Владимир Михайлов - Кольцо Уракары

Выйдя из дежурки, мы, как и полагалось, мимоходом проверили, хорошо ли заперты двери, нормально ли работают сигнальные системы и обзорные камеры, включена ли оборонительная автоматика. Все это входило в наши обязанности. Техника и молектроника оказались в наилучшем порядке, и мы явились пред очи нашего работодателя не чувствуя за собой никакой вины.

Тело в этот достаточно ранний час было облачено не в пижаму и толстый халат из шерстяной пены, как обычно, видимо, Альфред успел уже проводить ночную гостью хотя бы до выхода на улицу (я был убежден, что этот его персональный ход выходил наружу где-то по ту сторону забора, так что никакая охрана ее не засекала), и по этому поводу оделся в удобный дорожный костюм цвета кофе с молоком, стоивший, по моей оценке, не менее трех тысяч галларов, или же десяти тысяч рулей Теллуса. Хозяин удобно располагался на полумесяце (так я враз окрестил один из диванов в его комнате потому, что именно такой формой этот предмет мебели обладал). Недопитая чашка кофе (полупрозрачный фарфор с золотыми орлами и пальмовыми листьями; такой кофейный сервизик стоил моего нынешнего трехмесячного заработка, я это знал точно, поскольку сам закупил себе такой же лет семь тому назад) — итак, чашка эта вместе с содержимым остывала на столике, рядом с серебряным сливочником и такой же сахарницей: в своих вкусах генеральный озеленитель был консервативен. Все это было обычным; но вот бутылка с солнечного цвета пойлом и высокий стаканчик с остатками на дне — это уже выходило за пределы обыденного: соблюдая старинные нормы, Тело до пяти вечера, как правило, спиртного не потребляло. Значит, ночь, посвященная празднику любви перевела стрелку, и хозяин покатился по каким-то новым рельсам. Так что нам следовало ожидать неожиданностей, и вовсе не обязательно самых приятных. Потому что (я установил это, бегло прозондировав его) в его подсознании весьма своеобразно смешались удовлетворение — какая-то неуверенность, желание — и одновременно нежелание совершить какой-то поступок. Доказательства последовали немедленно.

— И у вас, уважаемые доценты, хватает наглости выполнять служебные обязанности в таком виде?

Мы вроде бы были в порядке — по нашему мнению. Но начальство всегда право. Главный озеленитель, как мне показалось, разогревал себя, как мотор с утра; это означало что предстоит выезд; все знали, что хорошо он чувствовал себя только дома, где, кроме нас, была еще куча всякой автоматики, которую при всем желании нельзя было таскать с собой даже в его бронированном агрике. Но на выезд — не наша очередь, мы ведь заканчиваем дежурство, остались какие-то минуты!

— …Вы — застегните пуговицу. На рубашке, я подразумеваю. А когда вы в последний раз чистили ботинки? В минувшем геологическом периоде?

Аргон не стал отвечать — лишь кивнул, как бы давая понять, что принимает упреки к сведению.

— А вы, профессор, чем это от вас несет? Ставили химические эксперименты?

Я, выходит, попал уже в профессора. Продвижение по службе всегда приятно. Нести же от меня могло только «О фриволем» от Фрагонара. Но я решил не уточнять. Наши ответы Телу на самом деле вовсе не требовались.

— Я, кажется, плачу вам достаточно, чтобы вы выглядели по-человечески. Не так ли? И на что только вы тратите деньги? на БОДКу? Моей не хватает, что ли? Мы одновременно покачали головами.

— А теперь, — продолжил он, — приведите, джентльмены, себя в порядок. Потому что через полчаса мы полетим… э-э… подышать свежим воздухом. Давно не были на природе. Вы, мосье химик (это было обращено ко мне, поскольку в нашем паре пилотом был я), — вы проследите, чтобыл агрик был заряжен до предела.

И пояснил, хотя никто от него этого не мог требовать:

— Нервы что-то разгулялись. Лучший способ снять напряжение — подольше побыть на природе. Теснее пообщаться с флорой. Что такое флора — вы, надеюсь, не забыли? Похвально. Природа добра, а вот люди…

Когда он говорил «природа…», в глазах его на миг возникло мечтательное выражение. Известный ботаник, он, видимо, живую природу действительно любил. Людей же, похоже, не идеализировал. Я почувствовал, как мое мнение о нем меняется к лучшему. Пожалуй, разрабатывая эту тему, можно будет и правда сблизиться с ним, чтобы побольше узнать о том, ради чего я и оказался в его доме.

Тем не менее в ответ на его заявление мы чуть помедлили, и это от него не укрылось.

— Есть возражения? Животик болит? Или нужно готовиться к симпозиуму? — Тон его снова стал язвительным.

— Хозяин, наша смена…

— Ваши сменщики сейчас заступят, — это пояснил нам наш шеф, начальник охраны, совсем некстати оказавшийся тут же. — А вы сопроводите хозяина. Договор помните хорошо?

Мы помнили.

— Деньги получите, когда вернемся, — добавил уже хозяин. — За выезд — особо, сверхурочные. А за попытку возражать понесете наказание: поможете загрузить в агрик кое-что из лаборатории. Так что наденьте мантии поверх ваших фракингов.

Последнее слово было его личным вкладом в языкотворчество и выражало крайнюю нелюбовь к ритуальным нарядам. Что же касается денег, то наш хозяин, невзирая на его богатство (или благодаря ему), был плательщиком весьма экономным, и, возможно, откладывая платеж на вечер, исходил из того, что если за день что-то такое случится, то платить деньги будет не за что — и, возможно, некому станет их получать. Не знаю, учитывал ли он и то, что мир мог бы недосчитаться и самого распорядителя кредитов. Думаю, что такие мысли он отгонял подальше. Но мы и на самом деле всегда были готовы закрыть его своими телами — Аргон потому, что давно уже принадлежал к элите этого ремесла, а я себя, как уже сказано, настроил на такой же лад, умения же у меня и без того хватало.

Итак, вот первая беда: зря обругали. И вторая: нагрузили не в очередь. Придется извиняться перед Кларой за крах наших планов.

Но эти две беды можно было пережить без особых затруднений.

Да это и не беды даже. Как говорится — горе не беда.

Мы с Аргоном облачились в длинные халаты и поперлись на пятый этаж — отбывать наказание. Старший садовник и его подручный (по номенклатуре Альфреда, «ассистент») уже приготовили груз, который нам пришлось перетаскивать в багажный отсек агрика, пока еще стоявшего в ангаре на крыше. Я так и не понял, что мы такое носим: плоские пластиковые коробки пятьдесят на пятьдесят, а в высоту не более пяти сантиметров. Увидев их, я облегченно вздохнул: во всяком случае, не надорвемся, если даже будем брать стопками по десять штук. Но коробок было много, и возиться пришлось битый час. По истечении этого времени на крышу выскочили двое наших коллег — новая смена — и занялись проверкой окружающего пространства. Найдя его в порядке — просигналили, и в ангаре возник Альфред с пузатым кейсом в руке и немедленно вскочил в кабину. Я уже собрался сесть на свое место, чтобы вывести машину на открытое пространство и стартовать, но хозяин удержал меня: