством омерзения и раздражения.

Однако что бы ни считал Пётр Петрович, а природу перехитрить нельзя. И если мужской организм не выполнял то, что ему положено наяву, он всё компенсировал во сне. В этом случае философ ничего не имел против. Это ведь не он поступал так гнусно и мерзко, это природа, явно недостойная такой личности, как он, творила свои бесстыжие делишки. И он, человек с большой буквы, принимал эти делишки, потому что спал, и не мог себя контролировать, а, стало быть, и не имел ко всему этому ни малейшего отношения. А делишки эти Петру Петровичу нравились. Он ждал этих снов и часто вспоминал их наяву, приукрасив и без того великолепные чувства своей фантазией. К сожалению, с каждым годом этих снов становилось всё меньше и меньше.

Закончив читать передовицу газеты «Правда», Пётр Петрович снял очки, посмотрел на уже уснувшую жену, натянул на себя одеяло и выключил настольную лампу.

Сон практически моментально вырвал философа из действительности и перенёс в мир, где не было диалектического материализма и абсолютно всё было разрешено.

Закончив читать свои лекции, Пётр Петрович вышел из института и направился по тенистой алее домой. Под старым дубом он увидел скамейку, на которой сидели девушка и мужчина в странном одеянии. Необычная одежда привлекла внимание Петра Петровича, и он остановился, чтобы рассмотреть мужчину поближе. Туника и сандалии соответствовали, скорее, временам Римской империи, нежели современной моде.

«Актёр», – подумал про себя Пётр Петрович.

– Желаете присесть? – спросил римлянин философа, указывая на скамейку.

Пётр Петрович присел и посмотрел на девушку, которая смотрела вниз, спрятав лицо.

– Вы, наверное, актёры? – спросил философ.

– Нет, я ваша студентка, – ответила девушка и подняла лицо. – Меня зовут Маша.

Философ посмотрел на девушку и сразу же узнал свою ученицу.

– Меня заинтересовала одежда, поэтому я и засмотрелся на вас, – стал объяснять философ римлянину своё поведение.

– А что в ней может заинтересовать? Одежда как одежда.

– Ну, не скажите. Так одевались в древнем Риме. Нынче одежда гораздо удобнее.

– Это почему же она удобнее? Нет ничего лишнего. Кстати, платья у ваших женщин мало чем отличаются от моей одежды.

– Наши женщины всё больше и больше предпочитают носить джинсы, а не платья.

– А как же они в джинсах могут привлекать к себе мужчин?

– Привлекать мужчин? – удивился философ. – А зачем им это надо?

– То есть, как это зачем? – не понял римлянин. – Потому что так задумано самой природой.

Философ хотел сказать, что человек выше этой глупой природы, но в это время подул ветер и задрал платье у Маши, обнажив её стройные ножки.

– Ну как, завлекает? – спросил римлянин.

Пётр Петрович замялся, но слово «нет» не произнёс.

Маша встала со скамейки и одним движением руки совсем сбросила платье.

– Неужели, не завлекает? – опять спросил римлянин.

Философ хотел встать со скамейки, но почувствовал, что не может этого сделать. Маша ловко расстегнула замочек на спине и скинула бюстгальтер. Белоснежная женская грудь, украшенная великолепной родинкой, просто парализовала мужчину.

– Богиня! – вырвалось из уст философа.

– Так чья же одежда лучше? – спросил римлянин.

При этом Маша взялась за трусики и собралась снять их.

– А может быть одежда совсем не нужна? – продолжал римлянин.

Но Пётр Петрович уже не слышал его.

– Машенька, нимфа моя, снимай этот проклятый атавизм! – кричал он.

Маша скинула трусики и вопросительно посмотрела на философа. Тот глотал слюну и не мог вымолвить ни слова.

– Так вы так и собираетесь сидеть в своей удобной одежде? – спросила Маша.

Она отвернулась от Петра Петровича и начала глазами искать платье.

– Машенька, не делай этого! – крикнул философ и торопливо стал раздеваться. Однако огромное количество застёжек не давало это сделать быстро.

– Только не уходи, Машенька! – кричал философ. – Сейчас я сниму эти проклятые брюки!

Однако кроме брюк на кавалере был одет тугой свитер, из которого надо было умудриться вылезти. Философ спустил брюки, но понял, что освободиться от них возможно только после того, как снимешь ботинки, а у них, проклятых, не развязывались шнурки. Маша, между тем, ходила перед ним в костюме Евы и только раззадоривала несчастного мужчину.

– Машенька, солнышко, не уходи! Я сейчас разденусь!

– Так чья же одежда лучше? – язвительно спрашивала Маша.

– Лучше всего совсем без одежды, – отвечал философ, разрывая на ботинках шнурки.

Наконец с одеждой всё было покончено. Мужчина, приняв облик Адама, предстал пред своей Евой. Вдруг счастливое лицо Петра Петровича померкло: то, к чему он стремился, что хотел сделать, сделалось само в самый неподходящий момент.

– Как же это? – не понял философ.

– Во всём виновата одежда, – объяснила Маша. – Вы очень долго возились.

Пётр Петрович обернулся, как бы ища поддержки со стороны, и вдруг увидел римлянина. Тот с увесистой дубиной направлялся к нему.

– Значит, говоришь, Машенька, богиня?! – кричал римлянин почему-то голосом жены. – Я тебе, старый козлина покажу молодую нимфу.