Иар Эльтеррус - Коронация

- Да.

Капитан медленно встал, глядя в холодные глаза воина. Совпадение? Или нет? Если это тот самый Ярослав Мудрый, то все ясно. Росс — тоже Россия. Неважно, где и когда, но Россия. Пусть даже ее колония, забывшая о своих корнях. Это не имеет особого значения.

- Дальше! — выдохнул он.

Ярослава Мудрого сменило изображение другого воина в похожем одеянии.

- Дмитарий Данской, — сообщил искин.

Алексей уже не удивился, он сел на край кровати — ноги не держали — и вытер холодную испарину со лба. Весело получается… Выходит, прав был Виктор? Ох ты ж, Господи… И что теперь делать ему? Он ведь больше не имеет права сказать: «Росс — чужая страна, не моя, поэтому пусть живет, как хочет…» В том–то и дело, что страна — его! От этого никуда не уйти, уж себя–то обманывать не нужно. Присяга, данная Алексеем, распространяется и на Росскую Империю…

Следующим оказался двухметровый детина по имени Петер Кораблестроитель. Не узнать его выкаченные глаза и кошачьи усики было невозможно — Петр, Петр Первый, он же — Великий. Не спутаешь. У капитана поплыло перед глазами, в ушах застучало, дыхание стало хриплым. Следующей на экране возникла Катинка Великая. Ясно, Екатерина. Скорее всего. Затем — Никлас I.

- Ясно, что это не все императоры, — продолжил искин. — Память, по всей видимости, сохранили только о самых выдающихся. Последний из таких — Иосайф Железный. Победитель в великой войне. Какой именно и с кем — осталось неизвестным.

А это еще кто? Алексей уставился на экран, где появился очередной портрет. Когда он понял, кто изображен там, капитану показалось, что на него рухнул потолок. С портрета гневно смотрели хорошо знакомые тигриные глаза товарища Сталина. И в этих глазах явственно читалось: «Что, мальчишка, струсил? А ну–ка быстро взял себя в руки, встал и пошел делать дело!»

- Я же не справлюсь, товарищ Сталин… — Алексей, пошатываясь, встал. — Я не потяну…

Больше доказательств того, что Росс — его родина, не требовалось. Казалось бы, радоваться надо, но так плохо капитан никогда еще себя не чувствовал. В глазах было темно, руки и ноги тряслись, дыхание перехватывало. Неужели ему действительно придется становиться императором?.. Да разве обычный пехотный офицер справится с такой задачей?! Алексей прекрасно понимал, что нет. Да еще и когда страна разорвана на куски. Как ее собирать? Как заставить людей поверить себе? Как повести за собой? А главное — куда их вести? Капитан не знал. Ни опыта ведь, ни образования. Да и возраст всего двадцать два года — мальчишка еще.

Внезапно перед внутренним взором появился приемный отец, Ефим Климко. Он с сочувствием посмотрел на едва не плачущего сына, а затем почти беззвучно сказал:

- Есть такое понятие, сынок, — долг. И неважно, можешь ты или нет, способен ли справиться. Иди и делай, не жалея себя, отдавая все силы и саму душу.

- Я же людей погублю… — простонал Алексей. — Понимаешь, папа? Людей! Живых людей!

- А чтобы не сделать этого, думать надо, а потом только делать, — возразил Ефим. — На то тебе, сынок, голова дадена. Главное — оставайся самим собой, не превращайся в безумного тирана — это самое простое: платить за все чужой кровью.

- Я же ничего не понимаю в государственном управлении… Ну какой из меня император?!

- Уж какой есть. Раз Бог решил взвалить эту ношу именно на тебя — тащи. И не ной. Просто делай свое дело. Насколько сможешь хорошо. Ты — русский офицер. Вспомни о чести.

- Я помню… — глухо сказал Алексей. — Я просто боюсь не справиться…

- Один из древних римлян как–то сказал: «Делай, что должно. Свершится, чему суждено», — грустно усмехнулся Ефим. — Вот и делай. Тем более, что ты теперь за всю Россию в ответе…

Что ж, отец прав. Россия — она везде и всегда Россия, как бы она теперь ни называлась. Алексей давал присягу служить ей. Выходит, родина требует от него такой службы? Капитан сомневался в своей способности стать истинным императором, но вскоре осознал: сейчас он выйдет и скажет всем, что принимает корону. Иначе русский офицер, если у него еще оставалась честь, поступить не мог. А тут еще и устремленный на него требовательный, нечеловеческий взгляд товарища Сталина, которого капитан всегда воспринимал не как секретаря ЦК ВКПБ, а именно как императора. Пусть слишком жестокого порой, даже абсолютно безжалостного, кровавого, но все равно императора, который за шкирку поднял страну на дыбы и заставил ее во всеоружии встретить врага. Как же страшно он смотрит…

Да, раз Росс — та же Россия, только в будущем, то Алексей отвечает за ее судьбу. И обязан вытащить из ямы, в которой она оказалась. Любой ценой вытащить. Капитан снова покосился на портрет и поежился. А затем выпрямился, сцепил зубы и шагнул вперед, к двери.

Император Алексей I принял свою судьбу. Впрочем, нет, Алексей II — первым был отец Петра Великого, Алексей Тишайший. С этого момента ответственность за все в этом мире лежала на нем.

Глава 4

Придя в рубку, Алексей вспомнил о самом важном, что должен сообщить остальным.

- А ведь мы победили, ребята… — с грустной улыбкой сказал он.

- Колы? — удивился Мыкола. — Кого?

- В войне победили. Только что я попросил искина показать мне портреты древних императоров Росса. Одним из них оказался товарищ Сталин…

- Товарищ Сталин?! — пораженно выдохнули бойцы, переглянувшись.

- Именно он, — кивнул Алексей. — Еще искин сказал, что это — император, победивший в великой войне. Потому и говорю, что мы победили!

- Ура!!! — единогласный вопль радости сотряс рубку.

Слишком хорошо бойцы помнили страшную войну, гибель друзей и близких. Помнили, сколько крови пришлось пролить, чтобы сдержать немцев, а затем и потеснить. Значит, все же победили! Да, на это надеялись, об этом мечтали, этого страстно жаждали, но в сорок третьем до победы было еще далеко. Каждый испытывал смутную досаду, что обошлись без него. И одновременно понимал, какой ценой далась не только ему, а всей стране эта победа — сами видели, сами воевали. Да и не только они, все вокруг. Из последних сил советские люди сражались и работали, все отдавая во имя победы — одной на всех. Добились.

Не сразу до бойцов дошло, что значит наличие портрета Сталина в инфохранилище крейсера. А когда дошло, им стало сильно не по себе. Стало больно и страшно. Это что же значит, их родных и близких уже тысячи лет нет в живых? Верить в это не хотелось, такого просто не могло быть…

Мыкола Шелуденко закусил губу, вспоминая мать, младших братьев и сестер, старого одноногого деда и родную хату в Михайловке под Николаевом. Михаил Фельдман с трудом сдерживал слезы, перед глазами стояла комкающая в руках платочек и старающаяся не плакать слишком рано постаревшая мама — такой он ее запомнил на вокзале, уезжая на фронт. Только они вдвоем и выжили из большой и дружной семьи в блокаду. Иван Мурянин опустил голову, его губы раз за разом повторяли имена жены и двух детей, сына пяти и дочери трех лет. Ашот Каспарян растерянно смотрел на Алексея, не в силах поверить, что невеста так и не дождалась его с войны. Проще всего было Виктору Раскосову и Сергею Перкову. Один — странник по мирам, давно привыкший к расставаниям, а второй — детдомовец, у которого никого нет.